Музыкальная шкатулка Анны Монс

Оказалось, что Ксюша размышляет вслух, такого с ней давненько не приключалось, а Игнат, вместо того чтобы одернуть ее, слушает, и с таким задумчивым видом…

— Нет, — сказал он, когда Ксюша смущенно замолчала. — В такие совпадения я не верю. Все началось со шкатулки… и мне это тоже непонятно.

Его рассказ был краток, сух и лишен подробностей, которые Ксюша сама себе дорисовала.

— Убить и забрать шкатулку — это понятно, дорогая вещь, как мотив годится… а вот если наоборот, тогда я ничего не понимаю.

Дорогая… но дорогая ли?

Бабушка в этом сомневалась. И мама тоже, а папа опять же был слишком занят и на письмо ответить не удосужился. А она утром и про квартиру написала… пока что не решалась в почту заглянуть, потому что его вопросов ей не избежать. А Ксюша понятия не имела, как на них ответить.

— Прогуляемся? — неожиданно предложил Игнат. — У меня на свежем воздухе голова лучше варит.

Воздух в парке сложно было назвать свежим. От фонтана тянуло тиной, да и людей было куда больше, чем в прошлый раз, но Игнат все-таки отыскал свободную лавочку и мороженое принес. Две порции. Сунул ей в руки обе порции и велел:

— Подержи.

Пиджак стащил и бросил его на спинку лавки.

— Слушай, я и вправду погано одеваюсь?

— Ну… — врать Ксюша не умела, а правду говорить стеснялась.

— Ясно. Это все Ленкина подружка. Дизайном она занимается. Одежды. И мне вот шьет…

— Как себя чувствует Елена?.. — Ксюша поняла, что забыла отчество невесты Игната.

— Нормально. Истерит. И вообще, она сказала, что между нами все кончено. — Он отобрал у нее одно мороженое. — Вечно у нее куча проблем на пустом месте! Вот вроде и неглупая баба, а как вожжа под хвост попадет… Завтра помиримся. Или нет.

Он говорил так равнодушно, что Ксюша поняла: если все-таки помириться им не удастся, Игнат не особо расстроится. И как так можно? Они ведь пожениться собирались. Любили друг друга.

Хотя… разве это Ксюшиного ума дело?

Ей со шкатулкой бы разобраться. И найти того, кто сжег ее квартиру! И озаботиться ремонтом, поиском другой работы — все-таки подозревала Ксюша, на нынешнем месте задержаться у нее не выйдет. И вообще, дел уйма, а она сидит, ест мороженое и исподволь разглядывает начальника.

— Я про шкатулку спросила, — мороженое было шоколадным и таяло стремительно, Ксюша подбирала капли языком, понимая, что все равно измажется, но удивительное дело — данное обстоятельство ничуть ее не смущало. — О том, сколько она может стоить. Ну, и про остальное тоже… тут сложный момент. С одной стороны, бабушка утверждает, что, если вещь действительно была сделана Петром для Анны Монс, она почти бесценна. То есть верхний потолок стоимости определится на аукционе, да и со временем он падать не будет.

Бабушка любила приговаривать, что антиквариат — это не только красивые вещи, но также и неплохое вложение средств. И то, что сегодня стоит тысячи, завтра будет стоить десятки тысяч. А послезавтра, возможно, и сотни.

— А с другой стороны?

— Доказательства, — вынуждена была признаться Ксюша. — Есть вещи, которые действительно принадлежали тому или иному человеку, например королю… или царю… или еще какой-нибудь исторической фигуре. Они или отмечены вензелем, или есть свидетельства того периода, вроде портретов или воспоминаний чьих-то, не суть важно, главное, что доказать эту принадлежность, в принципе, удастся. И это поднимает цену. Есть вещи, которые могли — при определенных условиях — принадлежать этой исторической личности, но… прямых свидетельств тому нет. Поэтому ценность их сомнительна.

— Вроде шкатулки?

Ксюша кивнула:

— Нет, экспертиза могла бы установить период, в который она была изготовлена. И, возможно, место, где ее делали. Но это косвенные улики. Да, появится легенда, но бездоказательная. И на цену вещи не слишком-то повлияет. Хотя, конечно, тут эксперт нужен, чтобы подробно осмотреть ее, вполне вероятно, что подпись мастера найдется, например, в механизме… или в скрытом отделении, раньше такие часто устраивали. И тогда опять же цена вырастет. Сложно все… я одного не понимаю, — Ксюша таки капнула мороженым на джинсы. — Почему он ко мне прицепился? Я эту шкатулку и в глаза не видела! Откуда она вообще появилась?!

— А вот это — интересный вопрос… Едем.

Ехать им пришлось недалеко. Ксюше был знаком этот дом — старый особняк, разрезанный на десятки коммунальных квартир. Отец приводил Ксюшу к нему, рассказывая об архитектуре девятнадцатого века, и еще сетовал, что особняк почти уже загублен, что, если вложить хорошие деньги, можно было бы вернуть зданию исконный облик, однако кому это надо?

И сейчас особняк выглядел еще хуже, чем пять лет тому назад. Ксюша приметила влажные пятна на стенах, и трещины в штукатурке, и запах плесени, стойкий, такой появляется, когда сырость держится годами.

— Когда-то здесь было красиво, — Ксюша задрала голову — потолок частично уцелел, лепнина была великолепна. — Представьте себе: свечи… ну, или уже электричество, говорят, хозяин был весьма состоятельным человеком и мог себе это позволить. Нас бы встретили слуги…

У лестницы стоял стул, а на стуле, уронив вязанье на колени, старушка дремала. Стоило им к ней подойти, как она очнулась:

— Куды?

— Туды, — в рифму ответил Игнат, указывая на второй этаж. — К Светке.

Ответ старушку удовлетворил, она кивнула и вновь погрузилась в сон.

— Любая красота проходит, — Игнат подал Ксюше руку. — А прошлого — не вернуть.

— Она ведь пыталась.

— Кто?

— Ольга.

Ступеньки поскрипывали под ногами, прогибались, грозя треснуть. Их покрывал толстый слой краски, которая местами облупилась, и в этих язвах цвет был иным. Должно быть, ступени перекрашивали время от времени, нисколько не заботясь о том, чтобы снять предыдущий слой.

— Она пыталась вернуть первую любовь.

— На полное довольствие, — сказал Игнат. — И не знаю, что было бы, если б у нее получилось.

Ксюша тоже не знала. Она вообще не была знакома с той женщиной, но почему-то живо представляла себе ее: уставшую, растерянную, привыкшую жить по чужому распорядку, подчиняться — что матери, что мужу. Она была слаба, и эта слабость вызывала у окружающих снисходительное презрение.

О да, они любили Ольгу, но притом словно бы одолжение ей делали.

Неприятно.

А единственный человек, ради которого она некогда осмелилась поднять мятеж, пожалуй, был искренен. Во всяком случае тогда, когда спас ее от матери. И пусть в тот раз у Ольги не хватило сил отстоять семью, но что ей мешало попробовать снова? Ведь он, тот человек, остался прежним… и любил ее, иначе… конечно!