Мужская верность (сборник)
Шрифт:
— За что?
— Ну, не знаю…
— Ты добрая… За это не сажают. А надо бы…
Директор Доценко сидел в кабинете, принимал телефонные звонки из Астрахани и Краснодара. Все заказывали фирменных селекционных цыплят, но никто не хотел платить деньгами. Астрахань предлагала рыбу, Краснодар — вино. Однако зарплату платить было нечем. Придется выдавать птичницам рыбу и вино. Закуска и выпивка. Этого мало, но все же лучше, чем ничего. Страна пребывала в экономическом упадке. Приходилось выкручиваться и изворачиваться.
Доценко — русский человек,
— Подкинь коньячный спирт! — орал Доценко. — Ну что такое марочный кагор? Церковный сироп…
Заглянула секретарша и сказала:
— Юрий Васильевич, к вам товарищ Владимир Петров.
— А кто это такой?
— С телевидения. Он сказал: пять минут. У него больше нет времени.
— У него нет времени, а у меня его навалом…
Директор не хотел никакой огласки. Но и ссориться с телевидением он тоже не хотел.
— Зови, — разрешил директор.
Вошел Владимир Петров. На нем было длинное пальто с длинным шарфом. Длинные волосы вдоль лица. От него пахло нездешней жизнью.
«Сейчас спросит про коттедж», — подумал директор. Но Владимир спросил:
— Простите, у вас работает Виктория Поросенкова?
— А что? — насторожился директор.
— Ничего. Просто мне надо с ней поговорить.
— Зоя! — гаркнул директор.
Вошла секретарша с официальным лицом.
— Проводи товарища в наш роддом.
Вика стояла в белом халате и белой шапочке. Смачивала яйца водой — так надо было по технологии. В электронесушках создавались условия, близкие к естественным.
Вика стояла и думала о Владимире, и в этот момент он вошел в белом халате и белой шапочке. Вике показалось, что она сошла с ума по-настоящему. Начались зрительные галлюцинации. Но галлюцинация подошла и поздоровалась голосом Владимира Петрова. Потом спросила:
— Сколько вы здесь получаете?
Вопрос был не американский. В Америке неприлично задавать такие вопросы. Однако мы не в Америке, а на куриной фабрике.
— Нисколько, — ответила Вика.
— Это как? — не понял Владимир.
— Нам шесть месяцев не платили. Обещают заплатить.
— А как же вы живете?
— Нам выдают кур. Яйца. Растительное масло по бартеру.
— И это все?
— А у других еще хуже. На мебельной фабрике фанерой расплачиваются. А куда ее, фанеру?
Помолчали.
Было похоже, что Владимир спустился со своих высот на землю. Их телевизионный канал принадлежал частному лицу. Это лицо было хоть и неприятное, но не бедное. Расплачивалось твердой валютой.
— Да… — проговорил Владимир. — У меня к вам предложение.
Вика напряглась.
— Я ищу человека для моей дочери.
— Няньку? — догадалась Вика.
— Человека, — уточнил Владимир. — Нянек сколько угодно. Я буду платить вам пятьсот долларов. Пятнадцать тысяч рублей.
— В год? — не поняла Вика.
— В
месяц.— А почему так много?
— Это не много. Дело в том, что моя дочь Лиза больна. У нее тяжелое психическое заболевание.
До Вики дошел смысл слов «в каждой избушке свои погремушки». В доме — трагедия. Больной ребенок. У Владимира — тяжкий крест. Бедный Владимир… Бедная Лиза…
— А сколько ей лет? — спросила Вика.
— Девять.
Вика догадалась, что Лиза — ребенок от первого брака. Брак распался. Ребенок достался отцу. Ребенок жил там, где его лучше содержали.
— Саша сказала, чтобы я сдал Лизу государству, — поделился Влад. — Есть такие заведения. Саша сказала, что Лизе все равно. Может быть. Но мне не все равно.
Вика подумала: если бы у нее был больной ребенок, она тоже не сдала бы его государству ни при каких обстоятельствах. Больного еще жальче, чем здорового. Вика не видела Лизы, но уже любила ее и защищала от эгоистичной, жестокой Саши.
— У меня нет времени на Лизу, но я ее люблю. И я разделю с ней ее участь, какая бы она ни была. И мне очень важно, чтобы рядом был человек, которому я верю. Больного ребенка так легко обидеть, оставить голодным. Она ведь не может даже пожаловаться…
У Владимира задрожали щеки.
Вика опустила глаза. Она не могла смотреть на страдания любимого человека. От нее зависело: метнуться и подхватить крест, который оттягивал шею. Облегчить ношу.
— А почему вы решили, что этот человек — я?
— Чувствую, — объяснил Владимир. — Вы мне нравитесь.
«Но я вас не люблю», — мысленно продолжила Вика. Но вслух не озвучила. Промолчала. Не о ней речь.
Вечером Вика смотрела с дедом мексиканский сериал. В этой серии злые люди подложили Нанду наркотики, и бедный Нанду загремел в тюрьму. Злые силы так же сильны, как добрые. Бог и Дьявол — равновеликие соперники.
Вика сидела перед телевизором, но ее глаза были повернуты внутрь себя. Из чего состоит ее жизнь? Она взращивает цыплят, которые вырастают в кур. И прямиком идут в убойный цех. И там погибают, послав миру последнее «прости». Выклевываются новые цыплята. И все идет по новой. Это похоже на переливание из пустого в порожнее. А все для чего? Чтобы накормить людей курятиной сомнительного качества, ибо в человека попадают их искусственное осеменение, искусственный корм, тюремная жизнь без движения и солнца и их предсмертный ужас.
А у Владимира она поможет Владимиру. И в этом будет большой смысл очищения, как говорил бомж Хмельницкий. При этом деньги, на которые она сможет расширить свою квартиру, у деда будет отдельная комната. Плюс два моря — Черное осенью и Красное зимой. Плюс — девочка Лиза. Хоть и больная, но почти своя.
Раздался телефонный звонок. Это звонила Вера, сообщить про первый зуб.
— Я переезжаю к Владимиру Петрову, — перебила Вика.
Вера долго молчала. Потом сказала:
— Он будет об тебя ноги вытирать. Хочешь, чтобы об тебя вытирали ноги?