Мы даже смерти выше...

В тот мир простой, как лист тетрадный,

Где я прошел, большой, нескладный

И удивительно прямой.

77

Ирина Пташникова

Студенческие годы

ЦСГ – знаменитое общежитие на Стромынке, Огарвка –

студенческая столовая на улице Огарва, Горьковская читальня

под куполом – места, памятные и дорогие не одному поколению

студентов.

После лекций, которые бывали обычно с утра, в первой

половине дня, университетское студенчество, мы, историки в

частности, шли обедать в какую-нибудь из ближайших

столовых, чаще всего в Огарвку. А после обеда занимались до

позднего вечера, обычно до их закрытия, то есть часов до 10-ти,

в читальном зале на мехмате – на 3-м этаже старого здания

университета или в Горьковской читальне под куполом – там

же, на Моховой.

Вот здесь, на мехмате, я и познакомилась с Колей

Майоровым: наши места в читальне оказались случайно рядом.

Впрочем, «познакомились» сказано не очень точно: мы с

Николаем знали друг друга и раньше, были в одном практикуме,

в одной языковой группе и к тому же были соседями по

общежитию, но знали друг друга внешне, со стороны, не

проявляли интереса. А тут нашли общие интересы, как-то легко

разговорились.

И возвращались из читальни домой уже вместе. Темой

нашего разговора были чьи-то стихи, напечатанные в

университетской газете. Позднее эта тема – поэзия – никогда не

могла иссякнуть, хотя появилось и много других интересных

для обоих тем.

Поражала его удивительная работоспособность. Несмотря

на то, что по учебной программе нужно было перечитывать

буквально горы книг, что приходилось просиживать в читальнях

и по воскресеньям, Коля успевал очень много писать. Почти

каждый вечер он читал новое стихотворение.

78

Коля легко запоминал стихи и любил на память читать

стихи любимых поэтов. Помню его увлечение Блоком и

Есениным и в то же время – Уитменом. Помню период

особенного увлечения Маяковским. Он даже подражать ему

начал (эти стихи не сохранились). Из современников очень

любил Твардовского.

* * *

…Война подступала вс ближе и ближе. Коля очень

глубоко переживал судьбу товарищей, побывавших на финской

войне. Помнится, он рассказывал о ранении Сергея

Наровчатова, гибели Арона Копштейна. Их он знал по

Литинституту (тяжело ранен был его школьный друг Володя

Жуков, тоже поэт). Мне кажется, что именно под влиянием

этих событий и переживаний создано одно из самых сильных

стихотворений Коли Майорова – «Мы».

* * *

Наступила последняя наша студенческая мирная зима 1940-

1941 года. Опять лекции, занятия в читальне, посещения

литературного кружка. Нагрузка у Коли была очень большая:

ведь он учился в Литинституте, да и на истфаке в этот год

работы было много.

В этот год Коля особенно много писал, и именно стихов

этого периода почти не сохранилось. В конце 1940 года он

закончил большую и, пожалуй, лучшую свою поэму «Ваятель».

Судя по письму, которое я получила от него (подписано 19

июля), замысел поэмы возник у Коли в поезде, по дороге в

Иваново – на летние каникулы. Он писал:

«Приятно лежать на спине и пускать кольца дыма в потолок

вагона… Кончил курить. Голова чуть кружилась. Медленно

нащупывались какие-то отдельные строчки, потом сон брал

сво, слова куда-то проваливались, а память их снова

возвращала… Снова навязывались целые строфы. Полез за

записной книжкой, а то забуду. Записал. Писать было трудно –

вагон качало. Получилось вот что.

79

Творчество

Есть жажда творчества, уменье созидать,

На камень камень класть, вести леса строений.

Не спать ночей, по суткам голодать,

Нести всю тяжесть каждодневных бдений…»

И дальше – тот самый кусок (без четырх последних строк

и с некоторыми разночтениями), который печатается теперь как

стихотворение «Творчество».

Припоминаю ещ несколько строк поэмы, которые, мне

кажется, я не видела среди стихов, собранных В. Н.

Болховитиновым:

…А небо будет яростно и мглисто

Пылить с боков

Снежком голубизны…

Быть может, ты

Неопытным туристом

Сорвшься с той

Проклятой крутизны,

Но ты не трусь!

Назад тебе – ни шагу!

Грозит обвалом

Каждый поворот.

И не убив –

Не прячь обратно шпагу,

И падая,

Ты сделай шаг вперд!

. . . . . . . . . . . . . . .

Ведь сущность жизни

Вовсе не в соблазне,

А в совершенстве форм е и в том,

Что мир грозит,

Зовт тебя и дразнит,

Как женщина с ума сводящим ртом…

Пришла зрелость, стихи становились вс своеобразнее и

отточеннее. Его стихи этого периода трудно спутать с чьими бы

то ни было – он говорил собственным голосом, только ему

одному присущими словами. Но тут грянула война…

80

* * *

Окна Горьковской читальни на Моховой, где мы

готовились к очередному экзамену по диамату, были широко

открыты. И не все сразу поняли, что же произошло, когда с

площади донеслась передаваемая всеми радиостанциями Союза

грозная весть. Но все, один за другим, вдруг поднялись и вышли

на улицу, где у репродуктора уже собралась толпа.

Война!.. Помню лицо пожилой женщины, в немом отчаянии

поднятое к репродуктору, по нему текли слзы. Мы же в то