Мы из Тайной канцелярии

Ещё минус один, машинально отметил я про себя. Итого уже трое: неплохо для неумёхи-попаданца из будущего. И едва не поплатился за беспечность: в миллиметре от макушки просвистел кистень. Его обладатель, увидев, что промахнулся, сделал ещё один замах, но сегодня был не его день: я плечом сбил его с ног, а потом добил шпагой.

Наверное, потом мне будет не по себе, ибо никогда не наблюдал за собой кровожадности. Нет, я не был рохлей и маменькиным сынком. В детстве, когда было надо драться — не дрейфил, сжимал кулаки и шёл, даже если противников было много. В армии из-за моего упрямства у меня частенько бывали стычки с дедами. Даже не знаю, чем бы всё кончилось, если б не ротный, который однажды стал свидетелем того, как трое «дедушек» пытались отбить мне почки в туалете. Меня на месяц сплавили в постоянный наряд при даче комполка, а старослужащие попали на губу, причём провели там несколько недель: стоило им только отсидеть положенные трое суток, как ротный снова к чему-нибудь придирался и бойцы отправлялись на новую отсидку. В часть они вернулись со стёртыми подчистую каблуками и подошвами, с синими лицами и глазами, в которых застыла нечеловеческая тоска. Но меня больше никто не трогал вплоть до самого дембеля.

Но нынешняя схватка — совершенно иное. Я прямо с садистским наслаждением убиваю и калечу людей. Лишаю их жизни, механически ведя подсчёт павших от моей руки. И мне это нравится, я упиваюсь восторгом.

Если надо — орудую руками и ногами, вспарываю животы и грудные клетки, обрубаю конечности. Кровь вокруг меня хлещет фонтаном, сам весь в чём-то мокром и липком. Пот стекает со лба, начинает щипать глаза, рубаха прилипла к телу, сердце молотит с неимоверной частотой.

Хрясь! Этот мужик пропадает из виду: ему повезло, мне было неудобно орудовать лезвием, я врезал ему по челюсти гардой шпаги, будто кастетом. Драгун, орудовавший слева, кинулся его добивать: всё верно, был приказ никого в живых не оставлять.

Мелькают солдатские мундиры, кафтаны канцеляристов. Нас немного по сравнению с разбойниками, но мы полны решимости. Тем не менее, атака захлёбывается. Бандиты тоже не робкого десятка, вдобавок они по-прежнему считают, что мы охраняем сокровища. Арап наводит порядок в шайке, воровской народ начинает действовать умело и слажено, первый испуг у них прошёл.

Драгуны гибнут один за другим: всё же численный перевес сказывается, пусть мы и дерёмся, как львы. В тот момент, когда кажется, что уже поздно и наш маленький отряд обречён, на помощь приходят основные силы: капитан Стрыкин прилетает на выручку.

Обычно драгуны предпочитают биться, спешившись, но сегодня они верхом рубятся не хуже казаков. Сначала теснят бандитов, потом разбивают шайку на маленькие группки и тогда… Тогда начинается резня.

Всё, моя роль на сегодня исчерпана. Я устало сажусь на землю, упираюсь затылком в деревянный обод колеса. В голове бьётся одна мысль: как Иван, где он? Почему-то не могу с ним мысленно связаться, начинаю переживать — жив ли он, не угодил ли под шпагу драгуна, не схлопотал ли шальную пулю.

И в награду получаю визуальную картинку: перед глазами маячит чья-то взмокшая спина. Приглядевшись, понимаю, что это Арап. Он несётся вглубь леса; туда, куда драгуны не рискнут сунуться верхом. За ним погоня в лице одного единственного человека, и этот человек — Иван.

— Стой! — кричит канцелярист, но только подстёгивает беглеца.

Тот ещё не понимает, что за ним гонится лишь Ваня, несётся так, что пятки сверкают. Но скоро начинает сдавать, обречённо останавливается, делает разворот. На его лице выступает изумление:

— Ах, сучонок! Ты один что ли?!

— На тебя хватит! — рычит канцелярист.

Арап презрительно усмехается.

— Да я тебя голыми руками задушу! — Он поднимает широченные, размером с лопату ладони.

— Не хвались заранее, дядя, — хмыкает Иван.

Это окончательно выводит Арапа из себя. Он бросается к канцеляристу, пытается дотянуться до горла. Иван только того и ждёт: смещается в сторону, делает подсечку, и главарь разбойников камнем летит вниз, по инерции пропахивает носом землю и замирает, уткнувшись носом в муравейник.

Иван подходит поближе, трогает за плечо:

— Ты жив, дядя?

Арап молчит. Канцелярист распрямляется, и тут что-то происходит, он теряет равновесие, в этот же самый момент я вижу, как мелькают верхушки деревьев и пушистые облака. Объяснение простое, как три рубля: разбойник притворился бесчувственным и повалил Ивана на спину.

Но канцелярист готов к любому подвоху, он мигом перекатывается и вот — снова на ногах, как ни в чём не бывало.

— Тебе, дядя, в театре бы играть, публику развлекать почтенную.

— Щенок! — шипит Арап. — Да я тебя урою!

— Попробуй! — предлагает Иван. — Докажи, что у тебя слово с делом не расходится.

— Всё, паря! Молись!

Разбойник стремительно кидается на предка. Теперь Иван не уклоняется, стоит на месте, словно скала. Дистанция между ними уменьшается и… тут канцелярист демонстрирует виртуозное владение ногами. Мамой клянусь, это было нечто невероятное, всего один мастерски проведённый «маваши» буквально вышибает из Арапа дух. Не удивлюсь, если Иван сломал ему пару рёбер.

Разинув рот, разбойник пытается всосать в себя как можно больше воздуха, но у него ничего не выходит, он начинает биться, как выброшенная на берег рыба.

«Генерал, попробуй его спросить о Генерале», — вспоминаю я.

«По-моему, ты не лучшее время выбрал. Кажись, я перестарался».

«Всё путём: выживет. О Генерале спроси!» — требую я.

И сразу понимаю: да Иван действительно перестарался. На губах Арапа лопаются кровавые пузыри, он конвульсивно дёргается и замирает.

«Т-э-эк», — мысленно протягиваю я.

Надо спасать остатки разбойников в слабой надежде, что среди них есть те, кто знают Генерала. Кидаюсь в гущу событий, расталкиваю раздухарившихся солдат и убеждаюсь, что всё, поздно.

Голова последнего работника меча и топора укатывается в кусты. Драгунский капрал с улыбкой вытирает обагренное кровью лезвие. Да уж… профессионал! Куда нам, малярам!

«Всё, братишка. Не судьба нам о Генерале узнать. Будем Ушакову докладывать?»

«Придётся», — вздыхает Иван.

Остальные участники операции чувствуют себя героями, я иду навстречу предку, нахожу его на опушке леса. Он равнодушно рассматривает тело главаря шайки, зачем-то спрашивает:

— Слушай, а почему у арапов ладони светлые?

Я, вспоминая, что учился вместе с наполовину русским, наполовину сомалийцем, равнодушно добавляю:

— Не только ладони…

Приходит возбуждённый Хрипунов, его взгляд упирается в труп:

— Арап?

— Собственной персоной.

— Не зря, значит, всё зачинали.

— Про Генерала ничего не выпытали, — вздыхает Иван.

— Какого-такого енерала? — удивляется Хрипунов.

— Был у них ещё один начальник. Покрупней и пофигуристей Арапа, — поясняю я.