Муравейник

* * *

Молчит мое поколение. Видно, мучат его сомнения: а не рано ли начинать нам? Но проплыли по небу звезды и не рано уже, а поздно танцевать на судьбы канате.

* * *

Я жил в нескучную эпоху и ей внимал, и разделял тревоги, и, как ишак в чертополохе, я обонял ее цветов характер строгий.

* * *

Я на свое взираю поколенье с невольным чувством изумления: и это все, что мы смогли, свершили, и с полным правом движемся к могиле? Неужто юности далекие мечты на пробу вышли гимном пустоты?

Первое мая

Чахлые демонстрации собирают остатки моего детства под реющим флагом Великой Державы — миловал Бог, оставшейся в прошлом. В сущности, краткий для Истории миг, но пройденный дьявольским шагом, и не вытащишь из кавычек обычное слово «срок».

САМОВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СТИХИ

За то меня жизнь жучила, что не хотел походить на чучело, равно со всеми в строй. На то душа меня мучила и вьюк верблюжий навьючила, чтобы встал перед ней — герой. И судьба меня перекручивала, и мотыгой своей окучивала, из окопа бросала в бой. И то, что из меня выросло, не знаю, по чьему замыслу, медной звенит трубой.

* * *

Мысленные взоры человека обнимают разные предметы, каждого по вкусу и влечению. Булка привлекает хлебопека, а меня — растаявшие лета, где ищу я смысл или значение.

* * *

Размышления и сомнения в ариаднину мысль сплелись, и дорогою, мне не знакомой, через вехи смертей и рождений устремляясь усердно ввысь бездонной пропасти близ, я судьбою иду влекомый.

* * *

Человек выражает себя, наблюдая весеннее небо, созерцая тона облаков, освещенных лучами восходящего солнца над розовым снегом, постигая Божественный замысел первоначальный.

* * *

Я не спешу себя представить миру. раздеться и пройти по свету нагишом, крича: вот я! вот я! — ликующим народам. Неторопливо я настраиваю лиру, довольствуюсь укромным шалашом и наблюдаю Вседержителя природу.

* * *

За положенными мне пределами мысль моя невозбранно скитается презирая оковы граничные, но из путешествия смелого обязательно возвращается на круги, для меня привычные.

* * *

Родному языку не чуждые гармонии творю по мере сил и разумения, ищу земли и неба понимания. Неяркое пятно на общем фоне я, владычествуют надо мной сомнения, а отличает качество старания.

* * *

Языка усердная штудия — мое основное занятие; скребу по родным сусекам, играю словами трудными, чтобы читатель понятливый делался человеком.

* * *

Вторая родина мне улыбнулась краше первой (хоть жаловаться на судьбу мне не пристало), во глубине лесов объяла покрывалом, не обозримым по своим размерам; и посреди тайги, под кронами сосновыми я вьюги и пурги овладевал основами.

* * *

В прошлом не находится опоры. Старый друг вперед не повезет. Преступая юность, наступает зрелость. Но вечерами задвигаю шторы, не стремлюсь в неведомый поход и пою, что в молодости пелось.

* * *

Добрые мои учителя обучали меня, в сущности, зря: все, что я в жизни постиг, приходило помимо них. Злые же мои учителя изводили меня тоже зазря: все, чего я в жизни достиг, пришло, несмотря на них. И теперь, на своих двоих, я не помню ни тех, ни других.

* * *

Подлежащее и сказуемое, не подвластны уму моему они, отзываются в теле трепетом; и к наречию с деепричастием ей же Богу, совсем не причастен я грамматически детским лепетом. Я пишу стихи по наитию своему сообразно развитию, озабочен своими мыслями, чтобы были они не случайными, чтобы ясно они прозвучали бы, и мозги бы мои почистили.

* * *

Мои юношеские опыты звучали совсем не шепотом — скорее, орлиным клекотом. Годы скромности мне прибавили: неудачи слагали штабелем, самомнению не потрафили. И пою теперь тихим голосом, не вершины ценю, а полости, и спокойствие паче гордости.

* * *

Разговоры с собой молчаливо веду вечерами, когда шум утихает дневной в одинокой моей голове, и сияние Цели не столь утомляет глаза, а контуры Смысла мешаются с ясными снами где небо со снегом соперничает в синеве, а в глазах у любимой светится бирюза.

* * *

Сбежали ручьи по проталинам, наполнили озеро снежное журчанием переливчатым. Песня моя печальная, дума моя безбрежная, а судьба половинчата.

* * *

Данный от Бога мир не устроил меня. Другой я построил сам, но не ужился в нем. Куда мне идти теперь, где разыскать коня, как напоить его, дышащего огнем?

* * *