Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.

Некоторые знакомые пришли торговать. Они раскладывали свой товар и спрашивали о моем самочувствии:

– Осколки достали?

Мама просила допродать наш товар, тот, что мы не растеряли до конца, чтобы он не пропал. Но люди боялись и не согласились.

– Сильное воровство, – объяснили они. И рассказали очень подробно о том, что было после взрыва:

– Двенадцать человек расстреляли прямо на месте из-за хищений! Мародеры лазили и днем, и по ночам! Забирали с убитых вещи, золото и плащи, обувь, одежду, косметику. Это делали под видом поиска пропавших членов семей. Некоторые приходили воровать с детьми! Папа с ребенком “искал” маму. А мама с другим отпрыском “искала” отца. Не сразу дежурные-чеченцы поняли эти хитрости. Начали проверять документы. Многие из числа раненых были обкрадены!

Одного знакомого ранило в грудь, и он крикнул, падая от боли: “Помогите!” А пробегающая мимо женщина выхватила у него сумку с кошельком. Другая наша соседка по рынку отличилась невиданной храбростью. Сама она русская, светленькая и торговала недалеко от нас, в параллельном ряду. После взрыва ракеты она на руках тащила раненую чеченку, а в это самое время воришки украли весь ее товар. Но она нисколько не жалеет об этом. Я с ней говорила. Она – молодец!

Сейчас рынок стал маленьким. Утром всего два ряда. Столы расставили вдоль проспекта Мира. Люди решили – здесь кафе, парикмахерские, жилые подъезды. Можно успеть в укрытие. Увидев меня с палкой-клюкой, прохожие и торговцы шутили: “Молоденькая бабушка!” Все желали быстрейшего выздоровления.

Репродуктор в районе проспекта Мира, который летом звучал музыкой, повторял одно и то же: “500 человек пропали без вести. Около 1000 человек раненых. Учета людей, вывезенных в села и в сельские медпункты, нет”.

Мы расплакались, узнав, что в киоске для продажи конфет погибла девочка – моя ровесница. Ее старшая сестра и ее мама ранены! Убита соседка по рынку Роза, продававшая капусту на восьмом месяце беременности. У нее остались сиротами семь детей.

Заплаканные, мы купили хлеб, поехали домой. В автобусе ревели не мы одни. Пришли. Разогрели чай. Почти сразу явился Аладдин. Говорить не хотелось. Он сказал, что был у сестры. Говорил с ней обо мне. Сестра пообещала сделать мне подарки. Пересмотреть те платья и халаты, что купила себе недавно, летом.

Аладдин стал прощаться. Неожиданно моей растерянной маме он успел вложить в руки конверт:

– На операцию и на лекарства, – сказал он. – Или на питание, на крайний случай.

– Мы вернем! – крикнула я, когда он выходил.

Нам было стыдно. Понимали, что брать у малознакомого человека деньги нехорошо. Но выхода у нас не было. Без денег не лечат. В конверте оказалось 200 рублей!

Аладдин попросил меня, чтобы я называла его “старшим братом”. Мне понравилось, я согласилась.

Вечером, совсем поздно, пришла тетя Кусум – мать Дауда. Она подарила мне черную юбку с красивыми карманами. Мы хотели оставить гостью у себя, так как на улице было темно. Но тетя Кусум заявила:

– Кроме Бога я ничего не боюсь!

Рассказала:

– Днем бомбили в центре. Снова есть погибшие.

Вовремя мы ушли!

Еще Кусум сказала, что решила держаться рядом с Даудом, а своего младшего сына она оставит у родных. Ее старший сын ей особенно дорог. Вторая попытка увезти его не удалась! Даже Москва и обучение в столичном вузе не соблазнили его. Дауд заявил, что он все равно сбежит к своим друзьям! В случае насилия над его волей и над личным его решением он навсегда забудет о семье.

После ухода тети Кусум в нашу дверь постучала Фатима, та женщина, у которой умер маленький сын. Она принесла нам вкусный суп, на помин его души.

Сейчас канонада. Мама ушла за водой. Я сижу и глажу кота Чипса.

Надеюсь снова увидеть Аладдина.

Царевна Патошка-Будур

27.10.

