Музыкальные диверсанты
Шрифт:
Наряду с предметами быта, недоступными простым советским гражданам, наши смекалистые умельцы обращали свой взор на новинки западной техники.
Так в Союз попадали огромные пишущие машинки «ундервуд», аккуратные патефончики «Электрола» и аппараты фирмы «Телефункен». предназначенные (о, чудо!) для копирования граммофонных пластинок.
Во время войны, как и во времена Наполеона, наши граждане имели возможность увидеть жизнь совсем другую и теперь испытывали настоящий культурный голод. И вскоре нашлись Кулибины, готовые его удовлетворить.
Как ни боялись Сталина, как ни трепетали граждане Страны Советов от одного лишь взмаха руки тирана, но углядеть за каждым стареющему диктатору становилось все сложнее. Уже в середине сороковых по всей стране создаются целые синдикаты по изготовлению и продаже «запрещенных» песен на самодельных пластинках.
Начиналась
Очевидец и непосредственный участник событий ленинградский поэт Борис Иванович Тайгин рассказывал, как вместе с друзьями, талантливым инженером-самоучкой Русланом Богословским и фотографом Евгением Саньковым, создали подпольную студию звукозаписи «Золотая собака», где изготавливались с целью сбыта пластинки «на ребрах» с записью песен эмигрантов, раннего Утесова, Вадима Козина и популярных западных ансамблей.
Борис Тайгин в образе «монаха». После освобождения из лагеря ему захотелось радикально сменить имидж и отрастить длинные волосы. Ленинград, 1953
Аппарат для производства пластинок «на ребрах». Из архива Бориса Тайгина
Еще одна пластинка студии «Золотая собака». На ней уже не один, а пять треков: «Пещерное танго», «Избушка», «Физики», «3/к Васильев и Петров», «Жил я в шумном городе Одесса»
Компаньоны постоянно совершенствовали свою продукцию и расширяли рынки сбыта. Но в соответствующих органах за ними, как оказалось, давно наблюдали.
«…заканчивался 1950 год. Приближался ноябрьский коммунистический праздник. И вот 5 ноября — с раннего утра и до позднего вечера — по всему городу пошли повальные аресты всех тех; кто так или иначе был причастен к изготовлению или сбыту "музыки на ребрах”. Были заполнены буквально все кабинеты ОБХСС на Дворцовой площади, куда свозили всех арестованных, а также конфискованные звукозаписывающие аппараты, пленки, зарубежные пластинки-оригиналы и все прочие атрибуты! Арестовано в этот черный день было, говорят, человек шестьдесят. <…>Все арестованные были разделены на отдельные группы. Спустя одиннадцать месяцев нахождения под следствием нас троих — Руслана Богословского, Евгения Санькова и меня — объединили в группу и судили одновременно, в сентябре 1951 года. В одном из пунктов обвинительного заключения мне инкриминировалось “изготовление и распространение граммофонных пластинок на рентгенпленке с записями белоэмигрантского Репертуара, а также сочинение и исполнение песен, с записью их па пластинки, хулигансковоровского репертуара в виде блатных песенок”. Сегодня такое обвинение я бы посчитал смехотворно-издевательским кощунственным и не стоящим выеденного яйца. Но, увы, пятилетний срок мне все-таки был присужден», — вздыхал полвека спустя Борис Иванович.
Энтузиаст звукозаписи, талантливый инженер-самоучка Руслан Боголословский
Поразительно, но, освободившись, «пайщики-концессионеры» вновь принимались за старое, всякий раз улучшая свою продукцию все больше и больше. После второго срока Богословский, умудрившись раздобыть в лагере специальную литературу, сумел собрать аппарат для изготовления матриц и специальный пресс с подогревом. Теперь, вставив в агрегат любую фабричную пластинку, вы пять минут спустя получали ничем не отличающийся от фирменного диск с записью Лещенко, Морфесси или буги-вуги.
Саньков научился изготавливать фирменные этикетки-«яблоки», а впоследствии и конверты. По словам очевидцев, отличить копию от оригинала было невозможно.
В
качестве сырья использовались самые дешевые диски, которые можно было отыскать в универмагах города. Таковыми оказались записи речей Ленина. Годами они пылились на полках. Если обычная пластинка стоила 2–2,5 рубля, то уцененные — по 20–30 копеек.Клондайк! Руслан с Борисом поставили дело на широкую ногу, снабжая страждущих практически фирменным товаром. И все было бы хорошо, но бдительные сотрудники Большого Дома заподозрили диверсию. Еще бы, годами речи вождя мирового пролетариата никого не интересовали, и вдруг группа подозрительных молодых людей начинает пачками их скупать. Взяли на заметку, проследили и все поняли.
…Арест, суд, третий срок. Освободившись, друзья оказались в новой эпохе.
Появившиеся магнитофоны похоронили «музыку на ребрах». Но дали виток новой эре.
Джин Сосин в книге «Инакомыслие в СССР» говорит [20]:
«'Народное хозяйство”, официальный советский справочник, не приводит никаких цифр о производстве магнитофонов до 1960 г. В том году было выпущено 128 000 штук. В 1965 г. количество выросло до 453 000 и до 1 064 000 в 1969-м. В 1970 году количество выпущенных аппаратов составляло 1 192 000».
Коммунисты не сразу поняли, какого джинна выпустили из бутылки. С распространением запрещенной литературы (самиздатом) власти активно боролись: для того чтобы скопировать документы на ксероксе, советский человек должен был иметь специальный допуск. Печатная машинка могла сделать только несколько копий под копирку (помните, как V Галича: «“Эрика” берет четыре копии»!)· Это было долго и непродуктивно.
Освободившисъ после третьего срока, Руслан Богословский оказался в новой эпохе: на смену музыки на «ребрах» пришли магнитофоны. Началась эра магнитиздата
Но магнитофоны и пленка продавались в магазинах свободно. А контролировать оборот магнитной ленты было невозможно. Так в обиход вошло понятие «магнитиздат».
«Бытовой магнитофон приобрел совершенно не свойственные ему качества инструмента пропаганды, ставя официальную сферу аудиомира в заведомо проигрышную позицию из-за ее неспособности к адекватному реагированию на новые вызовы времени…» [30]
В своем самиздатском памфлете «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Андрей Амальрик [21] описал возникновение «культурной оппозиции» после смерти Сталина в 1953 году и начавшейся хрущевской «оттепели». Он назвал ее «новой силой, независимой от правительства», и добавил:
30
Коляда В. «Есть звуки, их значенье…»
«Появилось множество молодых поэтов, артистов, музыкантов и шансонье; начали распространяться машинописные журналы, открывались художественные выставки и организовывались песенные фестивали молодежи. Это движение было направлено не против политического режима как такового, тлишь против его культуры, которую сам режим, однако, рассматривал как компонент самого себя».
Но если самиздат и гитарная поэзия стали миной замедленного действия внутри страны, то извне умы и души «гомо советикус» шквальным огнем обстреливались с помощью радиоволн, на которых вещал добрый десяток вражьих голосов, ведущим «солистом» среди которых, являлась, несомненно, «Свобода».
«Те, кто мечтал насыпать побольше соли на хвост советской власти, предпочитали “Свободу”! К тому же “Свободу” больше всего глушили> и, может быть, поэтому еще ее назло хотелось все же поймать», — признавалась писательница Мариэтта Чудакова.
Практически все проекты «музыкальных диверсантов» будут прямо или косвенно связаны с этим, по выражению одиозного генерала Олега Калугина, «гнездом шпионажа».
Глава 9. Борцы за идею
«Бьет светлый час за Русь борьбы последней
Нас не смущает ни свинец, ни сталь.
России зов всё громче, всё победней,
Идем вперёд, нам ничего не жаль…»