Музыка войны

– Мы уедем с тобой! Улетим в Германию. У меня там есть небольшая квартирка. Пока арендую, но в планах купить свою в том же доме. У меня рейс сразу после того, как я своих на дачу отправляю. Полетели со мной.

От диких предложений Димы в глазах Карины вспыхнули искры восторга, но и одновременно неверия: предложение его было несбыточным, потому что влекло за собой слишком разительные перемены в их жизнях.

– А дети?

– Возьмешь их с собой.

– Но ведь нужно разрешение отца на выезд.

– Ха! Как два пальца об асфальт!

– В смысле? Взятку дашь?

– Зачем сразу взятку? Ты раздобудь паспорт Парфена, а я схожу к нотариусу сам. Ведь мы с братом так похожи, он даже не поймет, что я – не он.

– Да ведь это… преступление! Если все выяснится, тебе нельзя будет въезжать в Донецк.

– К черту Донецк! Буду гонять машины на Украину.

– Так и родителей не будешь навещать?

– Они сами к нам будут приезжать.

Замысел его казался безупречным, безукоризненным, как для нее, так и для него самого, но что-то не ладилось, что-то не сходилось. Карина сдвинула брови, пытаясь уцепиться за мысль, что все ускользала от нее. Вот-вот она ухватится за нее, осталось совсем чуть-чуть.

– Так что же, Кариша, милая, согласна?

Вот оно что, мысль была схвачена! Странно, что Дима сам не догадался до этого.

– И Матрену больше никогда не увидишь? И меня попрекать этим не станешь?

Глаза Димы судорожно заблестели, он был объят предвкушением разрыва со старой жизнью и началом новой, ради которой он готов был бросить и жену, и племянницу, и родителей, и Родину, кинуть всех своих клиентов, обмануть закон… Ум его так рьяно и неистово работал, что и последнее, казавшееся самым непреодолимым, препятствие, в мыслях его разрешилось.

– Так я попозже возьму ее с собой на недельку, скажу, что покажу Германию, устрою в садик, и… Настя ее больше не увидит.

Карина отпрянула от него, подняв высоко брови. Образ неказистой, немолодой и скромной Насти вспыхнул перед глазами. Мать, которой суждено навсегда потерять маленького ребенка! И она, Карина, будет причиной столь глубокого и невыносимого несчастья, ради нее будет совершен подобный грех, хуже которого нет на земле и никогда не будет! Как она в церковь после этого пойдет? Как заглянет в глаза батюшке? Как будет жить с таким тяжким камнем в душе?

– Милая, соглашайся, я ведь все продумал. Не бери с собой двадцать шестого мая никаких вещей, просто возьми подгузники и бутылочки… Скажи, что в парк идешь. А я заберу вас навсегда. Никаких выяснений с мужем и его родителями. Не думай, что я зверь какой-то, что предлагаю подобное. Я не изверг, не душегуб, просто… я действительно не могу жить без тебя… физически не могу, вплоть до самоубийства. Разве наша любовь не важнее всего, что есть на земле?

Постепенно, пока они то ворковали, то спорили в кафе, небо за окном очистилось от серой мглы, дождь прекратился, казалось, самый воздух посветлел, и только стекла кафе были еще мутными от осевших на них капель.

Но Карина все еще сомневалась. С одной стороны, Дима предлагал ей целый мир, вожделенный и восхитительный, полный благ, красоты и порядка – мир, о котором она в тайне мечтала с самого детства, имя ему было: Европа! Но с другой стороны, образ сраженной горем Насти никак не выходил из головы. А впрочем, у него ничего не выйдет! Если Карина проболтается, с кем и куда она умчалась в Германию, то Настя о том узнает почти сразу и ни за что не отпустит Матрену к отцу. А даже если выйдет так, что девочка будет жить с ними в Германии, Карина не позволит Диме запретить ей видеться с матерью. Они будут приглашать Настю к себе в гости.

Ведь она добрый, справедливый человек, стало быть, все будет хорошо, нужно лишь чуть-чуть оступиться, чуть-чуть запятнать себя в грязи. Разве она не пожертвует частью своей совести и души ради страсти к Диме, ради собственного процветания, ради процветания своих детей, в конце концов?

– Пусть будет так, как ты хочешь! Кажется, у меня нет воли противостоять тебе! – Наконец выдохнула она, запретив себе более размышлять и чувствовать что-либо, чтобы не передумать и уже не изменить данное Диме слово. Слово, обрекающее ее на прыжок в неизведанную бездну, навстречу совершенно новому, трепетному и даже казавшемуся ей отчего-то выстраданному счастью, хотя в жизни своей она еще не знала подлинных мук.

А Дима не допустил того, чтобы она отдалась сомнениям: сжал ее красивую, пусть и немного пополневшую фигуру в объятиях так, что у нее захрустели косточки. Казалось, никто и ничто не мог помешать им, не мог нечаянно разрушить ими взлелеянный, столь внезапный замысел – замысел, бывший одновременно изумительным и безупречным, продуманным до мельчайших подробностей.

И словно нарочно, будто согласно их чувствам, на небосводе засияли первые лучи солнца, их блеск мгновенно упал в капли дождя на окне, и они засветились, напомнив мерцание крошечной звездной пыли на черном полотне неба. А затем и сам огненный круг явственно проступил сквозь быстро ускользающие на запад облака, и тогда стекла окон, осыпанные каплями, заблестели яркими самоцветами, и им обоим показалось, что эта затейливая стена, будто усыпанная драгоценными камнями, навсегда отгородила их от враждебного, не способного понять и простить их мира.

Глава четвертая

В ночь на двадцать шестое мая передовой отряд ополченцев из батальона «Восток» под командование Александра Ходаковского частично занял новый терминал аэропорта «Донецк» имени Сергея Прокофьева. Аэропорт был под контролем нацгвардии Украины, он был оснащен зенитными установками, танками, БТР, машинами снабжения, группой снайперов в иностранной форме и с новейшим западным вооружением, какого не могло быть у украинской армии. Аэропорт был важнейшим стратегическим объектом, ведь на его посадочные полосы садились не только гражданские самолеты, но и самолеты, доставлявшие военные грузы, которые затем следовали в место боестолкновений, такие как Славянск.

Ополченцы взяли под контроль взлетно-посадочную полосу без всякого шума и кровопролития, а затем уведомили противника, что никому не причинят вреда, но военный груз больше не сможет садиться в Донецке.

Утром ничего не подозревавшая о грядущих событиях Карина отвела детей в сад. Глаза ее были заволочены сизым туманом, вся она казалась потерянной и дикой.

– Может не отводить детей в сад сегодня? – Попытала она счастье у Парфена.

– Отчего же?

– Пусть отдохнут. Побудут со мной.

Конечно же, детский сад был лишним телодвижением для нее, и лучше всего было избежать это движение, но Парфен был неумолим.

– Ты балуешь их. Пусть идут, как и все дети, в сад. В конце концов, тебе ведь нужно будет скоро искать работу.

– Ага. – Едва сдержала злую усмешку Карина.

Так ей пришлось отвести их, только чтоб Парфен и его родители ничего не заподозрили. А все-таки ближе к обеду, когда Дима приедет за ними, она заберет их из сада и отведет в парк, где и встретится со своей первой любовью. Вместе они полетят в Германию. К тому часу Настя, Матрена и Ульяна уже сядут в поезд, ни о чем не подозревая. Таков был их нехитрый замысел.