Мы больше нигде не дома

и у меня, как у эстето-фашиста, собственное голое тело не вызывает энтузиазма….

Как сказал один знаменитый поэт « тело у тебя… чистый кранах».

Но этот ничего не говорит. Он наливает мне чего-то в рюмку. Пей, говорит.

Я пью — это коньяк. Там еще сок стоит, и я его соком запиваю.

И тут он говорит:

— Ну давай, рассказывай.

— Что рассказывать?

— Как ты меня ждала.

И тут на меня накатывает вторая волна кошмара.

То есть чувак на чем-то. И ему кажется что я — его девушка, причем, судя по его тону, девушка, которая ждала его плохо. При этом я тут сижу уже в одних трусах и говорить что я пожилая писательница Беломлинская или Улицкая — это не просто бесполезно, а это прямой путь получить в глаз.

И я говорю, то, что сказала бы на месте девушки:

— Я тебя нормально ждала. А если какие-то сплетни, и ты веришь, значит я тебе вообще — никак.

— А этот?

— А что этот? Это клиент, блин. Как будто я тут для своего удовольствия работаю.

Я уже совершенно вжилась в образ этой неведомой девицы, и шпарю как по-писаному, памятуя, что нападение — лучшая защита. Ну действительно, странные предьявы к девушке, которую жизнь забросила в стриптизерши.

И происходит некая моя победа. То есть, тема ожидания — снята.

И я решительно перехожу в наступление:

— Я ждала и дальше ждать буду. А ты все ездишь…

— Я тоже езжу, потому что надо.

Он кажется уже и не агрессивным и страх как-то откатывает. Я мгновенно думаю, что надо его еще немного умиротворить,

Но сперва надо узнать, как его зовут.

Я говорю, с улыбкой:

— Меня Джульетта зовут. А ты Серега или Валерик?

— Ромео, бля.

Я сижу рядом с ним на диване. Я говорю:

— Валерик….

Кладу голову ему на колени…

И дальше кадр — так, хлоп!

И потом уже понятно — что первый козырь я из кармана вынула.

И уже его голова у меня на коленях. И он, типа, уже готов уснуть. И я его глажу по голове. А он говорит:

— Надо к маме съездить… завтра съездим…

И эта фраза — меня, девушку, радует, потому что из нее понятно, что я — типа, невеста.

И тут я вспоминаю, что у меня есть еще один козырь — я же сочинительница народных песен. А народные песни — они на то и народные, чтобы их отлично понимали вот такие,

на первый взгляд, непонятные мне существа.

Но самом деле — понятные, иначе бы не сочинялись такие песни. И я глажу его по этому ёжику и говорю:

— Поспи чуток. Спеть тебе?

— Спой…

Я пою свою старую песню, так и никогда недосочиненную.

И пытаюсь ее во сне досочинить… она называется «Бандитская жена».

Короткая, потому что я сочиняю песни только про себя, а с бандитом, даже и не с бандитом, а просто с фарцовщиком — довелось пожить очень недолго.

Но мелодия там очень красивая…

А дорога одна

У бандитской жены

И доходит она

До ближайшей сосны

До ближайшей сосны

До ближайшего пня

Молодой конвоир

Провожает меня

Он возводит курок

Видно тут мне и лечь

И стекает платок

С золотых моих плеч

Не стреляй конвоир

Не стреляй, погоди

Я любила его

Сердце ноет в груди

Но возводит курок

Конвоир молодой

И запел королек

Над бандитской женой…

Он уже засыпает и сквозь сон говорит

— Хорошая… спой еще…

И еще он говорит:

— Какой же я Валерик… я Виталик…

Я снова глажу его по голове и говорю:

— Спи, Виталик…

И пою бесконечную «На улице дождик»

И к последнему куплету:

Во чужой да деревне, мужики все злые

Мужики все злые, аки псы цепные…

Мужики все злые, меж собой дерутся…

Меж собой дерутся, топорами бьются…

А по будням там дождь, дождь

А по будням там дождь, дождь

А по будням там дождь, дождь

И про праздникам… дождь…

Он уже начинает похрапывать

И тут мой инстинкт самосохранения срабатывает мгновенно: Я осторожно перекладываю его голову на подушку, я напряженно жду несколько секунд, и потом — выскакиваю наружу.

Там полумрак, как положено в стрипклубе, и я мгновенно, перебегаю через зал в гримерку. Я знаю, где гримерка. И там я хватаю со стенки чей-то халат, Закутываюсь, падаю на стул. И меня как-то колотит. Сердце колотится так, что щас выскочит.

Там пара девушек. Спрашивают, что случилось.

Я говорю:

— Свету позовите. Пожалуйста. И кого-то из охраны.

И опять кадр — хлоп!

Весь мой рассказ схлопнулся. Я, наверное, им не все рассказала. Но основное им понятно.

Я сижу уже опять на диванчике. Там диванчик, в гримерке.

Меня окружают девушки. И Светлана- хозяйка. Она красивая девушка лет сорока. Как положено, крашенная блондинка. И охранник — такой дядька лет 50-и. Такой — не «бычок». Наоборот, такой дядька, каких я замечаю, с хорошим таким киношным лицом.

Светлана и охранник нервничают. Светлана говорит:

— Вы хотите милицию…

Я ее сразу успокаиваю, обращаясь к охраннику:

— Да какая милиция… Я просто не понимаю, что это было. Он же на чем-то сильном. Его, наверное, в больницу надо. И надо чтобы кто-то туда зашел и взял мое платье и сумку оттуда. Сходите, пожалуйста. Черное платье и черная сумка. Только вы его не будите.

Охранник уходит. Светлана говорит:

— Извините, ради бога. Это Виталик. Он у нас раньше работал. Он не маньяк. Он контуженный.

— Да, понятно… Но он еще и на чем-то. Как он мог меня принять за какую-то свою девушку. У него тут есть девушка?

И тут одна из девушек говорит:

— Была.

И говорит имя, которое я не могу точно расслышать, но понятно, что девушка с таким именем может быть не блондинка:

— Наилька, (или Наинка). Она уехала… раньше тут работала. Да, такого… вашего типа, могла бы быть на вашу дочку похожа… но Виталик — совсем больной… и ему нельзя ничего… этого. Да ему и пить нельзя…