Мужчина не по карману

— Давайте еще раз прокрутим все события того вечера, — предложила я.

— Извольте, — согласился Агапов и стал в мельчайших подробностях рассказывать события, совершенно мне ненужные.

Разговор обрамлялся красивыми оборотами, цитатами из классиков. Что-то было произнесено даже по-латыни. Но я не перебивала. Знала: как только дело дойдет до нужной мне информации, такое детальное рассмотрение нисколько не помешает.

— Скажите, не показался ли вам кто-нибудь подозрительным в тот вечер в кафе? — задала я наводящий вопрос, направляя рассказ в нужное мне русло.

— Был один молодой человек. Он был пьян. И очень пьян. Я могу понять, когда кому-либо нужно снять напряжение и усталость дня. В таких случаях я и сам не против пригубить хорошего вина под закуску. Безусловно — под закуску. Но этот мальчик был просто невменяем. Такое особенно непростительно в его юном возрасте, когда организму предстоит еще многое перенести в последующие годы. Беречь себя следует, моя дорогая, беречь. А тот молодой человек… Я просто не понимаю, как такого впустили в кафе.

— С ним кто-нибудь пришел, или он сидел один?

— Да, конечно, он был не один. С ним были друзья. Довольно неприятные, громкие молодые люди. Но я понимаю: молодость должна бурлить, кричать о себе. Это потом, в нашем возрасте, вы успеете посидеть у каминов, зарастая мхом. Но мальчики были неприлично громкими. Кстати, если это важно, они пришли в кафе несколько позже и уже были тоже подшофе. А сначала молодой человек скучал один.

Я достала фотографии.

— Здесь кто-нибудь из них есть?

— Вот, — радостно ткнул пальцем в Датского Валериан Федорович. — Точно, этот. У него взгляд довольно необычный. Такой трудно забыть: словно глубоко в душе таится что-то большое, но до слез печальное. Однако это метафора, — отмахнулся от размышлений Агапов. — А двоих других здесь нет. Во всяком случае, ни один мальчик со снимка мне не напоминает друзей того молодого человека.

Я задумалась. Выходит, официантка меня не обманула, и Смотров с Качаловым в кафе не приходили. Вот почему они не опознали куртку сегодня, а Илья сказал, что похожая есть у Датского. Значит, это не они убили Шадрухину. Мне стало досадно: столько времени потрачено на проверку следа, а он оказался ложным. Кто же тогда эти загадочные двое?

— Что было дальше?

— Мальчики общались, как старые друзья. Нет, позвольте, не друзья. Просто старые знакомые. Не думайте, что это поверхностное впечатление. Нисколько. Мой столик находился рядом со столиком, за которым сидели молодые люди, и я прекрасно слышал их разговор. Хотя я и не старался в него вникать, не имею такой привычки, но кое-какие слова мой слух все-таки улавливал. Совершенно непроизвольно. — Агапов задумался, припоминая. — А верхняя одежда наша на одной вешалке висела. Как раз между столиками.

— Это интересно, — оживилась я. — Расскажите, пожалуйста, что вы слышали.

— Молодежь, как и мы, старики, живет воспоминаниями, — снова пустился в рассуждения Валериан Федорович. — Разница лишь в том, что мы вспоминаем «дела давно минувших дней», как сказал всем известный классик, а вы, новое поколение, считаете прошлогодние события глубокой древностью и, встречаясь после недолгой разлуки, вспоминаете о них. Ребята разговаривали о школе, которую, судя по их цветущему виду, окончили совсем недавно.

— То есть они школьные приятели? Я правильно вас поняла? — уточнила я.

— Насколько я смог разобраться в их беседе, да, — подтвердил хозяин квартиры. — Ребята все больше вспоминали, как они в нежные годы весело проводили время. Один, однако, извинялся перед вот ним, — Агапов показал на снимок Датского, — хотя, мне так показалось, тот уже ничего не слышал. Этому мальчику не надо было больше пить, но он совершенно не чувствовал меры. Совершенно.

— А вы не запомнили имена молодых людей? — с надеждой спросила я.

— Имена… имена… — Валериан Федорович поднес руку к подбородку и, почесывая его, стал припоминать. — Постойте, постойте… Одного так странно называли, кличкой. Интересная манера у вас, молодых, давать друг другу клички, как домашним животным. Казалось бы, чем плохо имя, данное вам при рождении…

— Так как же их звали? — перебила я своего собеседника, утомившись от пространных рассуждений и все чаще поглядывая на часы.

— Ах да, — словно опомнился Агапов. — Одного, кажется, звали Сердюк. Да, безусловно, Сердюк. Имя второго, не помню точно, но вроде бы Дима. Третьего же, того, что самый пьяный сидел, я вам рассказывал, Принцем звали все. Почему, правда, непонятно.

Я была довольна. Школьные друзья Датского Сердюк и некто Дима — это уже много. Принц, конечно же, Аркадий, потому что он Датский. Нужно будет из дома позвонить его матери и расспросить ее подробнее о школьных товарищах сына. Может, среди них случайно и Ромашка — Ромашов — окажется.

— Вы видели, когда они ушли?

Агапов вдруг смутился и, собираясь с мыслями, нацепил очки на нос. Вновь передо мной сидел помолодевший мужчина, только с краской на лице и прячущий глаза.

— Я выходил, пардон, туда, куда даже цари свои стопы в одиночестве направляют. Я пробыл там сравнительно недолго. Общественные наши уборные своим внешним видом не навевают мысль о том, чтобы в них задерживаться. Однако, когда я вернулся, соседний столик был уже пуст.

— И больше вы ничего о них не знаете? — на всякий случай спросила я.

— Я нет, — согласился Агапов. — А вот официанты, похоже, неплохо знают всех троих.

Не в силах совладать со своими эмоциями, я широко распахнула глаза в удивлении. Вот тебе раз! Я только что общалась с этими официантами и не могла догадаться, что интересующие меня люди могут быть постоянными посетителями. Как много это меняет… Только прав ли Валериан Федорович?

— Как вы об этом догадались? — спросила я.

— По общению. Конечно же, по общению. Они разговаривали друг с другом так, будто знакомы вечность. Соседи мои подзывали официанток по имени. Хотя все работники заведения, в котором я был, носят на груди эти штуки… — Агапов щелкнул пальцами, подбирая слово, — визитные карточки с прищепкой, — вышел он из положения, — но молодые люди обращались к официанткам запанибратски, словно к близким своим подругам.

Я молча посмотрела в окно: как же мне не хотелось возвращаться в кафе! Вновь видеть эту грубоватую Людмилу с выщипанными бровями, разговаривать с неприступной Эльмирой… Но упускать возможность по свежим следам узнать еще что-нибудь никак нельзя, и тут медлить не стоило.