Мы из Тайной канцелярии
Шрифт:
— Лестока трогать нельзя, — вздохнул великий инквизитор. — Не позволит матушка-императрица взять сего медикуса в ежовые рукавицы. Будь моя воля, я б его на виску да горячим веничком по спине! Но… Нельзя! Смиритесь, судари.
Мы понуро опустили плечи.
— Обыск на фатере Карташова учинили? — поинтересовался генерал-аншеф.
— Никак нет, не успели.
Ушаков вызвал Хрипунова и велел ему отправляться на квартиру арестованного поручика, чтобы перетряхнуть там всё. Нам досталось другое приказание:
— А вы, добры молодцы, поезжайте
— Так у нас же некумплект, — робко произнёс Иван.
— Ничего. Что сегодня не найдём, завтра с этого Карташова вытрясем.
Лицо Ушакова переменилось. Из строгого превратилось в умилительно-ласковое. Причина тому была одна: в кабинет всесильного инквизитора впорхнула его дочь. Промелькнул ворох пышных юбок с кружева, закачались перья на треугольной шляпке, запахло духами.
Надо сказать, что её появление подействовало не только на отца. Предок тоже застыл подобно каменному истукану.
А ведь он её любит, вспомнил я.
Екатерина Андреевна была чудо как хороша. Сейчас я понимал и в какой-то степени разделял чувства предка.
Девушка, поздоровавшись со всеми («Бонжур, судари! Здравствуйте, тятенька»), чмокнула отца в щёку, с любопытством поглядела на нас. Ну да, меня-то она не знает.
— Ты погодь чуток, — попросил её Ушаков. — С делами токмо разберусь.
— Важные, небось, дела?
— Других не бывает. Вон два братца Елисеевых татя, что обокрал князя Трубецкого, заарестовали и покражу нашли. Видишь, какие у меня орлы!
— Вижу, — сказала девушка и лукаво подмигнула Ивану.
Парня от такого внимания чуть кондратий не хватил. После того как Ушаков отпустил нас, мой предок долго восхищался красотой своей возлюбленной. Разумеется, мысленно, но в этот миг он случайно ослабил защиту, и я читал его мысли, словно раскрытую книгу.
Было стыдно и неудобно. Я ужасно не хотел вторгаться в его мир, но это произошло против моей воли.
— Извини, братишка, — сказал я, когда Иван переключился на другие мысли.
— За что?
— Просто так… извини!
И я дал себе слово добиться того, чтобы его мечты воплотились в реальность. Быть может, это приведёт к искажению будущего. Род Елисеевых переменится, не станет меня, не станет других…
Хотя да пошли они к такой-то матери, эти хроновыверты с хронопарадоксами!
Глава 23
Как это обычно бывает в Питере, ни с того ни с сего небо затянуло. Немного погромыхало, и начался дождь. На дороге моментально образовались лужи, прыгать через которые ещё то удовольствие. А ветер продолжал нагонять всё новые и новые тучи.
Но нам повезло: мы добирались к Трубецким в казённой карете. Иван уступил место на козлах наёмному кучеру и забрался внутрь. Несмотря на сырую погоду, настроение было замечательным.
— Ладно всё получилось, — заговорил копиист.
Он ни на секунду не расставался с прижатым
к сердцу холщовым мешочком, в нём находились драгоценности, которые мы собирались вернуть владельцу.— Неплохо, — согласился я. — Сам не ожидал такого. Похоже, мы с тобой сработались, братишка.
— Что есть, то есть. Покражу раскрыли, на «скоморохов» вышли, убийцу Вареньки нашли.
— По скоморохам не всё ясно. Не выходят у меня из головы те слова, что мёртвый поляк написал.
— «Скарб» и «ваза»?
— Они самые. Тот лях явно имел в виду что-то более серьёзное, чем часики Миниха в горшке. Может, я конечно, и усложняю, а Хрипунов прав…
Мои слова были прерваны, карета остановилась.
— Эй, служивые! Вылазьте, приехали, — зычно прокричал кучер.
— Потом договорим, — сказал я.
Дворня Трубецких при виде нас забегала, как тараканы по кухне. Больше всех суетился дворецкий Гаврила.
— Судари, могу ли я быть чем-нибудь полезен?
— Дома барин? — спросил я у него.
— Изволят быть у себя. О вас доложить? — угодливо согнулся он.
— Всенепременно докладывай.
— Осмелюсь спросить, а по какому поводу визит?
— А это уже не твоё дело, братец. Барину сами скажем, тет-а-тет. По французски парле?
Гаврила отрицательно замотал головой.
— Не парле значит, — констатировал я. — Ну чего на меня смотришь? Дуй к барину, докладывай, что мы прибыли.
Встреча с князем произошла всё в том же кабинете. Недавно в нём произвели уборку, пахло только что вымытым полом и табаком. Дожидаясь нас, Трубецкой соизволил раскурить трубочку.
Мы вошли уверенной солдатской походкой, встали в дверях.
Вид у кригс-комиссара был деловитый, настрой решительный. Не привык князь к хорошим известиям от Тайной канцелярии, готовился устроить выволочку нерадивым следователям, пометать в них громы да молнии.
— Ваша светлость, — Иван слегка опустил подбородок.
Я последовал его примеру, приветствуя вельможу.
— Пришли?! — рявкнул Трубецкой, да так, что у нас уши заложило.
— Как видите, — не стал отпираться я.
Меня князь раньше не видел, но никакого любопытства у него я не вызывал. Подумаешь, ещё один мелкий клерк, писарюга. Правда, во взгляде появилось ещё больше злости.
«Боже, какой индюк!» — в сердцах подумал я.
«Не то слово!» — мысленно согласился Иван.
— Я же велел с пустыми руками ко мне не приходить! — снова загрохотал Трубецкой.
— Позвольте! — рассердился Иван. — Отнюдь не с пустыми руками. Мы свой хлеб даром не едим.
Он с нарочитым небрежением высыпал перед Трубецким содержимое мешочка.
— Что это? — не сразу понял кригс-комиссар.
— А вы взгляните, ваша светлость. Узнаёте?
Князь внимательно посмотрел на драгоценности, осторожно потрогал и повертел в руках, зачем-то понюхал и, удовлетворившись результатом, перевёл взгляд на нас.
— Добро! Хвалю.
— Спасибо, ваша милость, — поклонились мы.