Мужские игры

"Был ты тупо-упертым. Таким и остался", - страдающе подумал Петраков.

– Алексей Павлович, дорогой мой. Все это чрезвычайно интересно и нужно, и я в ближайшее время сам к вам с этим, но сейчас...
– он полоснул себя по горлу и печально улыбнулся, огорченный необходимостью расстаться с заново полюбившимся человеком.

Дверь вздрогнула и под напором входящего Мельгунова распахнулась.

– Это всё переделать, - заключил он предыдущую фразу, возвращая бумаги кому-то позади себя. Остановился на пороге и, игнорируя глубокие кивки Петракова и Забелина, принялся с желчным вниманием переводить взгляд с одного на другого.

– Вот реагирую на вашу критику. Пришёл посмотреть на родные пенаты, - объяснился Забелин.

– Заодно и с Александром Борисовичем пообщаться. Под тяжёлым взглядом Мельгунова он умолк. Неловкость утвердилась в кабинете.

– И что изволите обсуждать?
– вкрадчиво, обращаясь к Петракову, полюбопытствовал Мельгунов. - Алексей Павлович предлагает сотрудничество с "Возрождением". Очень заманчиво, но у нас есть устойчивые банковские партнеры. Поэтому как раз собирался после доложить вам, - Петраков прищурился, пытаясь угадать причину неприязни академика.
– Все-таки менять банки нужно осторожно.

– Вот-вот, - зло обрадовался чему-то Мельгунов.
– Именно что осторожно. Именно! Посему к вечеру представьте наконец все сведения по этой... аренде. Кому, что, почём. Сколь ещё просить? И чтоб всё, будьте любезны, передать Флоровскому. Вот так-то! А Вас, господин Забелин, убедительно прошу более заботой об институте себя не утруждать. Я, надеюсь, ясно выражаюсь?! И, не дожидаясь реакции, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Вот и планируй тут. Похоже, не получится наш союз, - Петраков со скрытым облегчением развел руки.

По дороге к себе Мельгунов заглянул к Флоровскому.

– Максим, ты знаешь, что в институте Забелин?

– Конечно, я сам провел, - Максим безмятежно поднялся.
– Человек хотел с нашими повидаться, институт посмотреть. Я показал. Только он потом к Петракову пошел. Наверное, и до сих пор у него? Найти?

Мельгунов пожевал губами.

– Стало быть, так. Концепцию твою я утверждаю. Не откладывая в долгий ящик, да что там? На завтра же собирай Совет и - вперед! А то, гляжу, больно много прытких развелось. На ходу подметки рвут.

. . .

Максим вошел в зал Совета с радостным, исполненным уверенности видом.

– Ну что, отцы командиры, будем из дерьма выбираться?
– в предвкушении предстоящего выступления, едва войдя, поинтересовался он.

Но услышал его лишь сидевший в одиночестве у входа круглолицый, с тщательно разложенными по лысине волосками мужчина в вытертом вельветовом пиджаке. Мужчина внимательно разглядывал через лупу разложенные ветхие нотные листы - доктор технических наук Федор Олегович Шишаев был широко известен в искусствоведческих кругах: на досуге он писал либретто для старинных итальянских опер. В своем увлечении Шишаев продвинулся так далеко, что по воскресеньям вел специальную передачу на телевизионном канале "Культура".

– Максим Юрьевич! При женщинах-то!
– не отрываясь от драгоценных страничек, посетовал он. Не удержавшись, похвастался: - Друзья из Италии прислали. Вещь у нас просто неизвестная. Фантастика!

Что касается оберегаемых им женщин, они вместе с остальными членами ученого совета сгрудились в дальнем углу, где шло какое-то энергичное обсуждение. На сей раз страсти кипели по поводу романа Клинтона и Моники Левински.

– Да что ж он, не мужик?
– непривычно возбужденно вопрошал возвышающийся над остальными могучий Григорий Яковлевич Пуринашвили - когда-то знаменитый баскетболист.
– Это какое счастье для страны, что у нее президент - прошу прощения у дам - с членом. Наш мормудон и рад бы - а кроме собственной страны, никого другого э... не в состоянии.

