Мы из Кронштадта. Встреча

— Ты это к чему? — не доходит до меня его посыл.

— Я это к вопросу «ачоа они такие упорные?!» Вот потому в том числе.

— Да. Потому что нашу пятую колонну там банально режут. А у нас их пятая колонна по твоему же видению — вполне процветает. И опять же ты все говоришь, что пропаганда — полное говно и нам она даром не нужна — и тут же соседей приводишь в пример с их пропагандой. Очень успешной. А так-то конечно надо помалкивать.

— Врага давить надо. Но на фронте. А больше нигде — с беженцами и прочими гражданскими пусть эсэсовцы воюют — и проигрывают как всегда. Вот свои которые мешают, говоря что все плохо — враг хуже врагов. Они предатели как есть. И не те что орут что они против. Те что против это враги, но безвредные — и им можно орать. Враги же. Не свои. А те твари что вроде как очень за — но говорят что что-то плохо. Их пока к сожалению мало щемят, это да. Но ведь вот они реально вредят. Прикидываются своими и вредят. Или по глупости или по подлости. В 41м таких тоже было немало но проредили быстро. Ну, сейчас ситуация полегче потому не торопятся. А жаль.

— Это ты залупил, посреди зомбонашествия-то! — опять поражаюсь его словам. Судя по оторопелым физиономиям наших молодых — не я один.

— Стальные яйца! Между прочим, у енотов есть бакулюм. Кость в енотовском МПХ. И это многое объясняет — говорит Андрей.

— Бакулюм бакулюму люпус эст — тут же откликается на подначку Енот.

— Люпус люпусу — из лупары в лоб. А не залупайся, лупоглазик!

— Погоди балаболить! Ну так вот бандеровцы своих оппонентов убивали семьями. Физически и без пощады. «Амынетакие» бандеровцев амнистировали, восстанавливали в правах и в итоге противники бандеровцев мертвы и в ямах сгнили, и естественно потомства не дали и не воспитали, а бандеровцы размножились и уже диктуют свою волю Европе. И да — они по-прежнему убивают своих оппонентов, а их холят, лелеят, обменивают и содержат в плену с соблюдением всех прав, чего они в принципе никогда не делают. В итоге бандеровцы будут живехоньки и наглядно показывают, что быть бандеровцем — сытно и хорошо, а быть им врагом — самоубийственно.

— Так они были полезны. Рабочие руки необходимы были для восстановления страны.

— Пущай бы трудились по лагерям, работнички. А нам куда бы полезнее вместо этой вражеской сволочи — выжившие наши. И их потомство. Потомство той училки или завклубом, которую наше же государство послало образовывать тупоголовых галичан, а им за это бандеровцы, отсношав хором и отрезав смеха ради сиськи — потом кишки весело выпустили — завожусь я.

— Ну так дуры бабы, если поехали и их убили — невозмутимо заявляет Енот.

— Ты ж сам говоришь, что надо выполнять все, на что тебя государство посылает! — чуть не подавившись языком, все же выдаю я.

— Надо. Послали сдохнуть — сдохни — кивает он утвердительно.

— Но если сдох — то дурак?

— Конечно.

— То есть погибшие при выполнении задания солдаты — дураки?

— Если сдохли — то да. Не хватило ума выжить. И не смотри на меня так — были бы поумнее — выжили бы. Хотя бывает, что и не повезло просто, но тут такое. Государство тратит ресурс. И ты не топырься — и ты ресурс и я ресурс — и даже, не побоюсь сказать — даже Ильяс — ресурс. Хотя конечно весьма так себе ресурс...

— Как из душа окотило... — говорит упомянутый всуе снайпер.

— Вот, кстати. СССР развалился потому, что всё было хорошо, но все пищали, что плохо. Как только посмели признать, что будто бы у нас какое-то пьянство, так тут же горбатая сволочь нам антиалкогольную кампанию устроила. Скандал и разгром финансов. И подпитка подрывного элемента народными деньгами. И так вся борьба с «недостатками» и делается.

И сейчас, дай волю, вся эта херня в то и выродится. Нерожавшие солдатские матери подожгут военкомат, а потом и Генштаб. Потом пойдут бить пятую колонну, только с цифрами у них напряг. Побьют всех, кроме тех, кого надо — молвит Брысь, явно стараясь разрядить обстановку и свести разговор, приобретший явную остроту в другую сторону.

