Мы граждане царства небесного
Шрифт:
Жена с сыном перебрались в детский гематологический центр. Тимофей их навещал, но в отделение его не пропускали, и он приходил стоять под окном. Когда они выглядывали – пытался улыбаться и держаться молодцом, но скорбное место – эта клиника… У Тимофея сжималось в груди еще на подходе, когда он лишь издалека видел впереди себя серый, мрачный больничный корпус. Будто мертвечиной тянет…
И персонал там работает странный – никогда в глаза не смотрят.
А так хотелось, чтобы прямо в глаза, открыто, как в кино какой-нибудь молодой, прогрессивный профессор, весь в веснушках и кудрявый, весело бы сказал ему: «все хорошо, не волнуйтесь, теперь
Но они, наоборот, отмалчивались и отводили взгляд.
К этому надо было привыкать. Но привыкать оказалось некогда.
Тимофей был предпринимателем средней руки – имел, хоть и небольшое, но свое дело: автосервис с мойкой и монтажкой. Доход был не велик, но был. И несколько работников, трудившихся на благо семьи Каймакиных на зарплату не жаловались. В общем, была стабильность и было будущее.
За это Тимофей Каймакин не переставал хвалить себя. В юности, в школьные годы, после армии, друзья и товарищи, да и, что было весьма досадно, и девушки, почему-то считали Тимофея не то, что б неудачником, а просто середнячком не способным к чему-то серьезному. Тимофей запомнил на всю жизнь, как однажды первая красавица в их классе, Ксюша Веремеева, в которую, конечно же были влюблены все мальчишки, да и он сам, про себя «вздыхал» при виде ее, сказала ему с пренебрежением: «у тебя же как шло, так и ехало» …
Что шло и куда ехало, Тимофей так и не понял. Совершенно было непонятно и почему она так решила – он, как ему казалось, не подавал к этому поводов.
Но определение, хоть и не заслуженное, врезалось в память. После, уже через много лет, когда он стал твердо на ноги, имел уже свой автобизнес, как-то раз столкнулся с Ксений в городском парке, куда с женой привел сына на карусели.
Когда сын с мамой уселись в металлической коляске и понеслись по замысловатой траектории, сверкавшей огнями американской горки, пред ним предстала состарившаяся, в застиранном платье, обрюзгшая баба, потягивающая воскресным утром дешевое жигулевское пиво, продававшееся рядом в павильоне. Пиво продавали теплым, и Тимофей не любил его покупать в таких местах. То ли дело в недавно открывшимся Ayrshire-пабе…
– Привет, давно тебя не видела, – окликнула она его прокуренным голосом.
С трудом в ней узнал Тимофей свою школьную любовь. Он сконфузился.
– Как дела? Наших видишь кого-нибудь? – ответил Тимофей.
– Всех вижу, кроме тебя, – сказала Елена. – Я кондуктором в автобусном парке работаю – всех на линии встречаю. Ты, вот, что-то не попадался еще…
Тимофей на общественном транспорте не ездил – в их семье был серебристый Ниссан Мурано, который водил и он, и жена, но об этом тогда ему не захотелось говорить.
– Пешком хожу, – бросил он и поспешил встречать чуть покачивающуюся жену с восторженным от ураганного движения сыном. – От инфаркта.
После этой встречи, решил он подразузнать, как сложилась судьба у его одноклассников. Картина вырисовалась не ахти. Кто спился, кто сидел, кто без работы, кто без семьи, а кому и земля ужа стала пухом… Выходило, что лишь у него одного все в порядке: молодая красавица жена, любимый сын, стабильный бизнес и достаток.
Тогда, зауважал себя Тимофей.
– Что там у кого ехало? Главное – куда все приехало!
Все свои достижения, Тимофей Каймакин, небезосновательно, относил исключительно к своему трудолюбию и уму. К своей удачливости. Фарту жизненному. Сам всего добился – сам все заслужил.
И вот тебе раз! Пришла беда, и как говорится, никогда не бывает
так плохо, чтобы не было еще хуже. Тимофей надеялся на свои деньги:– все же, – думал он, – я подготовлен: смогу и лекарства дорогие покупать, а может понадобиться и за границей лечиться?
Но через три недели, после госпитализации сына, в его автосервисе случился пожар. Все же промаслено, везде бензин – недосмотрели, вот и пожар. Теперь, чтобы работать дальше требовался очень дорогой ремонт помещения, замена оборудования. А где деньги взять, если в семье и так уже беда во всех своих правах?
Три дня Тимофей провел дома, запершись и не отвечая никому.
– Думают – пью, пусть себе думают…
На самом деле, он это время усиленно работал. Головой. Мозговой штурм.
Тимофей просчитывал стоимость ремонта, возможность и окупаемость кредитов, даже пробовал просчитать вариант продажи своего «погорелого» бизнеса с целью перехода в новую сферу.
– Не может быть, чтобы выхода не было! Выход всегда есть, следует лишь постараться его найти, – твердил он себе под нос. – Я должен, я обязан, ради моей семьи, ради моего сына найти этот выход.
Перед глазами вставали картины голливудских блокбастеров: в них герой всегда находил выход из обрушившихся на него неприятностей и наступал хеппи-энд.
Но Россия не Голливуд, и жизнь – это не кино. Выход не находился.
На третий день на его сотовый позвонила незнакомая ему женщина и скорбным голосом сообщила ему о смерти его матери.
– Приплыли… – только и смог выдавить из себя Тимофей.
– Что – что? – произнес удивленный голос на другой стороне. – Вы придёте попрощаться?
– Ничего. Сейчас приеду.
Со своей мамой Тимофей общался редко. Они не враждовали, не ссорились, просто у него теперь, в последние годы было мало с ней общего. Мать к своей старости стала верующей и, по мнению сына, верующей чересчур и напоказ. Одевалась во все черное, в разговорах постоянно упоминала цитаты с вычурными именами святых, постоянно осеняла себя крестным знамением, а на постной пище – так и просто свихнулась.
Редька, да хрен, да еще какая-то книга – вот была суть жизни его матери в последние годы.
Жена Тимофея считала, что влияние бабушки на их сына может оказаться травмирующим.
– С ума сойдет ребенок от бабкиной болтовни, – как-то раз и навсегда твердо решила супруга.
Тимофей понимал свою супругу и подсознательно с ней соглашался. В современной жизни с ее скоростями, гаджетами и неограниченными потенциальными возможностями уже не остается места глупым суевериям. По этой причине и не общался с матерью, и теперь вот, получите: жена с сыном на больничной койке, мать в гробу, а сам у разбитого корыта…
Похороны прошли тихо, всем руководили какие-то незнакомые ему женщины, молчаливые и хмурые. Тимофей просто присутствовал, чувствовал отрешенность.
Конечно не так он представлял себе раньше это событие. Был уверен, что «отыграет» прощание по самому дорогому разряду – чтобы в городе еще долго обсуждали «событие». Но удача отвернулась, а нужда взяла за горло и стало не до форсу.
После похорон дни потянулись один хуже другого. Ночами он не мог заснуть – ворочался и ворочался до утра. Днем постоянно хотелось спать. Все вокруг раздражало. От сына, из больницы, утешительных вестей не поступало: все также врачи, как и прежде, разговаривая с ним, отворачивались и смотрели в сторону. Теперь и жена сникла – тоже стала, в разговорах, смотреть куда-то в даль.