МУОС. ЧИСТИЛИЩЕ

Когда обозники вошли на станцию, их со всех сторон окружили центровики. Солдат было человек пятьдесят — видимо, весь штатный вооруженный отряд Октябрьской. У всех в руках взведенные арбалеты, однако по равнодушным лицам и вялым движениям было видно, что это делается больше для порядка, на всякий случай. Видимо, Купчиха в достаточной мере доказала свою подлинность. Из стоявшей неподалеку сторожки вышли Купчиха и Серик — рыжий детина лет двадцати пяти.

Октябрьская выглядела чище и приличней, чем все виденные ими раньше станции. Жилища и другие помещения здесь тоже теснились в два-три этажа, но были собраны из однотипных металлических каркасов, между которыми крепились жестяные, фанерные или полотняные «стенки». Каркасы были ржавыми, а стенки дырявыми, но все-таки геометрическое построение октябрьских «кварталов» создавало иллюзию аккуратности, чистоты и относительного благополучия.

На Октябрьской было необычно для минских станций светло: длинный помост освещали аж шесть ламп. Геотермальная станция Центра давала возможность для такой расточительности.

Жители были одеты в комбинезоны из грубой ткани с нашивками, обозначавшими уровень значимости каждого — от первого до девятого. Облезлые, застиранные цифры определяли их положение в обществе. Первый уровень значимости (УЗ-1) имели только представители Ученого Совета (впрочем, на Октябрьской такие не жили), девятый уровень — мутанты-рабы и приравненные к ним, то есть те, кто не имел здесь никаких прав. Их на станции тоже не было — они не спускались из верхних помещений. Игорь заметил, что цифровые обозначения имелись и на жилищах Октябрьской, что, видимо, определяло степень их комфорта. От уровня значимости зависели размер пайка, качество жилья, объем прав и обязанностей.

Циничная цензовая система, принятая в Центре, впрочем, оказалась довольно функциональной. Кастовая раздробленность была эффективным средством против революций и позволяла хорошо управлять народом, а заманчивая возможность перейти в другой уровень значимости создавала известный стимул для продуктивной работы и получения хорошего образования — провозглашенных критериев, которые позволяли доказать свой УЗ. Хотя для последних двух уровней такие перспективы не открывались: переместиться дальше восьмого они не могли. Да и для других слоев основным способом продвижения являлись не трудовые успехи, а мзда инспекторам.

Жители прочих районов Муоса, кроме мутантов, ленточников и диггеров, для центровиков были заведомо УЗ-7, и лишь тот, кто закончил Университет Центра, имел уровень, присвоенный после выпускных экзаменов.

Все это шептала Светлана Радисту, пока они топтались под присмотром военных, обозначенных цифрами «6» и «5». Радист рассеянно спросил:

— А у тебя какой уровень?

— У меня — УЗ-3. Более высокого внешним не присваивают. Но для партизан эти уровни все равно ничего не значат…

Игорь внимательно посмотрел на Светлану. Он давно понял, что она очень умная и способная девушка. Видимо, это оценили и центровики, поэтому предложили ей учиться, а по результатам экзаменов присвоили такой высокий уровень.

— А зачем они учат партизан?

— Ну, во-первых, здесь могут учиться не только партизаны, но и нейтралы, светлые диггеры и прочие. Во-вторых, это совсем не бесплатно. За обучение одного специалиста партизаны — не смейся! — отдают по две свиньи в год. В-третьих, Центру нужны союзники, да и в торговле с нами они заинтересованы. Ведь мы поставляем сюда свинину, кожи, велосипедные механизмы, полотно из леса… Мы им нужны, поэтому они нас и обучают.

— А чего мы ждем сейчас?

— Тут свои тонкости. Главный администратор станции, как и я, имеет УЗ-3. Ему доложили о нашем появлении, но он точно посчитает ниже своего достоинства принять нас лично. Он поручил пообщаться с нами какому-нибудь помощнику из числа администраторов четвертого-пятого уровня. Тот, в свою очередь, тоже не спешит встретиться с нижайшими седьмого уровня, то есть с нами. Одновременно он демонстрирует свою занятость, а значит, высокую значимость. Думаю, мы протопчемся здесь не меньше часа, прежде чем нас пригласят для беседы.

Они прождали полтора часа, после чего к ним подошел мужичок с шестеркой на рубахе, который важно объявил:

— Вас приглашает администратор пятого уровня Аркадий Аркадьевич. Оставьте здесь оружие.

Светлана и Расанов ушли. Дехтер тоже хотел идти, но Светлана отговорила его, сказав, что из-за маски капитана у них могут возникнуть неприятности: администратор либо посчитает неснятую маску неуважением, либо, еще хуже, сочтет Дехтера мутантом или ущербным. Тогда его по местным законам должны арестовать, нарисовать на нем восьмерку или девятку (как повезет) и отправить в верхний лагерь. Дехтер, выругавшись и сверкнув глазами, остался.

«Послы» вернулись через несколько минут. Расанов недовольно бубнил что-то, а Светлана насмешливо на него поглядывала. Радист спросил:

— Что там?

— Да, как я и предполагала, Их Значимость не заинтересовался нами. Расанов распинался ему о цели нашего похода, спрашивал про приемник, а тот делал вид, что внимательно читает важную бумагу, даже глаз не поднял. Единственное, что мы от него услышали в конце: «Свободны». — Светлана передразнила администратора, изобразив презрительно-усталый тон.

— И что?

— Да тут всегда так. Мы с ним учились вместе, он знает, какой у меня УЗ, и завидует. Формально, если на мне не нарисована цифра, он не обязан соблюдать субординацию. Вот он и потешил себя, указал нам место. Хотел бы взять мзду, да боится: а вдруг у меня остались связи в Центре и я доложу. Его тогда, в лучшем случае, понизят до седьмого уровня, а в худшем — и девятый можно схлопотать.

— Ты ведь говорила, что на восьмом-девятом только мутанты.

— Кроме них еще инвалиды, больные, ущербные. Если кто-то совершит преступление, ему, к примеру, прилюдно отрежут язык или выколют глаз — вот вам и основание приравнять его к неполноценным, а значит, присвоить восьмой-девятый уровень. Да и УЗ-7 — это группа риска. Они ночуют внизу, но работа их, главным образом, связана с верхними помещениями или выходами на поверхность. А значит, они быстро теряют здоровье. Если УЗ-7 приболеет или не выполнит норму, ему могут запретить ночевку внизу — и тогда седьмой уровень уже ничем не отличается от восьмого-девятого. Администраторам все равно, будет это больной сорокалетний мужик или двенадцатилетняя девочка, случайно подвернувшая ногу.

Когда в верхних помещениях не хватает рабочих рук, устраиваются чистки. Составляют список «неподтвердивших свой уровень значимости» из числа неугодных и отдают его военным. А те идут по списку, выдергивают «шестых» и «седьмых» прямо из дома и тянут наверх, где передают мутантам-надсмотрщикам. Тут уж пощады ждать не приходится. Мутанты, которые, по определению, ограничены восьмым уровнем, ненавидят нормалов.

— Дикость какая-то…

— Эту дикость они называют научной упорядоченностью и оптимизацией. Партизаны не захотели мириться с этой системой и отошли от Центра. У нас голоднее, в верхних лагерях больше народу, жизнь короче, зато больше свободы.

— Почему же люди терпят все это?

— А куда им деваться? Лет пять назад на станции Институт Культуры шестые-седьмые уровни подняли бунт, а восьмые-девятые в верхних помещениях его поддержали. Свою станцию они объявили Незалежнай Камунай. [9] Продержались две недели. Потом восстание подавили, и все население — от мала до велика, даже администраторов, которые его допустили, искалечили и распределили по верхним помещениям. А на Институт Культуры пустили переселенцев с других станций, бункеров и убежищ. После этого восстаний не было. Ну, случаются мелкие протесты, когда из семьи забирают родившегося ребенка с отклонениями или кого-нибудь приболевшего. Однако любое возмущение — и ты оказываешься на два-три уровня ниже. Приходится терпеть.

9

Независимой Коммуной (бел.).