Но меня уже несет.

— То есть ты считаешь, что врага надо холить и лелеять, а своих гробить? Враг типа сдается легко в плен, зная, что его тут будут кормить — поить и лечить, а на своих насрать? И в итоге он убивает наших пленных, твердо зная, что ему ничего за это не будет, будет убивать всех, кто у него там нам сочувствует, расчищать поляну под свою сволочь, а мы гуманно опять не будем обращать внимания на свои потери, черт с ними, придурками, нам чужие вражеские жизни важнее?

— Бабы новых нарожают. А враг не будет драться до последнего — спокойно заявляет Енот.

— Так что-то не рожают бабы. И потому у нас в демографии провал.

— Да нет никакого провала, это все чушь!

— Стоп, брек! — говорит Брысь. Ему наш спор явно не по душе.

Шумно дышу носом.

Брысь меланхолично пожимает плечами:

— Критика руководства вовсе не безобидна. Так легко попасть под статью. С какой стати клеветать на солдат нельзя, а на генералов можно? Там ведь начинают про всякие недостатки, а потом как разойдутся космически...

Он переводит дух:

– Не говоря о том, что это верный путь на мельницу врага. Слон плохой, справка хороший, как говорится. Начинается с критики коммунистов, а заканчивается, что всех русских надо поубивать. Всегда. С ворами и предателями разберутся тем быстрее и вернее, чем меньше будут под руку толкать. Чем больше кредит доверия от народа.

Я всегда за то, чтобы народ требовал крови негодяев. Но не обуевал в атаке. Идеально, чтобы вежливо просил Главного. Но постоянно. Но в рамках дисциплины и лояльности. Наша главная проблема это мы сами. Среди нас много всякого сомнительного элемента. Откровенных врагов мало, а всякого дурачья многовато. На это всегда делается поправка, и рай на земле не настаёт.

— Вообще-то забавно выходит — вдруг говорит Андрей.

— Что именно? — поворачивается к нему майор.

— Да вспомнил тут — книжечку историка Дюкова читаю. И получается странное. Вот вы про СССР вспомнили, а там как раз подборка была про то, как его валили. Причем в первых рядах были именно националисты, в придачу творческие интеллигенты.

С воспеванием национальной своей культуры, задавленной русскими оккупантами.

Поэтесса Гулрухсор Сафиева. В 90-е годы в Душанбе она произносила речи о национальном возрождении. О «поруганной северными варварами прекрасной темноглазой Родине» и о том, что «час расплаты наступил, и пусть кровь смоет русскую грязь». И не она одна так пламенно старалась. И вполне успешно, да.

Естественно, в Таджикистане вспыхнула гражданская война. Она унесла тысячи жизней, отбросила республику в развитии назад на многие десятилетия. Народ, который Сталин называл «львами Азии», теперь батрачил на наших стройках и мел наши улицы. Львы платят за то, что слушали гиен и макак. Сейчас поэтесса жила в Москве.

И советская молдавская поэтесса Леонида Лари писала воодушевляющее: «Пусть у меня будут руки по локти в крови, но я вышвырну оккупантов, пришельцев и манкуртов за Днестр, я их выброшу из Транснистрии, и вы — румыны — настоящие хозяева этой многострадальной земли, получите их дома, их квартиры вместе с их мебелью» — такая вот автор сборников стихов и детских сказок, выходивших не только в Кишиневе, но и в Москве, народный депутат СССР. Хорошо, что померла, а то бы тоже в Москве жила.

И грузинский поэт Гамсахурдия, который тоже страстно раздувал ненависть к русским и аж в президенты на этой волне вылез, тоже небось оказался бы в «тюрьме народов», но к счастью его грузины пристрелили. Да и мне в Ичкерии пришлось оказаться именно по той же причине — там тоже свои нац. поэты отлично гражданскую войну развязали...

— Ерунда какая, национальные поэты. Не было таких — были еврейские переводчики — опять же очень спокойно и уверенно говорит Енот.

— Как это? — удивляется Званцев, ранее не отважившийся лезть в свару.