Муж, жена, любовница
Шрифт:
– Откуда ты знаешь, что он серийный преступник? У нас нет таких данных.
– Я чувствую это. Он маньяк, у него от горя, от неудавшейся жизни полетели все внутренние тормоза...
– Успокойся, Юля. Для официального французского правосудия одних твоих эмоций маловато. Так что сдать его нам не удастся, и хватит об этом. Значит, остается вот что... – И решительно, но мягко Владимир перевел разговор на обсуждение плана последующих действий.
Он предложил навестить Петрушевских завтра. Эта пара живет под моральным прессингом уже более десяти лет. И психика у них надломленная, причем у обоих. Вести себя надо осторожно.
– А что из-за этого гада с нами будет через
– Юля, у нас завтра самый трудный день, мы идем в логово врага. Все эмоции надо выключить. А то сделаем что-нибудь не то, и придется жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Если будешь продолжать в таком же духе, не возьму тебя с собой.
– Все, все, – вздохнула она. – Беру себя в руки. Мне кажется, я никогда не чувствовала себя такой злой и такой кровожадной... Так что ты предлагаешь?
И Владимир изложил ей свою идею «бескровной кровной мести». Ведь убийство человека – не ее да и не его жанр. Месть заключалась в том, чтобы навредить преступнику как можно сильнее, пользуясь его собственными ценностями, тем, чем он сам дорожит. Как именно – сориентируются на месте. Их задача: довести преступника до такого состояния, чтобы он сам себя наказал.
– Заразил. Отравил. Пришел с покаянием к властям... Что угодно сделал, – настаивал Владимир. – Но только чтобы сам, понимаешь? А не мы. Мы должны дать ему понять, что все знаем о его преступлениях, и пусть он сам себя казнит.
План Владимира был одновременно прост и опасен. Прийти с приветом от бывших коллег – как вчера; представиться семейной парой, заговорить, запутать Питера, не давая опомниться. Стараться, чтобы он не узнал их сразу, а потом, по ходу дела, выложить свои карты...
С такими неясными и неопределенными намерениями они и отправились на следующий день во второй раз по прокаленной солнцем дороге к дому Петрушевских. На гладкой асфальтовой трассе быстро поймали машину, назвали адрес – и вот они опять у ворот зеленого сада, где вдали белеет колоннами уютная вилла.
Дверь открыл сам хозяин. Они представились, и Питер широким жестом пригласил их войти. В гостиной стоял полумрак: жалюзи были опущены, и прямые лучи солнца в комнату не проникали. В углу работал большой телевизор – похоже, перед их приходом Питер смотрел новости.
– Проходите, пожалуйста, – несколько смущенно улыбнулся он, видимо, гостей он не ожидал. – Как хорошо, что вы снова пришли! Жена рассказала мне о вашем вчерашнем визите, но я не смел надеяться, что вы еще раз выберете для нас время... Хотите кофе? Чаю? Валерия скоро выйдет к нам; она сегодня плохо спала, уснула только к утру, и теперь ей надо прийти в норму.
Войдя в дом, Юлия не стала снимать солнцезащитные очки и соломенную шляпку с большими полями, прикрывавшими ей пол-лица. Ей не хотелось, чтобы Питер ее сразу узнал.
– Ну мы ведь обещали вашим друзьям разыскать вас. Как же можно не сдержать слово?.. И я с удовольствием выпью с вами кофе, – подхватил разговор Владимир.
– А вам что налить? – гостеприимно обратился Питер к Юлии.
– Мне тоже кофе, – сказала она как можно безразличнее, поправляя шляпку и стараясь не выдать себя взглядом или движением. Господи, он, он, это действительно он! Она чуть не застонала от бессильной ярости, и все внутри закипело, сжалось от злого, неприятного волнения.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил их Питер. – Я действительно несказанно рад вашему приходу. Сейчас приготовлю кофе...
