Мы, аристократы. 1-й, 2-й курс

В шоке были не только ученики, но и преподаватели - кроме Снейпа, который если и был шокирован, то на неделю раньше. Дамблдор избежал неудобных вопросов только потому, что еще был в отъезде.

Ещё через день вышла следующая статья, «Детство Мальчика-Который-Выжил: до Хогвартса Гарри считал свою мать потаскухой, а отца алкоголиком, погибшими по пьяни», и тоже наделала немало шума. А в день выхода третьей статьи, «Детство Мальчика-Который-Выжил: сломанные рёбра за хорошие школьные оценки», в Хогвартс вернулся Дамблдор.

В тот же день он вызвал меня к себе в кабинет, легко догадаться, почему. Чего он собирался этим достичь, должно было выясниться в процессе разговора - только, директор, начните с того, что залейте свой чай себе в глотку и подавитесь своими лимонными дольками.

Да, директор, я владею окклюменцией лучше, чем вы легилименцией. Сюрприз, правда?

Сэр, почему бы мне и не поделиться некоторыми подробностями своей жизни с друзьями, если им это интересно? Я не делаю из своей жизни секрета, с чего бы?

Кому сказал? Повторяю - друзьям, сэр. Они слушали меня весьма сочувственно.

Думосброс, сэр. Некоторые вещи по-другому не получится передать правдиво. Сломанные рёбра от пинков Вернона, например. Запертую дверь в чулане под лестницей и кошачью дырку, в которую просовывают вчерашние объедки.

Почему я не жаловался дяде с тётей, что кузен с друзьями избивает меня, когда я возвращаюсь из школы? Потому что дядя с тётей тоже избили бы меня. И лишили бы ужина, а мне нужно было хоть что-то есть.

Кровная защита моего родного дома от моей маглорожденной матери? Даже если бы такое было возможно, откуда ей взяться над местом, которое я никогда не считал своим родным домом, сэр?

Вы не знали? Вы не думали? Зачем вы тогда вообще взялись опекать меня? Нашлись бы люди, которые умеют думать и хотят знать. Это совсем нетрудно.

Вы и представить не могли, что бывают такие жестокие родственники? В вашем возрасте и с вашим жизненным опытом? Не заставляйте меня считать, что вам самому нужен опекун - если, конечно, вы говорите правду, сэр.

Вы очень виноваты передо мной? Знаю, сэр. Вы очень виноваты передо мной каждый день в течение десяти лет.

Нет, сэр, просьбой о прощении вы не отделаетесь. У вас не получилось купить меня тем, что седой и важный директор умоляет маленького мальчика о прощении, роняя на бороду скупую мужскую слезу. Через десять лет я подумаю, стоит ли вас прощать.

Что именно я надумаю, я знал уже сейчас. Но это я уже сам с собой, за стенами кабинета... уфф, ну и разговорчик был… Теперь я наверняка переведён директором из условно-полезных существ в условно-вредные - и хорошо, если не в опасные - а в Избранные зачислен мой дублёр Лонгботтом, и всё, что предназначалось мне, достанется на его долю. Значит, если я хочу помешать планам Дамблдора, нужно проследить за новым избранником и разрушить интриги с его участием. И если получится, спасти растяпу.

По мере того, как статьи появлялись в печати, отношение слизеринцев ко мне разделилось. Вслух никто ничего не говорил, но я был не настолько слеп, чтобы не замечать изменений. Большинство из них отнеслось ко мне с обезличенным сочувствием, я стал для них ещё одним обоснованием неприязни к маглам. Кое-кто заметно потеплел ко мне. Как ни странно, в эту компанию попали Винс с Грегом, и без того относившиеся ко мне неплохо. Детские унижения и необходимость подчиняться своеволию вышестоящих были для них не пустым звуком, и если прежде чувствовалось, что я для них в первую очередь официальный союзник Драко, то теперь я стал для них своим парнем. Но были и такие, кто стал относиться ко мне с той или иной степенью брезгливости. Особенно она проявлялась у Панси Паркинсон и братьев Бойд.

