Мы из Кронштадта. Встреча

– Да, помню, как ты тогда ругался... Гуще ты бранился только когда видео нарка-самоубийцы у охранника забрал и вирусами все компы в отделе оделил — усмехаюсь в ответ.

— Ну да я вообще ангельского характера человек! Любой на моем месте вообще бы поубивал бы! Всех!

— Это да... Влюбленные-то на ноги упали или башками вперед?

— Он — плашмя, она — на ноги...

Присвистываю тихонько. Могу себе представить, что там творилось. С высоты когда падают люди — ломается масса костей и практически все органы рвутся, трескаются и деформируются. И все это судмедэксперт должен старательно описать. А там много чего писать приходится, когда при падении плашмя или на голову, к примеру, от черепа остается суповой набор ломаных костей (на схеме все это надо точно отметить, все переломы, разрывы тканей, а оно вперемешку), ломаются все ребра, таз, позвоночник и трубчатые кости — что опять же надо описать и пометить на схеме. Ну и органы внутренние — они ж разной плотности, потому что-то летит быстрее, что-то медленнее и при ударе такой винегрет образуется. А у приземлившихся на ноги частенько бедренные кости аж в грудную клетку вбивает ударом. И это если еще по дороге не развалились от ударов об всякие архитектурные излишества, как тот нарк, обеспечивший записью своего падения весь отдел судмедэкспертизы еще и кучей жутких вирусов в компах от маленькой, но вредоносной флешки. Та еще радость прыгуны-самоубийцы. Мешки с ломаными костями, говоря проще.

— А по школе ты что написал?

— Разные гениальные законы природы — скромно говорит братец.

— Это как?

— Ну гляди сам — в природе все зверята учатся как? Игрой! Никто всяких там львят-волчат не гонит в школу, от которой они отбрыкиваются как могут. Им нравится учиться. Потому что все это в игровой форме. А у людишек все жутко серьезно — учебники пишут старые, солидные остепененные люди, как правило никого никогда не учившие, зато что-то там защитившие. Поэтому они типа знают, как детей учить правильно. Строго серьезно и нудно до рвоты. Игрового момента — ноль, потому как писали солидные дяди и тети, которые уже родились маленькими старичками и всю свою жизнь строили свою карьеру. Все чудовищно скучно, наукообразно, душно изложено и непонятно — зачем вообще все это учить? Так?

— Ага — признаю я очевидное.

— Ну вот. Помнишь как мы Перельмана «Занимательную физику» читали?

— Помню.

— Ну вот отсюда и плясать — детишки — существа недоделанные, болванки, из которых еще делать надо человеков и потому грузить их наукообразной херней, которая ничему не учит, зато показывает, что учебник написали скучные до невозможности доктора наук — бесполезно. К слову и доктора тож разные были, того же Капицу обалдеть как интересно было смотреть. Только таких сейчас и не упомню. Все надутые спесью индюки, не подступись. А от скуки мухи дохнут. Еще пива?

— А давай. И семечек, они тут вкусные!

— Ну, тут все вкусное.

Братец окликает девушку и мы мигом получаем и то и другое. Холодные пузырьки щекочут небо и глотку.

Ловлю себя на странном ощущении, когда смотрю на сплошь украшенные татуировкой руки официантки, они как-то не так смотрятся в сочетании с легкой футболкой. И почему-то в голове крутится: «оторвали у жилетки рукава!»

Тихо признаюсь в этом братцу.

Он тихонько хрюкает в бокал и, убедившись, что девушка отошла и нас точно не слышит, предупреждает, чтоб я не вздумал это вслух сказать! Она заплатила за тату кучу денег и страшно ими гордится!

— Как ты, когда руки нататуинил?

— Ну мне даром сделали все же — отвечает он.

Да, мама в ужас пришла, когда он гордо предъявил какие-то узорные орнаменты на своей правой руке. А папа хмыкнул и спросил только, на крестце «штамп шлюхи» не стал делать? Ну мол если нет, то и ладно!

Тихо напоминаю этот эпизод.

— Ты как на бронепоезде по моему огороду проехал! — фырчит братец и продолжает свою мысль.

— Человек рождается совершенно неполноценным. Ну, не крокодил же, который из яйца вылез — и уже совсем крокодил, только маленький. Наоборот, человеку нужно общение, воспитание и обучение — только тогда человеком станет. А ему опилки сухостоя потоком в мозг! При этом с первого класса не понять — чем эти все предметы связаны друг с другом и вообще зачем их учить. Это раньше в школе логику преподавали и обучение на земле обеими ногами стояло. Сейчас все раздергано и раздербанено. Потому без внятного увязывания школы с реалом — опять туфта будет. Помнишь это бессмертное?

— Какое?