– А я согласна с Григорием Яковлевичем!
– стараясь перекрыть другие голоса, выкрикнула завитая в мелкую кудряшку женщина, в фигуре которой угадывалось прежнее изящество, - заслуженный деятель науки Клавдия Васильевна Шергова.

– Зажрались они, вот что я скажу. Проблем настоящих не имеют, если всей страной уж с полгода обсуждают, имел он ее или не имел. И это, помянете меня, точка отсчета их конца.

– Нет уж, давайте не передергивать!
– потребовала раскрасневшаяся, задыхающаяся Анна Владимировна Галанина. Расползающаяся талия ее была затянута тоненьким игривым пояском, и поэтому говорить она могла только короткими фразами. Судя по азарту, именно ее предыдущая реплика вызвала реакцию и Пуринашвили, и Шерговой.
– С кем он там и что, - Анна Владимировна запунцовела с новой силой, будто сказала непристойность, - это не знаю. Но есть ложь под присягой. И тут происходящему иная цена. Нам пока недоступная.

– Что значит - недоступная? Кому? Вы на что намекаете?!
– с удивительной остротой отреагировала Шергова.

– Что считала нужным, то и сказала.
– В голосе Галаниной моментально пробудилось ответное раздражение.

– А право на частную жизнь уж и в расчет не принимаем?
– желчно крикнули от окна. Судя по дребезжащему голосу, спорящие разбудили старейшего члена совета - Николая Павловича Станковича.

– Николай Павлович, господа, только не волнуйтесь, - Наташа Власова из-за голов возбужденных мэтров улыбнулась приближающемуся Максиму.

– А, Максим!
– азартно выкрикнул согнувшийся от замучивших колик в почках доцент Рюмин.
– Что в Белом доме говорят по этому поводу?

– Как раз только оттуда! Говорят, пора завязывать, а то в России из-за этого все ученые перессорились.
– бодро отшутился Максим.

По укоризненному взгляду Наташи, по ставшими отчужденными лицам увидел, что шутка не принята, и оттого обозлился:

– Да что, в самом деле! Других проблем у нас нет? Есть!

– Именно!
– поддержал вошедший следом Юрий Игнатьевич Мельгунов.
– И не какие-то там заокеанские...Прошу рассаживаться, коллеги!.. А как раз от нас с вами зависящие. Как сделать, чтоб перестать существовать, а начать, будем говорить, жить. Для того и собрал вас. Демонстрируя значимость происходящего, Мельгунов не пошел в президиум, а уселся тут же, среди прочих, за огромным овальным столом, показав Максиму кресло справа от себя.

– Никого лишних на сегодняшнюю повестку дня не пригласил, - разъяснил он, уловив несколько ищущих взглядов, - искали Петракова.
– Здесь только те, кого знаю за соратников в прошлом и - как это теперь? Да!
– компаньонов в будущем!

Он требовательно оглядел приосанившихся компаньонов.

– Такие вот времена, господа совет! Но, - он поколебался, показал, что колеблется, и с тем большей силой произнес, - как ни ненавистно нам существующее время, мы не можем допустить, чтоб дело всей жизни окончательно разрушили тупые, алчные люди, пришедшие к власти! Не им торговать достоянием России. А накопленные наши наработки - это без преувеличения - великое достояние. Надо развивать, надо поддерживать молодых.

– Костик Мишулин - очень талантливый у меня мальчик!
– выкрикнула Шергова и, смущаясь неловкого молчания, закончила: - С квартирой бы помочь. Сманят ведь.

– Поможем, дай бог, - осадил ее Мельгунов.
– Еще, глядишь, и тех, что разъехались, соберем. Только деньги нужны, чтоб все это поставить.

– Да уж!
– вздохнул Пуринашвили. Заслуженный мастер спорта, доцент, автор нескольких изобретений, чей широкий грузинский стол был хлебосолен для всякого здесь сидящего, в последние годы тяжко, до сердечных приступов, переживал нахлынувшую нужду.