Мустанг и Чика

— Где-то слышал про вас, — задумчиво проговорил композитор.

Переключившись на певицу, он сказал:

— Алла, если песня не будет должным образом подготовлена, то я отзову право на ее исполнение, даже рискуя навсегда поссориться с Пашей Слободкиным. С чем ты тогда поедешь в Болгарию?

Я сразу просек, что речь касалась предстоящего конкурса «Золотой Орфей» и невинно вклинился в разговор:

— А разве вы не подобрали песню из репертуара болгарских композиторов по моему совету?

Композитор хмыкнул:

— Так вот кто раздает советы лауреатам всесоюзных конкурсов!

Я состроил обиженную моську и произнес:

— Зря вы так, Алексей Сергеевич. У вас есть чудесные, не побоюсь сказать, грандовые песни. Но Алле нужно не просто участвовать, а выигрывать. Только признание болгарской публики обеспечит ей это.

— Устами младенцев глаголет истина, — высказалась Алла все с той же полуулыбкой.

— Хочешь сказать, что у моей песни нет потенциала? — вдруг обиделся Мажуков, — Тогда бери этого младенца и готовь к конкурсу все, что хочешь. А я поеду в Москву.

— Леш, не порть мне чудесный вечер. Давай, завтра поругаемся. А ты ставь свои бутылки и садись.

Это она уже ко мне обращалась. Композитор успокоился, но посидел с нами совсем немного и ушел, сославшись на усталость.

— Чудесный человек, очень умный, одаренный, немного капризный…, - проговорила Алла, глядя вслед уходящего Алексея и потягивая вино из бокала, — Только не выстрелит его песня в Болгарии, как ее не переделывай. Нужно что-то другое. Твой совет тоже не сработал. Паша Слободкин по моей просьбе притащил все болгарские записи. Есть кое-что, но не по мне.

— Они здесь, в смысле, записи? — поинтересовался я.

— Здесь, конечно. Паша с ребятами сейчас на концертах, а я с Лешей и звукооператором тут торчу. Не хотел бы мне помочь? — плавно подвела к цели разговора певица.

Большие изумрудные глаза вопросительно уставились на меня.

— Песню подобрать? Отчего же не помочь. Только тебе это будет не бесплатно.

Тень беспокойства промелькнула на ее лице и завершилась бархатной полуулыбкой:

— Думаю, что об оплате твоих услуг мы сможем договориться.

— Оплатой будет твое участие в концерте для моих друзей в эту пятницу. Все равно тебе же в ближайшее время не выступать, как я слышал.

— В пятницу как раз «Ребята» приедут. Ваш Шумилов договорился с Пашей о нашем выступлении на этот день вечером. Так что, ничего не могу обещать.

Я отмолчался, занятый поглощением пива. Подумалось, что не стоит напрягать эту женщину. Ее малоизвестность вполне заслужена, если проштудировать репертуар. Голос, фактура великолепные, а песни скучные, маловыразительные. Она на данное время больше соответствовала имиджу фольк-певицы, помеси Зыкиной с Руслановой. Даже в некоторых фильмах, в которых она исполняла песни за кадром, ее не всегда обозначали в титрах.

Чего у нее не отнять, так это стремление к поиску себя. Умению включать обаяние на всю мощность, когда этого требуют обстоятельства. Вцепляться мертвой хваткой в нужного человека и добиваться необходимого итога. Эти плюсы были для нее же и минусом. К тому же, она явно считала меня гораздо старше своего возраста.

— Я поговорю с Пашей. У меня только две сольные песни. Перебьются. Я согласна на твои условия, — отвлек меня голос Аллы после заметно продолжительного раздумья.

— Хорошо. Давай встретимся завтра с десяти утра, — предложил я.