— Забудьте, чему вас учили в школе! Забудьте, чему вас учили в институте!

— Ну, так главное — научить учиться — подначиваю братца.

Эх, если б не здоровенный шрам на голове у моего родича — и совсем бы хорошо было. Профессионально не замечаю след от операции, ведя беседу. Надо ни одним намеком не дать понять, как сейчас на душе тяжело. А как показывает опыт — когда я врач, то — хороший актер, а вот вне службы... Как любой живой человек.

— И что? Научаются? Да хрен там! И вот гляди — к компу школота бегом бежит, играть рвется — хлебом не корми. А в школу — на пинках и с принуждением. Потому что — играть зверята любят. Вот и надо побольше игрового момента. Очень много вопросов будет сниматься — щурится братец и закуривает. Сейчас у него опять трубка и хороший ароматный табак.

Вижу, что братец давно не выговаривался, его распирают накопленные слова. И хорошо, что такой предмет, как школьное обучение ему попался сейчас на язык. Пусть выговорится. А то начал бы обсуждать какую-нибудь ахинею из чистой вредности, тот же футбол, который он терпеть не может, но по противоречивости характера и зная мое отношение к «Клубу ходячих миллионеров» вполне мог бы — чтоб поддразнить и повредничать.

— Прикинь, откуда у нас столько борцов с системой? А вот как раз оттуда. Из школы. Развели Грет Тумбочек массу. И понять, что электричество не из розетки берется, а чуток подальше его источник — ума и знаний уже не хватает. И легко в пустую башку запихать любой навоз. И пихают от души. Вы как съездили-то? Мне сказали, что десант в Нарву был? Ты-то что забыл там? Пиво и тут вкусное!

В двух словах рассказываю про нелепую операцию. Родичу как раз разжевывать ничего не надо, он-то взаимосвязи хорошо понимает. Мрачнеет, узнав про бронекулак и легкость доступа этого кулака в любое место. Мне тоже не по себе, когда вспоминаю здоровенный бронированный шведский амбар с пушкой — их сгоревшую БМП.

Надо как-то настрой такой перебить. Говорю про исчезнувшего Мутабора и про пленную кошку. Ожидаемо оживает. И даже тихо ржет, когда я описываю момент передачи Блонды в руки встречающих ее сотрудников Некролаборатории:

— Прикинь, нам еще и выговор сделали эти старперы!

— Это как? Плохо стреножили?

— Если бы! Один нам знаешь что заявил?

— Боюсь представить! — заранее хихикает братец.

— Он знаешь ли встал рядом с Блонди и заявил: «Бедная некродевочка! Таскают туда-сюда, оружием грозят, а чтоб покормить бедняжку — это нет! Сама себя покормила, и даже из вежливости намордник обратно нацепила, чтоб не пугать человечишек, так они всё равно недовольны, цобаки!»

— Дивный персонаж, любопытно, как дальше там развиваться будет.

— Там все дивные. А уж эта фанатичная Кабанова!

— Нормальная она. Я с ней только согласиться могу — удивляет братец.

— Как это? В чем?

— Знаешь, почти дословно ее речь помню. Слушай: «Пробуждение интеллекта и способности мыслить в умертвиях всегда поражает и нервы щекочет. Давно читала очень хороший рассказ „Фотография класса за этот год“. Там восхитительной упоротости педагог собрала деток-зомби и старательно обучала. Пыталась достучаться, веря, что где-то там, в мертвой глубине, есть искра, которую можно разжечь. Потому что великие педагоги обучали и развивали слепо-глухо-немых от рождения деток со всякими особенностями. Если искра есть — её нужно разжечь. И вот эта святая женщина разжигала, терпеливо и методично. А кормила зомбёнышей снэками, настряпанными из коллег, которые были плохими педагогами, и она использовала их, как считала, наилучшим образом. Я вот когда эту историю знакомому хорошему педагогу рассказывала, он с тоской ответил, что многие его коллеги только на снэки и годятся, и я с восторгом и ужасом поняла, что и он мог бы так сделать, вот ровно та же волшебная упоротость горит и в нём».

— И чем кончилось? — ужасаюсь я заранее.

— В конце рассказа героиня отчаивается и выпускает зомбёнышей, и сидит у себя в кабинете, всячески фрустрируя. И слышит, как маленькие ножки шаркают по коридору. Понимает, что они сейчас её заедят, но стрелять в детей не может и смиряется с судьбой. И очень удивляется, когда они рассаживаются за парты и смотрят с некой осмысленностью!

— Вон оно как... Видимо она того же ждет... Хотя знаешь, вот нынче я твердо уверен — Блонда понимает, когда рядом с ней что-то говорят. И даже, пожалуй, лучше Мутабора. А чем Кабанова свои размышления поддерживала?