Мы даже смерти выше...

мехмата, в читалке, вернее, где наши места оказались рядом. И

мы проговорили весь вечер и потом возвращались в общежитие

вместе, это из центра в Сокольники. И вот с тех пор, вот с этого

стихотворения, у нас началось, так сказать, близкое знакомство.

Сперва — о стихах. Я знала наизусть очень много стихов. В

то время и не очень известную для нас и Цветаеву Марину, и

Ахматову. И многое наизусть ему рассказывала, а он мне в ответ

свои стихи читал. И меня поразило, насколько у него

действительно настоящие… (вот любил он это слово

«настоящие») стихи.

86

Потом познакомились поближе. Стали чаще бывать вместе.

Все возвращения домой, считай, были они совместные. И он

мне понемножку рассказал о себе. Он приехал в Москву из

Иванова.Родители Петр Максимович Майоров, участник

Первой войны четырнадцатого года. Ну, он был плотником по

профессии, не очень грамотный человек. Но много, видимо,

читавший. (Впоследствии мы с ним десять лет переписывались,

с Петром Максимовичем. Его письма сохранились, и я сдала их

в ЦГАЛИ, в архив). И мама его Федора Федоровна, маленькая,

щупленькая.

Вот кроме Николая, был у еще них старший сын 1909-го

года –Алексей,еще в тридцать девятом году на

Халхин-Голе он воевал,летчик. Следующий сын был

Иван, вот он погиб в эту войну, сорок первого – сорок пятого

года. Затем был Виктор. Виктор по профессии – инженер, но

военный инженер. И Александр, самый младший, который в

войне участия не принимал.

Ну, вот так познакомились мы с ним. Ну, а потом,

собственно, такое знакомство с разговорами, в основном, о

стихах, о поэзии. Николай стал приглашать меня на занятия

литературного кружка. Есть такая фотография, появилась перед

войной, в сороковом году. Этот литературный кружок, которым

руководил в то время орденоносец Долматовский, и Маргарита

Алигер приходила. Так мы гордились. И вот есть фотография,

на которой показано занятие этого кружка. Видим там –

Николай Майоров, и его друг, наш сокурсник, Немировский

читает стихи.

Ну, и вот как-то Коля мне предлагает: «Хм, ты знаешь,

давай я вот напишу стихи, и ты их прочитаешь, как будто это

твои стихи». А я говорю: «Зачем мне это нужно?». В общем, я

ходила с интересом на эти занятия литературного кружка, но у

меня интересов было очень много в то время. Я участвовала в

занятиях кавалерийской школы, пулеметной школы. И там, и

там я стала инструктором, несмотря на то, что я была уже с тех

пор очень сильно близорукая. Вот у меня было «минус семь».

И.. лошадь сама скакала, куда надо. А из пулемета я стреляла

все-таки при помощи очков. Ну, и альпинизм меня увлекал.

87

Одно стихотворение Колино есть, называется «Одесская

лестница». Почему «Одесская лестница»? Я

десятый класс кончала в Одессе и приехала из Одессы.

А увлеклась я археологией еще. История, как таковая,

интересна, но подумать, что я буду преподавателем истории,

как-то мне было скучновато. Я решила, что археология,

экспедиции (а я ж приехала из Средней Азии, детство мое

прошло в Средней Азии, там же я и верхом впервые начала

ездить, потом пески, Хорезм рядом, там романтика, вот тех лет

революционных). И я моментально записалась на кафедре

археологии (это уже к третьему курсу), специализация – по

археологии.

И вот тут, тут мы уже всерьез с Колей начали подумывать

«а может, нам…» (это на третьем курсе, где-то тридцать

девятый год). И он мне предложил выйти за него замуж. И тут

появилось стихотворение. Его. Стихотворение это... И

озаглавлено оно было так: «Тебе». А стихотворение… Я о нем

узнала позже.

Просто когда он меня пригласил поехать вместе с ним в

Иваново, познакомиться с родителями, «а потом поедем на

Плес…». Это было перед каникулами студенческими. А я уже в

это время начала работать в Хорезмской экспедиции, в

камеральной обработке, и рвалась поехать в пески, в Кызылкум.

Ну, я сказала: «Да нет, я все-таки в экспедицию, археология мне

интереснее».

Ну, сами понимаете, самолюбие. Как бы там… И

появляется стихотворение – «Тебе».

Тебе, конечно, вспомнится несмелый

и мешковатый юноша,

когда

ты надорвешь конверт армейский белый

с "осьмушкой" похоронного листа...

Он был хороший парень и товарищ,

такой наивный, с родинкой у рта.

Но в нем тебе не нравилась

одна лишь

для женщины обидная черта:

88

он был поэт, хотя и малой силы,

но был,

любил

и за строкой спешил.

И как бы ты ни жгла

и ни любила, —

так, как стихи, тебя он не любил.

И в самый крайний миг перед атакой,

самим собою жертвуя, любя,

он за четыре строчки Пастернака

в полубреду, но мог отдать тебя!

Земля не обернется мавзолеем...

Прости ему: бывают чудаки,

которые умрут, не пожалея,

за правоту прихлынувшей строки.

Когда мне, даже не Николай… (Это я уже вернулась из

экспедиции, а экспедиция тридцать девятого года была очень

интересной, масса интересных находок… Я занялась всерьез

научной работой по археологии).

Ну, когда мне ребята, кто-то, не Николай, а ребята: «Как,

мол, -за четыре строчки Пастернака … мог отдать тебя?». Я,

конечно, на это обиделась: «Как так?». Тут, конечно, было

недоразумение. Потому что, когда мы на эту тему с Николаем

стали говорить, он мне что-то попробовал, так сказать,