Мужчины, за которых я не вышла замуж

— И я, — заявляет Дарли, выхватывая юбку из рук Аманды, очевидно, полагая, что теперь ей обеспечена хорошая компания. Я предпочитаю промолчать о том, что «Лаки Чанг» — это клуб трансвеститов.

— А ты, Стефи? У тебя есть Большие Ошибки? — спрашиваю я.

— Я купила вот это и подумала, что Ричарду понравится, — говорит она, раскладывая на столе комплект изумительного шелкового белья. На глаза у нее наворачиваются слезы. — Никто этого больше не увидит. Так что одна из вас может это забрать.

— Я возьму, — заявляет Дарли и протягивает руку. Она, как пылесос, готова поглотить все, что видит.

— Нет, — возражает Аманда и вырывает у нее белье. Неужели они подерутся? Я уже готовлюсь вмешаться и сказать, что точно такой же комплект любая из них может приобрести в магазине «Блумингдейл», но у моей подруги, оказывается, иная цель. — Сохрани эту вещь, Стефи, — твердо говорит Аманда. — Она тебе еще пригодится. У тебя будет другой мужчина. И тогда ты скажешь мне спасибо.

Стефи теребит кружева и вздыхает.

— Представить себе не могу, что у меня будет кто-нибудь еще. Вы не поверите, но я спала лишь с одним человеком, кроме Ричарда. Всего лишь с одним.

— И где он сейчас? — спрашиваю я.

— Понятия не имею. Но я никогда его не забуду. Его звали Питер. Высокий, широкоплечий. Самый лучший на свете. Мы с ним всю ночь разговаривали и мечтали завести шестерых детей.

— Ну и слава Богу, что ты за него не вышла, — заявляет Дарли. — Шестеро детей! Даже если бы вы остановились на пяти, только подумай о растяжках на животе!

— У меня тоже был свой Питер, — мечтательно говорит Аманда. — Наверное, как и у всех нас.

— Какое распространенное имя! — отзывается Розали. Она в своем репертуаре.

Аманда смеется.

— Моего Питера звали Жан-Поль. Очень сексуальный и очень богатый, чистокровный француз. Сейчас я могла бы жить в Париже. Конечно, я очень счастлива, что живу в Чеддеке, но, только подумайте, как все могло сложиться. — Она замолкает и, очевидно, погружается в мечты о том, каково это — быть мадам Жан-Поль (одной из тех француженок, которые никогда не толстеют), есть круассаны и пить шоколад.

— Даже у моей матери был свой Питер, — провозглашает Беллини. — Пару месяцев назад я гостила у нее, принялась листать старые альбомы и нашла выцветшую черно-белую фотографию. Какой-то красивый блондин стоит на пляже в обнимку с моей мамой. Я спросила ее, что это за парень, она взглянула на снимок и жутко покраснела. Она встречалась с этим мужчиной до того, как познакомилась с моим отцом. Человек, за которого она не вышла замуж.

— Сколько лет твоей матери? — любопытствую я.

— Шестьдесят пять. Представляешь? Она встретила отца сорок пять лет назад и с тех пор жила в счастливом браке. Я спросила, почему она до сих пор хранит эту фотографию, и мама ответила: «Иногда мне нравится о нем думать».

Мы замолкаем.

— Меня это слегка озадачило, — продолжает Беллини. — Что было бы, если бы моя мать вышла за этого светловолосого красавчика, а не за моего отца? Неизвестно. Может быть, меня бы не было.

— Или ты была бы блондинкой, — намекает Дарли. — Я имею в виду — натуральной блондинкой.

Я смеюсь.

— По неизведанному пути всегда можно пройти еще разок. Я это сделала.

— Правда? — спрашивает Стефи.

— Правда.

И я неторопливо начинаю излагать им историю своих поисков. Эрик, Рави, Кевин. Подруги смотрят на меня, широко раскрыв глаза. Вдруг оказалось, что я больше не Хэлли-мама, не Хэлли-адвокат, не Хэлли-реалистка. Я Хэлли — искательница приключений. Судя по изумлению на их лицах, с тем же успехом я могла бы рассказать своим гостьям о том, что собираюсь прыгнуть с небоскреба. В какой-то мере я так и поступила. Я рискнула — и вернулась на исходную позицию.

— Ничего себе. Это, наверное, было так забавно, — говорит Аманда. Судя по блеску в ее глазах, не иначе как она собирается поискать своего француза в Интернете.

— Да, — отвечаю я.

— У меня бы ушла целая жизнь на то, чтобы найти всех мужчин, за которых я не вышла замуж, — говорит Дарли.

— Разве еще остались мужчины, за которых ты не вышла замуж? — нежно спрашивает Стефи, явно намекая на то, что Дарли четырежды стояла у алтаря.

— Не важно, — объявляет Аманда. Она рассеянно берет вязаную фуфайку, принесенную Розали, и поигрывает помпонами. — Есть что-то увлекательное в том, чтобы взглянуть на прошлое с новой точки зрения. Думаю, это просто замечательно — то, что ты встретилась со своими бывшими парнями.

— А знаешь, что еще замечательней? — задумчиво спрашиваю я. — Я не просто увиделась с ними, но и вспомнила, какой была сама много лет назад. Меня привлекали такие разные люди: энергичный делец, чувствительный юноша, плохой парень. Наверное, примеривая различные индивидуальности, я отчасти пыталась понять саму себя.

— И которая же из твоих индивидуальностей носила эту вещь? — спрашивает Стефи, весело разглядывая чопорную блузку в цветочек, которую я решила принести в жертву.

— Та, которая хотела найти работу. Но не забывай, что я носила и вот это, — говорю я, прикладывая к себе узкое ярко-красное платье.

— Трое мужчин… — говорит Стефи, качая головой, как будто не может себе такого представить. Она снова щупает шелк. — Кто-нибудь еще остался в списке?

Я задумываюсь и покусываю ноготь. Кто-нибудь еще?

— Нет, — говорю я. — Больше никого.

Когда все уходят, мы с Беллини принимаемся упаковывать вещи, которые решено отдать на благотворительность. Прежде чем я успеваю закрыть коробку, Беллини решает засунуть туда же оранжевый блейзер, заявив, что где-нибудь на свете есть восемнадцатилетняя девушка, которая нуждается в нем больше, чем она.

Дело сделано, я завариваю чай, и мы садимся на кушетку.

— Итак, — говорит Беллини, прихлебывая, — теперь, когда здесь только мы, я могу это сказать. Ты ведь не была полностью искренна, когда ответила, что в твоем списке больше никого нет?

— С чего ты взяла?

— Я тебя знаю, милая. Ты выдаешь себя, когда грызешь ногти.

— Это безопаснее, чем ножницы. Если порезать кутикулу, можно занести инфекцию.

— Благодарю за совет.

На тот случай, если этого оказалось недостаточно, чтобы отвлечь внимание Беллини, я оглядываю поднос и замечаю, что принесла лимон, но забыла молоко.

— Боже, какая же я плохая хозяйка. Пойду принесу сливочник, — говорю я и делаю шаг в сторону кухни.

Беллини ловит меня за руку.

— Я не люблю сливки. Не люблю молоко. Терпеть не могу коров. Сядь.

Я подчиняюсь.

— Почему ты не любишь коров? Индусы, например, им поклоняются. У меня есть соевое молоко, если тебе так больше нравится.

— Гадость. И прекрати уходить от ответа.

Я вздыхаю.

— Беллини, я готова все тебе рассказать. Но мне будет слишком больно.