Мы из Кронштадта. Встреча
Шрифт:
Елка ли, кусток ли,
Только вплоть до кожи
Сапоги промокли,
Одежонка тоже.
Некому открыться,
Весь как есть пропащий.
Вспуганная птица
Улетает в чащу.
И дрожишь полсутки
То душой, то телом.
Рассказать бы утке –
Утка улетела.
Рассказать дубровам –
У дубровы опадь.
Рассказать коровам –
Им бы только лопать.
Нет, никто на свете
На обмокшем спуске
Пастушонка
– Ну да, похоже. А дальше? – вздохнул барон.
– Дальше так:
Трудно хворостиной
Управлять скотиной.
*
Мыслит Петя с жаром:
То ли дело в мире
Жил он комиссаром
На своей квартире.
Знал бы все он сроки,
Был бы всех речистей,
Собирал оброки
Да дороги чистил.
А по вязкой грязи,
По осенней тряске
Ездил в каждом разе
В волостной коляске.
И приснился Пете
Страшный сон на свете.
*
Все доступно в мире.
Петя комиссаром
На своей квартире
С толстым самоваром.
Чай пьет на террасе,
Ездит в тарантасе,
Лучше нет на свете
Жизни, чем у Пети.
Но всегда недаром
Служат комиссаром.
Нужно знать все сроки,
Чтоб сбирать оброки.
Чай, конечно, сладок,
А с вареньем дважды,
Но блюсти порядок
Может, да не каждый.
– Еще не утомила? Ведь декламация малоизвестного стиха Есенина про пастушонка Петю будет нудной для широких масс публики – глянула с интересом старуха.
– Да нет, я понимаю. Это вы про мое полено. Но там у него хворостина, а не полено, причем от него не зависимо – ответил Виктор. Задумался на минутку, и странная мысль пришла в голову. Ведь как только скотина начинает хотя бы делать вид что подчиняется - полено начнет бить по нему, по Вите. Он же в ответе за все про все. И спрос с него.
Старуха грустно улыбнулась, продолжила декламацию:
А вокруг совета
В дождь и непогоду
С самого рассвета
Уймища народу.
Наш народ ведь голый,
Что ни день, то с требой.
То построй им школу,
То давай им хлеба.
Кто им наморочил?
Кто им накудахтал?
Отчего то очень
Стал им нужен трактор.
– Вот черт, я как раз сегодня насчет трактора разговаривал – усмехнулся барон.
– Все мы немножко Пети – ответила старуха.
– Чую, кончилось дело неважно?
– Как судить… суди сам:
А народ суровый,
В ропоте и гаме
Хуже, чем коровы,
Хуже и упрямей.
С эдаким товаром
Дрянь быть комиссаром.
Взяли раз Петрушу
За живот, за душу,
Бросили в коляску
Да как дали таску…
. . . . . . . . . . . . . . . .
Тут проснулся Петя…
*
Сладко жить на свете!
Встал,
а день что надо,Солнечный, звенящий,
Легкая прохлада
Овевает чащи.
Петя с кротким словом
Говорит коровам:
«Не хочу и даром
Быть я комиссаром».
– Да, ну вот я чего-то такого и ожидал… - буркнул Виктор
– Ну а что ты хотел? Власть такая вещь…- тут старуха пощелкала пальцами, подбирая слово.
– Желанная? – подначил Виктор.
– Для некоторых – очень. Хрущев вон говорил, что она слаще бабы. Для мужика в соку – очень такое, неожиданное. Только он-то командовал Советским Союзом, и люди были совсем иные. Тебе нравится – повелевать?
Витя посопел носом. Если б не такими обсевками тупорылыми – так и понравилось бы, наверное. Хоть бы кого толкового еще. Так толковых забрали. А сейчас у него заберут Маланью – и станет все совсем паршиво.
– Так что вы решили-то? – посмотрел на старуху пытливо.
Она как-то очень по-молодому усмехнулась. И весело, и иронично.
– Взяла время на подумать. Ты что-то нос повесил? Расставаться не охота?
Виктор не ответил, только тяжело вздохнул. Причем здесь расставаться? Оно, конечно, печально само по себе, когда люди расстаются, но тут гораздо все проще и хуже, единственный нормальный человек и отличный помощник. Как в старой поговорке: «как без рук». Чего греха таить, много из того, что делали в деревне, как раз контролировала и опекала это старуха.
И работы в том же свинарнике, и огородные дела, в них Виктор серьезно не вникал, осуществляя, так сказать, общее руководство. То, что он здесь 1 стрелок и 1 шофер, нагружало его и так достаточно сильно, так-то со свинарником управлялся 1 театральный критик, до поры с помощью пары баб. Самое узкое место было с добычей еды для свиней и с доставкой, воды требовалось много, травы требовалось много, все это требовалось им привезти, от них возить дерьмо, которого каждый день было тоже до черта. И трупы им для прокорма готовить - тоже получалось что кроме Вити никто не может. Сейчас-то он уже насобачился рубить – кромсать, а вначале было очень сложно. Не зря мясники такие здоровенные ребята всегда. Да и палачей тощих не было, тяжелая работа как ни крути.
А еще и дрова. Их тоже уходила адова прорва. Хотя бабка говорила, что просто городские дуры не умеют правильно печки топить, но все равно после лекций и натаскивания, хоть и стало меньше на треть дров уходить, но все равно адово количество. И всяких мелочей набиралось не меньше. Вот и крутился как волчок.
– Чего греха таить, бог нам детей не дал. А ты меня выручил пару раз, привыкла я к тебе. Так что нет, не поеду к ним.
– Из-за меня?
– удивился Виктор. Мелочь, а приятно стало.
– И поэтому. Ну вот разулыбался, рот до ушей. Да и смысла большого нету.Ты верно не заметил такой вещи, что анклав этот в том же положении что и сам.
– Как это так? Житье там куда лучше нашего и электричество есть.
– Вот я и говорю - ты не заметил. Сам же про феодализм говорил, сильный жрет слабого и никаких препятствий. За деревьями леса не видишь, хотя вроде выводы правильные сделал. В Кронштадте куда больше людей выжило, про Мурманск и Архангельск не говорю, там еще больше. А у кого людей больше тот сильнее, и жить тем проще. Помяни мое слово, придавит этот анклав те, кто больше.