Мы из блюза

– О! Вы считаете, что все русские – фаталисты? – прозвучал вопрос из зала.

– Ну, не все, конечно, но вообще нам это свойственно. Согласитесь, трудно не стать фаталистом, если с пеленок слушаешь сказку про Колобка, главная мысль коей – «От судьбы не уйдёшь»? Но да вернемся к музыке…

House of the rising sun не подкачал. Как по мне, там такой драйв в этом несложном переборе, что слова уже вторичны. Зал горячо одобрил американо-русский фаталистический шансон.

– Этот текст написал Вадим Данилович Гарднер, - не забыл прокомментировать я по окончании песни. – Следующая песня очень короткая, но не менее яркая и теплая. Слова написал несколько лет тому Иннокентий Анненский, автор музыки мне, к несчастью, неизвестен, но и эту песню смело можно зачислить в блюзовые ряды.

И спел про звезду, с которой не надо света, сыграв ее в блюзовом ритме. Теперь эпическое изумление изобразил сидевший во втором ряду Вертинский, и я запоздало сообразил, что музыка-то, наверное, его. Но надо дальше. Весь концерт меня немного нервировала миловидная полноватая женщина средних лет в инвалидной коляске. Если все остальные общались между собой, комментировали песни и мои реплики, то эта дама, застыв в коляске, неотрывно смотрела на меня, и было в ее взгляде что-то, явно далекое от музыки.

Сыграв, в общей сложности, дюжину песен, я решил, что пора закругляться: а то перегруз получится.

– Вот что в общем и целом представляет собой блюз вообще и русский блюз в частности, дамы и господа. Вполне возможно, что кто-то из вас захочет сам попробовать силы в этом жанре. Классический блюз очень прост, - тут я изложил теорию блюзового квадрата, - а стихи вы сможете сочинить сами или же привлечь творчество какого-нибудь поэта, благо ими земля наша теперь обильна, и весьма.

– Скажите, а блюз можно только на гитаре играть?, - спросила какая-то дама.

– Ну, те, кто этот жанр придумал, настолько бедны, что играют его на чем попало, лишь бы звук извлечь, - ответил я. – Мне же представляется, что играть его может хоть симфонический оркестр, хотя в таком радикальном случае, возможно, неизбежная монументальность пойдет во вред пронзительности и искренности. Но вот, например, фортепьяно, - я указал на стоящий за моей спиной рояль. – На нем вполне себе можно.

– А дайте-ка я попробую, - раздался густой бас, и из тени, где я весь концерт наблюдал огонек папиросы – товарищ курил, как паровоз - поднялся… Ой, мамочки, вот это да! С портретом этого человека я отлично знаком с первого класса музыкальной школы – он там на стенке висел. А в более зрелые годы я его польку играл на концертах десятки раз – уж больно она в виде рока бодро звучит.

– Прошу, Сергей Васильевич. Почту за великую честь играть с вами.

Рахманинов сел за «Стейнвей» и пробасил:

– Ну-с, попробуем ваш квадрат. Давайте начнем с до-минора, пожалуй, - и начал.

И начал так, как будто всю жизнь ничего, кроме блюза не играл. Очень быстро в рамках квадрата Сергею Васильевичу стало тесно, в ход пошли септаккорды. Я пилил трехминутную, наверное, солягу, пока гений осваивался в мире блюзовых гармоний. Наконец он кивнул мне, я перешел на ритм, а Рахманинов стал солировать.

– А петь-то будем? – спросил он еще минут через пять, переключаясь обратно на ритм.

– Будем! – ответил я, и спел стихотворение «Она ступает без усилья» некой Черубины де Габриак[3] из подборки Чуковского.

Зал неистовствовал. На радостях мы джеманули еще на четверть часа. Наконец, после четвертой по счету овации, Рахманинов поднялся и пожал мне руку:

– Благодарю вас. Очень познавательно. И увлекательно!