Как только он вышел из комнаты, Юлия нервно зашептала Владимиру: «Он нас не узнает, ура, удача!» На
что Владимир, покашливая, отозвался: «Да, Юлечка, только спокойней, спокойней...»Вернувшийся с кофе хозяин дома был явно настроен на долгую беседу. Откинувшись в кресле, он стал спрашивать, что они знают о Петербурге, об институте, об общих знакомых. Владимир с явным удовольствием стал перечислять:
– Знаете, Питер, всех ваших здорово разбросало по свету, кого куда. Саша Томилин в Италии, Юра Огнев – в Голландии, Славик Медведев – в Шотландии... Ну просто по всему земному шару. А в Палермо, в Институте мозга, работают аспиранты из группы Ирины Бадмаевой. Эти еще совсем молодые, новенькие, вы их не знаете. Да и мы тоже не очень, мы ведь из Москвы. Наши общие с вами знакомые узнали, что будем в ваших краях, и просили обязательно зайти к вам, передать поклон от коллег. Они вас помнят, ценят, все рассказывали о каких-то ваших уникальных опытах на животных...
– Ох, и молодцы ребята, вот молодцы! Надо же – помнят обо мне! Действительно, институт-то у нас был небольшой совсем, все друг друга знали, любили... И на тебе – по всему свету рассыпались! – Чувствовалось, что эта тема задела Питера, находящегося в весьма сентиментальном настроении, он явно расслабился от приятных воспоминаний, на гостей почти не смотрел и выглядел сейчас совсем милым, домашним, ничуть не опасным человеком...
«Потерял бдительность?» – пронеслось в голове Юлии. От Питера попахивало спиртным – и это в полдень! Если он еще и пьет, то тогда понятно, откуда этот благостный настрой, слезное умиление. Юлия внимательно смотрела на Питера. Он не только опростился, он слегка одичал, покруглел, потолстел за год. В нем и следа не осталось от петербургского интеллигента – какой-то среднеевропейский рантье. По мере того как он расходился и мягчел на глазах, становилось все более заметно, что он впадает в эйфорию, какая обычно бывает у сильно пьющих людей даже от малой дозы спиртного.
Поговорив с гостями о том о сем, Питер пригласил их остаться на обед. Валерия к столу не вышла. Наблюдая, как им прислуживает все та же молодая мулатка, хозяин перешел к рассказам о местной жизни. Он стал в лицах изображать местных аристократов, богатых выходцев из Франции, живущих постоянно на Сен-Бартельми. Зло смеясь над ними, жалуясь на ограниченность и чванство своих соседей, он не сумел скрыть, насколько глубоко его гордость уязвлена тем, что эта среда не принимает его. Дома, в России, он привык быть первым и лучшим. Но для старой французской аристократии, несмотря на его приличное состояние, он все равно не был ровней.
– Ну и что ж такого, что сейчас я работаю гидом, но я же профессор, у меня с десяток книг, около полусотни статей... – горячился Питер. – Все равно я для них пролетарий. Пролетарий умственного труда... – По его речи, по жестам становилось все более заметным, что он стремительно пьянеет.
Юлия подумала, что, если бы Валерия сидела с ними за столом, такого Питера они бы не увидели. А хозяин тем временем уже разговаривал сам с собой.
– Да, было дело, ушли молодые времена, я уж и вспоминать перестал про те годы. А сейчас вы мне напомнили, и заныло сердце... – Он залпом допил очередной бокал и мутными, ничего не выражающими глазами посмотрел на гостей. – Ну а вы как? Как отдыхаете? Хотите, я покажу вам все самое-самое, что здесь только есть? Яхты, пляжи, супербогатые отели... Могу провести внутрь. Увидите, как живут самые крутые богачи в мире. Хотите, правда? Я проведу вас бесплатно... Как вы тут отдыхаете? – Он начинал повторяться, становился навязчивым, неприятным, как обычно бывает с сильно выпившими людьми.