Музей богов

Некоторое время мы ни о чем не говорили, а просто молча шли какими-то коридорами и переходами. Через какой-то незаметный боковой выход покинули библиотеку и оказались на улице у автостоянки.

— Кстати, — совсем некстати спросил искусствовед, — вы знаете первое имя моей сестры? То, что было дано при рождении?

— Ольга… как у моей бывшей жены.

— Значит, знаете. А что подвигло к ее профессии?

— Она, по ее собственным рассказам, чем-то опасно заболела, едва не померла, но внезапно выздоровела. Это сильно изменило ее характер, образ жизни и взгляд на мир. Потом, вроде бы сразу после этого события, у нее прорезались разные экстрасенсорные способности.

— Ага, тоже знаете. Извините за эту маленькую проверку, просто такие вещи она никому обычно не рассказывает. В курсе только действительно близкие друзья. Те, что болтать не любят. Зато о вас она немного говорила, объяснила, что доверять вам можно, и попросила помочь. Такое редко когда случается, обычно никому не верит, — специфика ремесла. Может, сразу перейдем «на ты»?

Чувствовалось, что за сестру он кого угодно на части порвет. Его спокойная, уверенная манера разговора импонировала и вызывала невольное доверие. Только вот обедает в «ресторанчике». Я прекрасно знал этот «ресторанчик», а также размеры зарплат коллег моего собеседника, поэтому насторожился. Машина у Степана оказалась тоже вполне ничего: cветло-серый хендай-солярис прошлого года. Я кратко пояснил, что хотел поговорить с его бабушкой, на что Степан молча кивнул. Как оказалось, он хорошо подготовился к встрече и уже обо всем договорился.

— Там у них строгий режим, поэтому о визитах принято предупреждать заранее. Я на сегодня записался, на вторую половину дня. У нас еще масса времени до прекращения посещений, так что успеваем спокойно пообедать. Тут ехать вообще ничего, можно было и пешком дойти, просто машину лучше в другое место переставить.

Несмотря на мой вопросительный взгляд, искусствовед так и не пояснил, почему лучше переставить, а ехать оказалось действительно мало — метров триста. Потом я объяснил, что именно хочу узнать у его бабушки. Степан ничего не сказал, молча кивнул в знак согласия.

Уже сидя за столиком, мы заказали три вида пиццы, салат и по бокалу красного виноградного сока. Надо бы столового вина, но Степан был за рулем, а я — так, за компанию. Выбор был очевиден и, как мне показалось, очень удачен. Но потом, когда официант принес заказ, первое, что пришло в голову: — что-то не то! Я даже принялся спорить, потому как в моем привычном понимании то, что принесли, было скорее домашним дрожжевым пирогом, но никак не пиццей. В общем, обед был немного испорчен, потому как на вкус пицца ею не оказалась. Стало почему-то обидно и за Петербург, и за своего собеседника. Неужели здешний повар не знает, какое должно быть тесто для пиццы, и из каких продуктов ее нужно делать? Потом я запретил себе расстраиваться из-за всякой ерунды, расслабился, облокотился на стол, оперся подбородком на кулак и приготовился слушать. Вообще-то этикет запрещает ставить локти на стол, руки прятать под стол, разваливаться на стуле и низко наклоняться к тарелке. В ресторане принято сидеть ровно, не сутулиться, как на великосветском приеме, однако при этом важно чувствовать себя свободно. А я не чувствовал. Впрочем, во время смены блюд разрешается слегка откинуться на спинку стула, но это все в идеале. Посетители этого заведения плевать хотели на правила и сидели так, как им удобно, что меня очень даже устраивало. Ресторан больше всего походил на столовую. Хорошую, недешевую, но все-таки столовую.

— Сестра говорила, — обратился ко мне искусствовед, — что ты прежде собирал разные артефакты. Было?

— Было дело… — охотно ответил я, — но давно. Все уже в прошлом. Почти все раздал, раздарил и распродал.

— Почти?

— Оставил себе несколько предметов на память.

— А что так? Почему прекратил?

— Надоело. Интерес пропал, да и деньги понадобились. Продал коллекцию.

— Это бывает, — легко согласился искусствовед. — Дело обычное.

— Угу… Среди моих бывших друзей тоже дело обычное.

— Слушай, а как вообще тебе моя лекция? — с некоторой хитринкой в голосе спросил мой сотрапезник.

