Музыканты

–  Внимание!
– сказал он, бросив взгляд на тумбу.
– Чарли, не зевай.

И тотчас возле тумбы возник блю-терьер с заросшей мордой.

–  Пописает!
– азартно крикнул Чарли.

–  Не спорю, - согласился отец, к большому его разочарованию.

На смену блю-терьеру подбежал коротконогий скотч.

–  Пописает!
– вскричал Чарли.

–  Нет. Ставлю доллар.

–  Идет!

Пес почти добежал до тумбы, но тут учуял сучку, примеченную наметанным глазом Кальмана, и желание мгновенно вытеснило иные физиологические потребности.

–  Гони доллар, - потребовал Кальман.

Чарльз унаследовал отцовскую нетороватость. С крайне кислым видом он достал из кармана доллар и отдал отцу.

–  Больше не играю, - сказал он хмуро, - три доллара за одну прогулочку - многовато.

–  Я считался чемпионом этой игры, когда тебя и в проекте не было, - горделиво сообщил отец.
– Так и быть: получите мороженое. Принимаю заказы.

–  Мне шоколадного!
– быстро сказала Лили.

–  А мне орехового, - решила Илонка.

–  А мне шоколадного и орехового!
– плотоядно сказал Чарльз.

–  Пожалуйста. Мне не жалко. Оплата из твоего проигрыша.

Напоминание о проигрыше вновь погрузило Чарльза в пучину мрачности.

Они заметили черную машину у портала Земледельческого банка.

–  Кажется, это Верушка, - сказал Кальман.
– Ну, детки, быстро попрощайтесь с мамочкой, не задерживайте ее. Мамочке нужно в Южную Америку. И не говорите, что я здесь.

Он спрятался за колонну, а дети побежали к матери.

Верушка схватила их, принялась целовать, глаза ее затуманились слезами.

–  Милые вы мои!.. Бедные вы мои!..

При этих жалобных словах маленькая Илонка начала кукситься, сама не понимая с чего.

–  Ну мама!.. Ну чего ты?..
– капризно сказала Лили.

–  Сиротки бедные!.. Чарли, мальчик мой!.. Да как же я буду без вас?.. А вы без меня?..

Лили начала покусывать губу, Чарльз, и без того расстроенный проигрышем трех долларов, часто заморгал.

–  А где же он… голубок мой старенький?..
– острые глаза молодой женщины углядели спрятавшегося за колонну Кальмана. Она кинулась к нему.

Кальман казался очень смущенным тем, что Верушка его обнаружила.

–  Ты прости, Верушка, я не хотел…

–  Какой ты небритый, запущенный!.. За тобой никто не смотрит!..

–  Я не успел побриться… А ну, ребята, оставьте маму в покое. Она спешит…

–  Как ты можешь, Имрушка?.. Спешит!.. При виде этих ангелов!..

–  Тебе надо собраться. И неловко перед твоим мужем.

–  О чем ты говоришь? Забудь об этом человеке. Я никуда не еду.

–  Он что - обманул тебя?
– вскипел Кальман.
– Тогда он будет иметь дело со мной!

–  Угомонись, Имрушка!..

–  Не угомонюсь!
– вскричал бесстрашный Кальман.
– Я заставлю его жениться. Я вызову его на дуэль. По матери я из рода отважных куруцев. О, Верушка, ты увидишь, как дерется потомок не ведавших страха.
– Кальман сделал выпад воображаемой шпагой.
– Это будет удивительный пример этнического возрождения. Я приведу его на веревке к алтарю.

–  Успокойся, Имре, мы давно зарегистрировали наш брак. Он безумно любит меня.

–  Попробовал бы не любить!

– кровожадно сказал Кальман.

–  Но я поняла, что не люблю его… Я люблю вас, мои единственные. Я даже не знала, что так привязалась к тебе, дорогой ты мой!

–  Верушка, - глубоким голосом сказал Кальман, - я никогда не позволю себе разрушить чужую семью.

–  Какая там семья!
– отмахнулась Вера.
– Вы моя семья. Мама остается с вами.

–  Мама остается, мама остается!
– обрадовались дети.

–  Но мне неудобно перед этим человеком… твоим мужем, - жалобно сказал Кальман.
– Судя по всему, он славный малый.

–  Много ты знаешь!.. Истерик, скандалист, по три раза в день кончает самоубийством. Орет и плачет по каждому поводу. Ревнив, как мавр, хотя сам - французик из Бордо-дри-дри. Красивый дурак и сумасшедший. К тому же лопух, перевел на меня почти все деньги.

–  Верушка, - очень серьезно сказал Кальман, - если ты действительно хочешь вернуться, то отдай ему все деньги до копейки. И ты придешь домой в том, в чем ушла. Иначе дверь окажется на замке.

В доме Кальманов готовилось большое торжество. И это крайне волновало маленькую Илонку.

–  Ну, Лили, - приставала она к сестре, - разве сейчас рождество?

–  Какое рождество, дурочка?

–  А почему - ящики, коробки? Я думала, это подарки от Санта-Клауса.

–  У нас сегодня свадьба. Папа и мама женятся.

–  А разве они неженатые?

–  Нет!.. Отстань!..

–  Значит, мы незаконные, - последовал весьма логичный для невинного дитяти вывод.

–  Дура, дура и дура!
– выгадывая время, бранилась Лили.
– Мы совершенно законные. Папа и мама были женаты, потом сделали перерыв, как отпуск или каникулы, а сейчас отдохнули и опять женятся.

–  И будут новые законные дети?
– полюбопытствовала Илонка.

–  Это я тебе не скажу, - по-взрослому неискренне ответила Лили.
– Детей, как ты знаешь, приносит аист. Если они его хорошенько попросят…

–  Они не будут просить, - задумчиво сказала малышка.
– Мама так бережет фигуру…

Лили не успела отозваться на слова сестры. Дверь распахнулась, впустив некий драгоценный блеск, сверк - невозможно было сразу постигнуть, что это: поток драгоценного металла, хрустальный водопад, сгусток серебристого света или чудо, не имеющее разгадки, а затем определилось, что это дивный, переливчатый, нежнейший мех, некогда приютивший тело Греты Гарбо, а сейчас с не меньшим успехом укутавший девичью фигуру Веры.

Девочки замерли в молитвенном экстазе, и тут вошел Имре Кальман.

–  Лили, Илона, марш отсюда!
– с непривычной строгостью скомандовал он дочерям, взор которых горел не детским, а женским огнем.

Когда те с неохотой вышли, с его трясущихся губ слетело:

–  Ты нарушила уговор. Свадьбы не будет.

–  С ума сошел, Имрушка? Я назвала столько гостей! И какой договор я нарушила?

–  Эта шуба стоит целое состояние. А я сказал: вернись, в чем ушла, и ни гроша чужих денег.