Музыкальная шкатулка Анны Монс

Конечно, узнай кто из жильцов, что за спиной милой Сонечки зона, все бы переменилось, но удача, отвернувшаяся от Сонечки в юности, ныне спешила воздать по заслугам. Пожалуй, ложью будет сказать, что у Сонечки ни разу не возникало искушения воспользоваться ситуацией, но она сумела устоять. Да постепенно прижилась в доме.

Квартирка на втором этаже принадлежала школьной учительнице, даме строгой, тяготевшей к излишнему морализаторству и костюмам, которые она сама же шила, перелицовывая старые вещи. Жила она одна, а на вопросы о родных отмахивалась, мол, такая родня и даром не нужна. За глаза учителку считали старой девой, кто жалел ее, кто злорадствовал, но особо к ней не лезли. А потом случился с ней инсульт. Тревогу забила Сонечка, она заприметила, что уже два дня тому назад учительница, прежде выходившая из дома ровно в семнадцать минут восьмого утра и возвращавшаяся без десяти шесть вечера, пропала.

Ее нашли на полу, беспомощной, но еще живой, и врач лишь разводил руками: мол, случается. «Скорая», конечно, забрала Анну Марковну, а в доме заговорили о скорых похоронах.

Поспешили.

Месяца не прошло, как учительница вернулась, да не одна. Она шла, шаркая ногами, опираясь на кривоватую палку, а тонкая светловолосая девушка заботливо поддерживала ее под локоток. Паренек же вида лихого — ох и не понравились Сонечке его глаза! — нес чемоданы.

— Племянница я, — сказала девушка, улыбаясь ясною доброй улыбкой, которой Сонечка ничуть не поверила. Жизнь и зона научили ее видеть людей глубже. — Вызвали к тете… а это — супруг мой. Ленька.

Девушку звали Виленой. И местные кумушки быстро приняли ее в свой круг. А что, была Леночка легкой, милой и улыбчивой, в помощи никому не отказывала, да и советов спрашивать не стеснялась. Ее жалели — мол, молодая совсем, а со склочною старухой связалась… да и то, оправляясь постепенно, Анна Марковна становилась вовсе невыносимой. Она заговорила, глотая звуки, но громко, благо за столько лет преподавания в школе успела голос поставить. И теперь ее крики разносились по коридору. Леночка часто выбегала из комнаты, глотая слезы. Соседки ее успокаивали.

И осуждали склочную бабу.

А Сонечка ждала, что будет дальше. Вот не верила она солнечной девочке, пусть ничего этакого и не заприметила за Виленой, но чутье ей подсказывало — нехороший она человек.

Потом Анне вдруг стало хуже.

— Надорвалась. Недоглядели, — вздыхала Вилена на общей кухне и хлопала ресницами, сдерживая слезы. А соседки спешили ее успокоить, мол, нету Леночкиной вины ни в чем. Здоровье-то — оно одно, а старуха сама себя извела.

Теперь она кричала редко, еще реже появлялась на людях, всегда в сопровождении Леньки — вот уж о ком говорили с уважением и почтительностью. Военный человек. Обязательный! Рукастый. Конечно, он все больше в командировках, дома редко появляется, зато уж приходит не с пустыми руками. Он не скупится выставлять на общей кухне угощение, пусть и весьма скромное, делится что табаком, что сахаром, порою и сам предлагает купить: мол, случилось ему наткнуться, по смешной-то цене… и мыло привозит, и дефицитнейший кофе. И всегда — с улыбкой.

— Да какой я военный, — отшучивался Ленька, когда соседи начинали наседать на него с расспросами о службе. — Так, числюсь только. При машинах состою. Куда начальство скажет отвезти, туда и рулю…

Он подмигивал бабам, и те млели. А с мужиками Ленька держался строго, с пониманием. И дорогую тещеньку — так он именовал Анну, приговаривая, что другой ему не дадено, померла Ленкина матушка, — окружал немалою заботой.

Пожалуй, только Сонечка и догадалась, кем был Ленька на самом-то деле: вором фартовым, да не из последних. Знала она таких по прежней своей жизни, скользких, что угри, удачливых и бесшабашных. Но знание свое предпочла при себе удержать.