— Видишь ли… — замялся я, — ведь не специалист я в данной области, поэтому не могу в полной мере оценить…

— Не соврал! — вдруг засмеялся мой собеседник. — Вот это — уважаю! А то все такие: «было очень увлекательно!» или: «вас слушать — искреннее наслаждение!» или: «вы так интересно говорите!» Чушь какая! Все привыкли врать по всякому предлогу и без всякого повода. Многие давно уже не мыслят себя без вранья, только и думают: с какой целью собеседник врет? Ладно, это я так… Не было там ничего интересного в моей лекции… да и не могло быть. Сплошной филологический мусор и словоблудие. Не моя тема вообще. Это — халтура, за которую немного платят в рамках проекта — «Открытые университеты Санкт-Петербурга». Да, читаю не по своему предмету, да и вообще не поймешь по какой тематике и о чем. Зато главное — всегда могу сказать на собственной службе, что занимаюсь преподавательской и просветительской деятельностью, за что положены разные бонусы. Лекции у меня нечасты, усилий не требуют. А болтать вот так ни о чем, «плести кружева», я сколько хочешь могу — специфика работы, переходящая в профессиональную деформацию. Ладно… Тебя сильно беспокоят нарушения в здешнем меню? — спросил Степан, с интересом разглядывая мою поскучневшую физиономию.

— Да нет… — спокойно ответил я, — просто как-то не так настроился.

— Я тоже так не настраивался. День сегодня неудачный выдался. Не та смена готовит. Надо было вчера приходить. Ну, или завтра. Как любит говорить моя жена, «каждому месту своя цена, а каждому времени свое место». Вот если бы мы захотели не просто поесть, а действительно вкусить полноценной итальянской пищи, то надо было идти совсем в другое заведение. На Фонтанке имеется одно приятное местечко, там даже шеф-повар — итальянец. Настоящий! Марку держит. Как и принято в подобных заведениях, он постоянно выходит пообщаться с гостями. Отличная пицца, мороженое, десерты, кофе. Пробовать-выбирать можно сколько угодно, пока не определишься с заказом. Удачное расположение, милая атмосфера…

«Интересно, — думал я, — как его подвести к нужной мне теме?»

Но искусствовед меня опередил.

— Так, что? — спросил Степан, когда мы все съели и даже выпили, а обсуждение еды обоим начало надоедать. — Поехали к бабушке? Только сразу предупреждаю — ты передашь мне все вопросы, а говорить буду я. Она сейчас не очень-то жалует неизвестных ей людей.

Глава XXIII, где главный герой попадает в дом ветеранов

До интерната ветеранов, где теперь имела место жительства бабушка Степана, мы доехали довольно-таки легко: в пробках не стояли. Пока ехали, я рассказал, что хочу спросить. У самых ворот Степан кому-то позвонил и сказал несколько обычных слов, уже не помню каких. Типа — «мы приехали» или «мы уже здесь».

Учреждение было похоже на обычную муниципальную клинику как внешне, так и внутренне. Тот же стандартно-медицинский интерьер, такие же стены и общая тревожная атмосфера. Может, я накручивал и придумывал что-то лишнее потому, что о больницах у меня сложились только тягостные воспоминания и нехорошие впечатления.

В вестибюле нас встретила молодая блондинка, облаченная в плотно сидящий на фигуре медицинский халатик и кокетливые розовые тапочки. Видимо, медсестра. Была она крепенькая и, наверное, сильная, чем-то похожая на российскую чемпионку по тайскому боксу. На халате было крупно вышито синими печатными буквами имя «Лиза».

— Только не очень утомляйте, — предупредила блондинка. — Сегодня она не в настроении. Надевайте бахилы.

Пока облачались, Степан как-то резко поскучнел. Потом мы куда-то шли, я разглядывал тоскливые интерьеры и размышлял, что могло означать предупреждение медсестры о настроении. По стенам висели крупные оптимистичные рисунки и яркие цветные картинки большого формата. Несмотря на жизнерадостность оформления, почему-то впечатление производили они крайне удручающее. Как выяснилось, именовалось это заведение «Надежда». Вот уж действительно… Мы миновали пару лестниц, коридор, на удивление красивый зимний сад, еще какой-то коридор, и, наконец, прибыли.

Это была небольшая комната, обставленная со старомодным квартирным уютом. Стены, выкрашенные в светло-бежевый цвет, железная эмалированная кровать с четырьмя блестящими шариками на столбиках по углам, два старых кресла, круглый стол под бахромчатой скатертью. На одной стене висели многочисленные фотографии в рамках, какие-то блеклые картины и пара гравюр. На мой взгляд — старинных, но тут можно и ошибиться, тем более дилетанту типа меня. Другая стенка была совершено пуста. В кресле, недалеко от этой стены, неподвижно сидела очень старая на вид женщина. Ей могло оказаться и девяносто, и сто лет. Она находилась в такой позе и с таким выражением лица, с каким пожилые люди обычно смотрят интересные им телесериалы. Только место телевизора занимала бессодержательная стена.