Алла попрощалась со мной и покинула ресторан. Я же вернулся к своим. Шумиловский столик не оскудевал пивным изобилием и упившимися рожами вокруг, к которым присоединилась еще одна тощая и не менее наглая морда. Но это был еще не я. На моем месте восседал Вовка и о чем-то вещал своим большим ртом. В его жестикуляциях угадывались элементы брейк-данса. Ну, что же он за человек такой? Лечение его видимо придется перенести на другой день. От пива голова очень тяжелая и на подушку просится.

К ребятам за вечер много раз подходили незнакомые люди и говорили теплые слова, просили автограф. Зацепили, значит, выступления этой рок-группы обычных людей. Стоит поговорить с Поздняковым насчет раскрутки ребят с учетом их полуподпольного статуса. До гастролей полноценного виа «Березовая роща» еще жить да жить, как говаривал летевший вниз головой с восемнадцатого этажа мужик.

Чем окончились пивная вечеринка в ресторане, помнилось с трудом. Вместо Шумилова на его месте нарисовался какой-то улыбчивый лысоватый череп, а вместо бутылок Хейнекена, наше Жигулевское. Кажется, мы там еще хором попели своими пьяными рожами песенки из репертуара Токарева, причем «Тетя Хая» получилась в версии Аркаши Северного. Подлый гад Вовка, сидя рядом, чуть не контузил меня своими воплями. Реально ухи свернулись и собрались облетать. Пришлось сунуть ему кулаком между ребер, чтобы заткнулся.

Какие-то бабы вдруг образовались возле музыкантов. Я окинул окрестности мутным взглядом — около меня почему-то баб не наблюдалось. В игнор пустили, цуки! Вовка только чего-то все горестно вздыхал и сердито на меня посматривал. Когда я, спустя некоторое время, снова надумал посмотреть вокруг, то баб уже не было. Исчезли также и музыкантов с черепом. Только верный гад Вовка лежал лицом промеж бутылок и похрюкивал.

Очнулся я в незнакомом помещении в одной кровати с охальным гадом. Поселивший нас, соблазнившись нашими тощими телами, сэкономил на размещении. Но он не учел способностей Вована во сне занимать максимальный объем, раскидывая куда попало свои клешни и копыта. Кто-то нас раздел до трусов, а одежду аккуратно разложил по стульям. По обстановке угадывался номер в доме отдыха. На другой кровати аппетитно похрапывала морда технического парня из коллектива машинистов.

Сбросив с себя вовкины конечности, я побрел в ванную умываться. С трудом узнал себя в зеркале из-за опухшей рожи. Подумал, что снова какие-то трансформации начались. Блин, часы показывали начало одиннадцатого. Кинулся срочно одеваться и скакать в ДКС, к Алле на репетицию.

Нужную дверь нашел по номеру, но можно было и по характерному голосу певицы. Судя по надписи на табличке, студия принадлежала детскому хору «Ручеек». В уютном просторном помещении с большими окнами, занавешенными белоснежной тюлью и синими шторами с бахромой, располагался рояль и расставленные в беспорядке деревянные стулья. На стоящих у стены столах угадывался подключенный японец Шарп, проигрыватель виниловых пластинок в виде забавного чемоданчика и еще вроде бы гедеэровская органола Вермона, возле которой суетился худощавый парень в простой вязанной жакетке и джинсах. Женщина чуть старше певицы стояла возле другого стола и рылась в коробке с бобинами. Будущая звезда сидела в расслабленной позе возле рояля, за которым сурово поблескивал своими очками композитор Мажуков. Поодаль, ближе к окну, сидел еще один обладатель очков и загадочной внешности.

— Опаздываем! — буркнула Алла.

— Извините! — жалобно мявкнул я.

— Ладно, я позже придумаю тебе наказание, а пока куда-нибудь садись, — решила певица.

Настроение у всех было хуже некуда. Коллектив мучился над песней болгарского композитора Ангела Заберского «Я вновь хочу увидеть Ленинград». Мажуков чувствовал неудобство от моего присутствия.

— Аллочка, может быть, ты зрителей в другой раз позовешь? — предложил он.

— Алексей, успокойся. Павлик нам не помешает, наоборот, что-нибудь подскажет…