Однажды вышло так, что Ленька, выведя Анну во двор, сам обратился к Сонечке:

— Посиди с ней, будь ласкава, — он сунул ей рубль. — А я в магазин отойду, за папиросами.

И Сонечка согласилась, не из-за денег, но потому, что привыкла исполнять самые разные просьбы соседей. Анна сидела, понурившись, вцепившись обеими руками в свою палку, и только глазами сонно хлопала. Она казалась вовсе не человеком — куклой.

— Ушел? — спросила она хриплым голосом, когда Ленька скрылся из виду.

— Ушел, — Сонечка присела на лавку.

— Она — чужая… и этот… убьют… скоро убьют… сели на мою шею…

— Значит, не племянница она?

— Она… сестра… шалава… — речь учительницы была нервной, неясной, но Сонечка умела слушать.

История была простой. Сестрица Анны Марковны мало походила на учительницу, вела веселую жизнь, нимало не заботясь о своей репутации и о будущем. Меняла мужчин, выбирая тех, кто был весел и богат. От кого-то прижила дочку, которую, правда, любила, хотя и попыталась спихнуть ее на шею Анне, но Анна не поддалась. А потом случилась беда…

Сонечка видела эту неизвестную ей женщину почти как себя. Новый кавалер и… поздний визит с понятыми. Суд. Зона. Вот только дочери у Сонечки не было, в детский дом никого не выслали.

— Она… писала… я должна забрать Ленку… а куда мне… с ребенком… с чужим.

Учительница торопилась говорить и запиналась на каждом слове. Конечно, кто осудит не старую еще женщину, которой вовсе не хотелось возиться с приемышем? Она собственную жизнь устроить пыталась, правда, не вышло ничего.

Потом сестрица умерла, так и не выбравшись с зоны. А что стало с Ленкой, Анна Марковна до недавнего времени не знала. Лишь оказавшись в больнице, она вспомнила о племяннице, и то сугубо от нежелания, чтобы ее законные метры отошли к соседям.

Как ни странно, отыскать Ленку ей удалось без труда. И девушка появилась в больнице.

— Сказала… заботиться станет… я прописала…

Обыкновенная история. Леночка жилплощади собственной не имела, равно как и супруг ее. А без прописки нечего было и думать о том, чтобы работу найти.

И — да, тетушку она не упрекала, напротив, Леночка готова была взять на себя все заботы… Нет, Анна ей не поверила. Да и кто поверит в родственную любовь? Вот в квадратные метры — это да! Но Анна была не против. Уж лучше пусть они племяннице отойдут, чем кому-то из соседок, которых Анна считала клушами и халдейками.

— Думала… помру… скоро помру… а я крепкая…

Сонечка согласилась, что, вероятно, светлая улыбчивая Леночка очень рассчитывала на то, что от тетки скоро избавится, и — путем естественным: женщина-то в возрасте, после инсульта. Анна же стала поправляться, пусть и медленно.

Вот тут-то и возник конфликт.

Троим в комнатушке Анны было тесно. Леньке мешала тетка, страдавшая бессонницей, Анне мешали племянница с мужем… а Леночке приходилось терпеть упреки и с той, и с другой стороны. А потом Анна вдруг поняла, что опять заболела. Нет, это не было инсультом или же его последствиями, скорее уж Анну охватило некое странное безразличие. И слабость, усиливавшаяся день ото дня.

— Травит… меня травит… в больничке она… приносит оттуда…

Леночка и правда упоминала, что нашла работу в больнице, конечно, она бы хотела стать медсестрой и на следующий год поступит в училище, а пока что ее санитаркой взяли. Ей сочувствовали, понимая, что с больной теткой на руках Леночка не сможет позволить себе учебу.

— Психушка… таскает… убьет скоро… золото… много золота… кровь… Ленька привозит… он привозит, она моет… кровь… я видела… — Сухая рука вцепилась в Сонькин подол. — Убивает… а золото… Ленка его уносит…