Мы, аристократы - 4

Нет, так нельзя. Сдерживаться бесполезно - когда-нибудь всё равно опоздаешь или не сумеешь сдержаться. Нужно вернуть прежнее уравновешенное состояние, которое позволяло мне спокойно выслушивать любые слова. Но как?

Если рассуждать логически, у меня появилась некая прежде не испытываемая категория эмоций, которая превращает человека в безмозглое животное или несдержанного дикаря и которой, как я часто наблюдал, подвержены другие. Но даже если это норма, а я - исключение, так ли уж хороша эта норма? Эмоции есть и у животных. Если они доминируют над разумом человека, этот человек недалеко ушёл от животного. Выяснять отношения рукоприкладством - звериная реакция, а я - разумное существо. Мне не пристало уподобляться зверю.

Сформулировав эти слова, я ощутил, как меня обволакивает спокойствие. Оказывается, я был не в равновесии и осознал это только сейчас, когда меня отпустило. Диагноз был верен, во мне пробудилось нечто звериное, и чтобы справиться с ним, понадобилась ключевая фраза.

Я не животное и не дикарь. Я разумнее.

К медпункту я подошёл, полностью восстановив привычную уравновешенность, хотя она неуловимо отличалась от прежней - была как бы живее, теплее. Я бывал здесь прежде, поэтому не блуждал по палатам, а сразу нашёл приёмную. Мадам Помфри ждала меня там, я поздоровался и шагнул внутрь. Вошёл и замер у двери, повинуясь голосу встрепенувшейся интуиции.

В подобных случаях я своей интуиции доверяю. У меня она никогда не бывает продуктом мнительности или дурного настроения. Если она оживает, значит, обнаружилось нечто подозрительное, но пока еще не осознанное. Значит, необходимо выявить, о чём она шепчет.

В следующее мгновение моя интуиция взревела сиреной, предупреждая об опасности. Но ничего опасного я не замечал - стол колдомедика, за которым сидела мадам Помфри, у противоположной стены топчан для осмотра пациентов, по стенам - шкафы и полки с зельями, медицинскими приспособлениями и диагностическими артефактами. Никого постороннего, ничего особенного - все как обычно. Так в чём же дело?

Я топтался у двери, и мадам Помфри нетерпеливо сказала:

– Что же ты стоишь, Гарри? Проходи.
– Она знала всех учеников в лицо и звала всех их по имени.

– Да, мадам Помфри, - я сделал вперёд шаг, другой, передвинув руку так, чтобы мгновенно достать палочку. Интуиция надрывно голосила. Отказаться от медосмотра и уйти, ни в чём не разобравшись? Это не выход.

– Садись, Гарри, сюда, - она указала на кресло пацента перед своим столом.

Я подошёл и сел. Ничего не случилось. Мадам Помфри встала и взяла с полки диагностический артефакт.

– Мадам Помфри, я совершенно в порядке. Перед Хогвартсом меня проверял личный врач Малфоев. Может, вы просто подпишете осмотр, а?

– Гарри, не шевелись, это недолго.

Чтобы мадам Помфри, и отказалась от проверки? Быть такого не могло, но я должен был попытаться. Она направила на меня артефакт, и я замер в полной готовности к любым неожиданностям, надеясь, что успею защититься.

Но опять ничего не случилось. Мадам Помфри проверила меня артефактом и убрала его на место.

– Да, Гарри, ты здоров, но ты выглядишь слишком утомлённым.

Я не чувствовал себя утомлённым, но артефакту виднее. В горячке последних дней я мог и не заметить переутомления. Мадам Помфри вынула из кармана пузырёк с зельем и протянула мне.

– Вот, выпей, тебе поможет.

Интуиция зашлась воплем, и я наконец заметил несоответствие. Пузырёк был заготовлен заранее, еще до диагностики.

– Но... мадам Помфри... я не настолько утомлён, чтобы пить укрепляющие. Давайте, я сегодня лягу спать пораньше и отосплюсь.

– Гарри, выпей это, - настойчиво сказала она. Я принял пузырёк.

– Мадам Помфри, может, тогда я возьму это с собой и выпью перед сном? Я только что с ужина и переел там, сейчас в меня ничего не влезет.

– Нет, Гарри, ты должен выпить это при мне. Соберись с духом и выпей.

Она неотрывно смотрела на меня, но не строгим, а каким-то жадным и пустым взглядом. До моего сознания дошло, что именно это и отловила в ней с порога моя интуиция. Я отвернул крышку пузырька и осторожно понюхал горлышко.

– Гарри, пей!

– Сейчас, мадам Помфри...
– я узнал запах. В этой жизни я сталкивался с ним впервые, но по прошлой он был знаком мне. Это был очень редкий и дорогой яд, убивающий в течение двух-трёх минут. Противоядие от него существовало, если принять заранее, но от уже выпитого яда не спасало ничто. Попросту не успевало.

Откуда у колдомедички такой яд? Зачем ей понадобилось травить меня?

Мадам Помфри не сводила с меня глаз, и я скользнул в её сознание. Если она что-то задумала, сейчас это у неё на поверхности и легко отыщется. Но там не оказалось ничего, кроме нетерпеливого ожидания, когда же наконец я сделаю то, что требуется.

Грюм преподавал не для легилиментов, он не говорил нам этого. Но мне был известен этот признак пребывания человека под Империо, которое вместе с личностью подавляло и её воспоминания. Я завернул пробку на пузырьке, чтобы освободить левую руку.

– Гарри, не увиливай! Ты должен это выпить!

– Инкарцеро, - что за жизнь, скоро это заклинание станет мне привычнее Левиозы. Мадам Помфри потеряла равновесие и неловко упала, но не заметила этого. Она смотрела на меня с пола тем же жадным и пустым взглядом.

– Гарри, выпей, ты должен выпить, - повторила она как заведённая.

Переложив пузырёк в левую руку, я достал палочку. Чтобы заставить колдомедичку травить ребёнка, нужно очень мощное внушение.

– Фините Империо, - произнёс я, направив палочку ей в лоб.

Лицо мадам Помфри на мгновение стало отрешённым, затем исказилось от ужаса и отчаяния.

– Не пей этого!
– торопливо вскрикнула она.

– Я и не пью, - я показал колдомедичке закупоренный пузырёк. Она всхлипнула и тихо, безнадёжно заплакала.
– Откуда у вас это?

– Н-не знаю...
– пробормотала она сквозь плач.
– Это уже было у меня, и я всё время помнила, что должна...
– её полное тело затряслось от рыданий.

Значит, к ней применили не только Империо, но и Обливиэйт.

– Когда это с вами случилось?

– Не помню точно... недавно...

– Ну вы знаете, что с этим нужно сразу в аврорат. Позовёте меня, когда понадоблюсь.

Поставив пузырёк с ядом на стол, я снял Инкарцеро с мадам Помфри. Она продолжала тихо плакать, лёжа на полу, и я передумал уходить. Было нечто неправильное в том, чтобы оставлять её одну в таком состоянии рядом с такой отравой.