Я молча поклонился: слов не нашел.

– Концерт окончен, дамы и господа! Для вас в беседке накрыт чайный стол, прошу вас! – надо отдать должное князю Юсупову, правильный момент он отследил очень четко. Гости пошли в беседку, я убрал гитару в кофр и жадно затянулся папиросой. Подошёл безупречно одетый дядька моих примерно лет.

– Григорий Павлович, простите великодушно, что мешаю вам отдохнуть. Позвольте представиться: Балашов Алексей Алексеевич. От имени моей супруги и от себя лично премного благодарю вас за великолепный вечер. Очень интересно, право слово. Думается, что ждет ваш блюз увлекательнейшее будущее.

– Спасибо, - киваю в ответ.

– … а вот от лица моей службы позвольте принести вам неподдельные извинения за дурацкую погоню и еще более дурацкую сцену у Поцелуева моста. Новички-с, хоть и с фронта…

– О. Алексей Алексеевич, надо полагать, вы жандарм?

– Нет, что вы. Военная контрразведка. Подполковник Балашов, честь имею.

– Позвольте удивиться, господин подполковник: чем я перед вами-то успел провиниться?

– Не о вине речь, - покачал головой Балашов.
– Но я очень прошу о встрече, и чем скорее, тем лучше. Нам необходимо поговорить.

– Что ж… - приплыли, Гриша. Сколь веревочке ни виться… Но это хоть не правоохренители, тут возможны варианты.
– Сегодня, полагаю, это будет затруднительно – вижу князя, он определенно идет за мной. Завтра?

– Где и когда?

– Одиннадцать утра, у меня на Крюковом, - я назвал адрес.

– Подходяще, - кивнул Балашов. – Тогда позвольте откланяться?

– До завтра, Алексей Алексеевич. Поклон супруге!

Как раз успел докурить папиросу, когда пришел Юсупов. Извергающий восторги Феликс подхватил меня под руку и повлек в беседку к почтеннейшей публике. Под чай с кучей разных вкусностей наобщался чуть не до хрипоты с публикой, правда, дама в коляске исчезла, и вопрос, что это она так на меня смотрела, остался непроясненным. Потом поэты и примкнувший к ним Вертинский так в меня вцепились, что даже Зинаида Николаевна оказалась бессильна, но, прежде чем меня уволокли пьянствовать в другую беседку (у поэтов с собой было, ну, так на то они и поэты!), успел условиться с представителем «Русского акционерного общества граммофонов» о встрече завтра в час пополудни в студии на Фонтанке угадайте с трех раз, зачем. И с нотным издателем тоже успел сговориться на вечер. В итоге рухнул спать около полуночи ушатанный вдрызг, слегка пьяный и невероятно счастливый. О судьбах своей и страны, как и о грядущем разговоре с контрразведчиком, больше не думал.

[1] Стихотворение автора, специально написанное для этой главы. Пожалуй, придется маркировать и все самописные тексты, а то мне уже на полном серьезе написали, что не нашли у Гумилева стихотворение про обманщика.

[2] Это тот самый текст, что приведен в начале Главы 5. Написал его автор.

[3] Литературный проект, в ролях – Елизавета Дмитриева и Максимилиан Волошин. Интересующимся – поисковик в помощь.

Глава 10

Как заканчиваются каникулы

Снился мне… нет, отнюдь не сад в подвенечном уборе, как пристало бы вжившемуся в это время человеку. Наоборот, в послеконцертном полупьяном видении посетил я рок-фестиваль как бы не в самом Вудстоке. Пьяные и укуренные хиппи, девушки с обнаженной грудью, атмосфера полнейшего раздолбайства и счастья и мощнейший музон на сцене: выступал сам Джимми Хендрикс. Волны его музыки обволакивали меня, заряжая какой-то сверхмощной, атомной энергией, и я видел, что все вокруг колбасились не меньше. Доиграв «Purple haze», Джимми обратился к зрителям: