Музыканты

–  Отчего так пустеет мир?
– произнес он вслух и будто услышал тихий, насмешливо-нежный голос:

–  Мы рождаемся в молодом мире. Нас окружают юные братья и сестры, полные сил родители, еще не старые деды. Мир стареет с нами, но быстрее нас. Вот уже ушли деды, потом родители, старшие братья и друзья. И никуда не деться от преждевременных потерь, кому-то на роду написано уйти до срока… Тебе надо было бежать от меня раньше, я все сделала для этого, когда-нибудь узнаешь. Лишь одного я не могла: бросить тебя сама - слишком любила…

Он коснулся плеча Паулы, ее высокой шеи - под рукой был холодный камень.

Когда он повернулся, то увидел у могильной ограды женщину, наблюдавшую за ним с выражением чуть комического сочувствия. Она была элегантна и очень красива. Некоторая усталость век обнаруживала, что страсти знакомы этому молодому существу.

–  Агнесса?
– удивился Кальман.
– Что ты тут делаешь? Это не твое царство.

–  Но и не твое, Имре, ты же боишься покойников.
– Агнесса усмехнулась.
– Тебе не идет поза безутешного вдовца. Для этого ты слишком эгоистичен.

–  Да, я был плохим мужем Пауле. И наверное, окажусь плохим вдовцом. Но я и не позер, ты это отлично знаешь.

–  Это правда. Ты не умеешь притворяться. И тебе, наверное, здорово плохо без Паулы. Поэтому я и приехала. Мне сказали, что ты бываешь здесь в это время.

–  Очень мило с твоей стороны, - удивленно сказал Кальман.
– Но я предпочитаю одиночество.

–  Я предлагаю тебе одиночество вдвоем.

–  Ты что, импровизируешь водевиль: «Ричард Третий в юбке» - соблазнение над могилой?

–  Ну, соблазнила-то я тебя значительно раньше.

–  И предала тоже.

–  Боже мой! Лишь ты мог порвать отношения из-за жалкой мимолетной связи, которую я сама толком не заметила. Столько лет прожить в Вене и остаться жалким провинциалом!

–  Тебе не кажется, что над могилой Паулы этот разговор не очень уместен?

–  Надо считаться с живыми, а не с мертвыми, - жестко сказала Агнесса.
– Много ты думал о Пауле, когда путался со мной?

–  Паула сама прекратила нашу близость, - потупил голову Кальман.
– Боялась заразить меня чахоткой. Я этого не боялся.

–  Паула все знала о нас. Она переживала наш разрыв. Это была замечательная женщина с мужским умом. Она боялась за тебя и считала: какая ни на есть, я могу быть настоящим другом. Она хотела, чтобы мы поженились.

–  Это дико, - помолчав, сказал Кальман, - но я верю тебе. Она настойчиво говорила, что я должен жениться и завести детей. Это была ее навязчивая идея. Мне даже казалось, что она готова назвать имя женщины, но меньше всего я мог допустить, что она имеет в виду тебя.

–  Это почему же?

–  Паула заставила меня верить в женскую порядочность.

–  Бедный Имре! Тогда тебе лучше остаться холостяком.

–  Я тоже так думаю.

–  Но Паула не хотела этого.

–  Не шантажируй меня ее именем.

–  Что за тон, Имре? Ладно, бог с тобой. Но зачем же терять дружбу?

–  Ты хорошо говорила о Пауле. За это тебе многое прощается. А дружить мы, наверное, сможем.

–  И на том спасибо! Ты на колесах?

–  Нет, Паула не выносила автомобилей. Я хожу сюда пешком.

Агнесса внимательно посмотрела на него.

–  Нет, это не лицемерие. Ты по-настоящему любил Паулу. Давай я подброшу тебя в город.

Машина быстро домчала их до центра Вены. Возле погребка «Опера» Кальмана окликнул какой-то краснощекий человек.

–  Это мой зять, - сказал Кальман Агнессе.
– Я здесь сойду.

–  Мы увидимся?

–  Конечно. Только не на кладбище.

–  Тебя не оставило чувство юмора. Ты будешь жить.

Кальман вышел из машины. Агнесса дружески помахала ему рукой.

–  Поздравляю, - сказал зять.
– Ты не теряешь времени даром.

Кальман пожал плечами.

–  Какая женщина!
– зять поцеловал сложенные щепотью пальцы.
– И какое имя!.. Не знаю, что она в тебе нашла, но забрало ее крепко. Столько времени графиня Эстергази ждет пожилого мужчину с внешностью отнюдь не лорда Байрона.

–  Не болтай!

–  Я совершенно серьезно. Мы все… и твоя мама надеялись на этот брак. Она молода, красива, богата и знатна. Представляешь, как будет звучать: графиня Кальман-Эстергази, граф Кальман-Эстергази!..

–  Я Кальман, и с меня этого достаточно.

–  Надо и о родне думать. Нам давно хотелось породниться с аристократами. Может, у тебя на примете какая-нибудь Габсбург или Нассау? Признайся честно своему верному Иоше. Хочешь стаканчик чего-нибудь?

–  Нех. Ты мне надоел со своими пошлостями. Пойду в кафе «Захер».

–  Не сердись, Имре. Я же любя.

Кальман не ответил и пошел через улицу в сторону избранного венской богемой кафе.

Он вошел и, рассеянно раскланиваясь с посетителями, двинулся к своему обычному столику у окна.

Официант, не спрашивая заказа, с быстротой молнии поставил перед ним кофейник, чашку и стакан с ледяной водой. Чиркнул спичкой. Кальман с наслаждением закурил сигару. Голубое облако всплыло перед ним. Он пропустил мгновение, когда в этом облаке обрисовалось вначале смутно, затем все отчетливей девичье лицо такой светлой и радостной красоты, что вторично будет явлена человечеству спустя годы и годы в образе юной Мерилин Монро. То же золото волос, синь глаз, кипень зубов в большой легкой улыбке, та же нежнейшая кожа, совершенная линия шеи и плеч. Но в этой девушке было больше какой-то благородной прочности, при всей деликатности сложения, в ней не чувствовалось даже намека на излом, будто ее растили в особо здоровом, напоенном свежестью трав и цветов пространстве.

Кальман прочно уставился на нее, но девушка, занятая разговором с подругой, не догадалась об этом неприличном разглядывании. Когда же она неожиданно повернулась в его сторону, он успел скрыться в густом облаке дыма.

Официант как раз что-то прибирал на его столике.

–  Запишите на мой счет!
– крикнула девушка и быстро пошла к выходу.

Кальману показалось, что официант хотел кинуться за ней вдогонку.

–  Обер!
– остановил его Кальман.
– Кто эта девушка?

–  А, не стоит разговора, господин Кальман. Какая-то статисточка… Никогда не платит за кофе.