Братья Бойд, двое высокомерных красавчиков - третьекурсник Уолтер и первокурсник Беннет - относились с молчаливым презрением ко всему миру, от них и следовало этого ожидать. Панси перестала мне язвить, вместо этого при встрече со мной она делала едва уловимую презрительную гримаску и отворачивалась в сторону. Её подруга Дафна Гринграсс, напротив, непрочь была посочувствовать мне, это было видно по её открытому для общения взгляду, но я не давал ей повода для подобных разговоров.

Отдельным пунктом стояло поведение Забини, с которым мы долгое время находились в состоянии враждебного нейтралитета. В последнее время Блейз пытался сблизиться со мной и с нашей компанией, но мы уже привыкли держать его на расстоянии, поэтому у него мало что получалось. Его отношение ко мне нисколько не изменилось, будто он и не читал этих статей. По каким-то причинам войти в доверие ко мне было для него важнее, словно он, как когда-то Драко и Тед, выбрал меня в союзники. Тем не менее, это «нисколько» настораживало меня, потому что в чём-то переменились даже они. Было заметно, что теперь Драко чувствовал себя при мне неловко - он признавал меня крутым, но никак не мог заставить себя принять меня вместе с моим прошлым, вызывавшим у него спинномозговое неприятие. Нотт относился ко мне почти так же, как и прежде, но краем зрения я стал иногда замечать на себе его испытующий взгляд.

Когда я уходил в кабинет директора, Тед сказал, что дождётся меня в гостиной. Как и остальные слизеринцы, он понимал, что разговор у меня будет непростой.

– Есть что-нибудь интересное?
– спросил он, когда я вернулся.

– Так, пустяки, - ответил я мимоходом, потому что в гостиной находилось немало змей, которым было интересно, зачем меня вызывал Дамблдор и чем это закончилось. Тем не менее Тед должен был понять, что пустяки - это больше, чем ничего.

Я улёгся в нашей комнате на заправленной кровати, заложив руки за голову и дожидаясь его прихода. Вскоре вошёл и Тед, присел на свою кровать и вопросительно взглянул на меня.

– Сегодня я растерял последние крохи хорошего расположения Дамблдора, - порадовал я его.

– После таких статей это ожидаемо, - согласился Тед.
– Дамблдор наверняка догадался, что это целенаправленная атака. Ты ведь собираешься менять опекуна?

Этого я Теду не говорил, но вычислил он верно.

– Да. Он вынудил меня, но, может, это и к лучшему.

– Однозначно к лучшему. Если у тебя всё получится, ты сможешь располагать собой, а сильно навредить тебе директор не сможет. Ты Мальчик-Который-Выжил, попечительский совет на твоей стороне, общественное мнение тоже.

– Всё обстоит сложнее, Тед. Потеря опекунства не только отнимет у Дамблдора приличные деньги, но и заметно повредит его репутации, не говоря уже об его планах на меня. Я подозреваю, что теперь он сделает всё, чтобы закопать меня поглубже.

– А ты не преувеличиваешь? Одного причинённого ущерба мало, чтобы закопать тебя во вред себе. Вот если бы ты знал его планы и мог выдать их…

Я прикинул и понял, что от Дамблдора я почти ничего не знаю. Наиболее опасные сведения я раздобыл сам.

– От него мне известно только то, что в его планах мне отводилась роль… фигуры. Разменной фигуры.

Тед, несомненно, заметил уточнение «от него», но не стал заострять на нём внимание.

– Если это - всё, это несущественно. Это общие слова, от которых легко отказаться. За них не закапывают.

– Пожалуй. Но если у Дамблдора получится закопать меня без вреда для себя, он это сделает. Поэтому не говори обо мне никому ни слова. Ничего из того, что можешь знать только ты - когда я ушёл, когда пришёл, где был, что ел, когда умывался… Ни-че-го.