Утром настроение подняла тетя Марьям. Она опять с нами. С ней мама дружит с первого дня проживания в этом доме, с декабря 1986 года. Марьям расцеловала меня, пообещала:

– Ты очень скоро поправишься! Только немного потерпи!

Она подарила мне головной платок, кремовый с нежной каймой. Пудру! Мы вместе позавтракали. Марьям предупредила, что вывезет часть своих вещей в Ингушетию. А рядом с нами, на первом этаже, поселит семью из дома напротив. Мы будем не одни! А если найдет возможность, то приедет сама или пришлет за мной и за моей мамой кого-то из своих сестер. Поможет нам выехать!

Днем мы прокатились в больницу № 4. Снова зря. Электричества нет, а дизель украли. Рентген мне не сделали. Возил сосед Резван. Столько денег и времени потеряли, а толку нет! Маленький осколок прорезал кожу, вышел сам. Мне советуют делать компрессы из теста с медом. Оказывается, у меня мелкие осколки, а не порезы! Мы насчитали 15 штук, всюду, где нашли что-то твердое под кожей. А шестнадцатый осколок – глубоко. Он большой и рядом с костью в ноге. Этот – хуже всех! Он перемещается. Блуждая внутри, режет мою ногу! От него самая сильная боль.

К нам заглянула соседка – тетя Варя из дома напротив. Она с тремя сыновьями и со своей пожилой мамой жила у нас в Первую войну. Тогда мне было 9 лет. Я тайно симпатизировала ее сыну – Мансуру.

Кстати, мы заделали деревяшками часть окна – на случай осколков. Ко мне приходила маленькая дочь Золины, играть.

Поля

28.10.

Мама ходила к дальним колодцам за водой. У нас очень холодно. Сегодня она собралась на рынок. Решила поторговать до обеда и купить еду. Наши запасы кончились. А газеты устареют и пропадут. Опять потеряем, вместо того чтобы заработать! Мы быстренько позавтракали, сложили в два нетяжелых пакета журналы и газеты. Хотя кому они теперь нужны? Мама – наивный человек!

И тут начался ужасный обстрел! Загрохотало! Как раз в стороне центра города и рынка! Небо там мгновенно стало красным от пожара. Маме моей – по фигу. Говорит:

– Ерунда!

А тут бежит Аза, соседка, и кричит:

– Рынок бомбят! Попали в рынок!

Потом навстречу побежала какая-то женщина с соленой капустой в ведре. Плачет и сама себе бормочет:

– Опять все в крови! Все разбомбили! Рынок горит!

Мама ее остановила, дала воды. Женщина отдышалась в нашем подъезде, стала рассказывать:

– Не орудия это. Самолет! Бомбил рынок! Убитых много! Он попал туда, где угол Дома моды, где женщины хлебом торгуют!

Она ушла, плача. Мама спохватилась:

– Активизируются! Мы – без еды! В нашем районе пока тихо! Давай сходим на базар “Березка”. Возьмем продукты. Те, которые дешевле: макароны, картофель, хлеб, тебе – бинты. Вдруг развоюются? Совсем не выйти будет.

Мама очень упрямая.

Я быстренько собралась. Страшную клюку не взяла. Дорога недальняя. Пошла, опираясь на маму. Мы благополучно миновали свой двор. Перешли дорогу. Обогнули Зеленый детский сад. И стали двигаться по большому чужому двору. Тут загудели самолеты! Раздались первые разрывы бомб. Мы бросились в частный сектор, через дорогу. Нашли подвал, но маленький. Пять человек уже стояли в нем, прижавшись, друг к другу. Войти некуда.

Назад! В подъезд жилого дома! Хорошо, он не закрыт изнутри. Присели в углу, под чужой дверью. Взрыв! Еще взрыв! Закричал мужчина в доме напротив. Загорелись верхние этажи. Другой мужской голос уговаривал раненого:“Потерпи! Потерпи! Сейчас перевяжу. Улетят – отвезу в больницу”, но раненый орал не своим голосом. Видимо, было очень больно!

Самолеты сместились в сторону частного сектора и стали бросать бомбы туда. Мы вышли на улицу. Дом справа от нас стоял без угла. Из-под его крыши валил черный дым.