Мы над собой не властны

— Насколько мы смогли разобраться, Эд ставил студентам несправедливые оценки. Я видел работы — там явно что-то неладно. В оценках за осенний семестр — полная неразбериха.

Откуда там может быть неразбериха? Эйлин сама проверила вместе с ним все оценки. Наверное, Эд потерял ведомость и в последнюю минуту пришлось заполнять заново.

— Послушай, Эд не говорил — может, у него со здоровьем что-то?

Эйлин чувствовала, что ее загоняют в угол.

— Нет, ничего не говорил.

— Эйлин, мне необходимо знать! Мы же с ним десять лет коллеги. Для меня Эд как родной. Что с ним происходит?

Может, Стэн и называет себя другом Эда, но звонит-то он как заведующий кафедрой.

— У него в последнее время случаются головные боли, — по наитию сказала Эйлин. — Мигрени. На следующей неделе ему будут делать компьютерную томографию головного мозга. Врачи хотят проверить, нет ли опухоли.

— Опухоли? Боже, Эйлин, как я вам обоим сочувствую!

— Спасибо. Мы надеемся, что все обойдется.

Закончив разговор, она сейчас же позвонила Джасперу Тейту — подопечному Эда и его соавтору по исследованиям. Четырехлетняя дочка Джаспера была крестницей Эда.

Эйлин пересказала ему разговор со Стэном, только опустила свои слова про опухоль.

— Тебе, наверное, нелегко было это слушать, — сказал он.

— Джаспер, можно я тебе что-то скажу? Только чтобы это дальше не пошло.

— Конечно.

— Эд любит тебя, как сына.

— И я к нему так же отношусь.

Эйлин долго молчала, стискивая трубку.

— У него нашли синдром Альцгеймера.

— Господи...

— Мы хотим, чтобы на кафедре пока об этом не знали.

— Хорошо.

— Мы надеялись, он еще сколько-то продержится. Эд очень хочет и дальше преподавать.

— Конечно.

— Я соврала Стэну.

— О чем?

— Сказала, что у Эда подозревают опухоль в мозгу.

Джаспер хмыкнул, и Эйлин почувствовала, как отпускает мучительное напряжение.

— Извини, я не хотел смеяться, — заторопился Джаспер. — Просто... Стэн — такой Стэн!

— Не извиняйся, мне сразу легче стало. Все это словно во сне. Безумие какое-то.

— Я его прикрою, — сказал Джаспер. — Помогу готовиться к занятиям и выставлять оценки. Пусть его студенты обращаются ко мне с вопросами.

Эйлин знала, что ответил бы Эд: «Я не могу повесить на тебя такой груз, Тейти! У тебя и своей работы хватает». А она, кажется, давным-давно потеряла свой нравственный компас. Наверное, нехорошо заставлять этого чудесного человека участвовать в обмане.

— Помоги ему, если можно! Совсем недолго.

— Конечно, обязательно.

— И еще... Я тебя попрошу...

— Все, что надо!

— Эду не говори, что я тебе рассказала. Просто помоги, он и не заметит. Ну, с оценками надо как-то объяснить... Постарайся представить дело так, словно это он тебе услугу оказывает. Например, что ты хочешь сравнить результаты у студентов по разным темам или еще что-нибудь... Что я тебя буду учить? Ты Эда не хуже меня знаешь.

Неделю спустя она перезвонила Стэну. Сказала, что опухоли у Эда не нашли и врачи продолжают обследование. Пообещала позвонить снова, как только что-нибудь прояснится.

Наутро она перехватила Эда перед выходом на работу:

— Уходи домой сразу после лекции. Понял?

Эд кивнул.

— Ни с кем не разговаривай. Ни со студентами, ни с кем. Только с Джаспером Тейтом.

Он снова кивнул.

— Если с тобой кто-нибудь все-таки заговорит, ни в коем случае не говори, что у тебя синдром Альцгеймера.

— Какой синдром? — переспросил Эд, и у нее чуть не остановилось сердце — но тут она увидела его хулиганистую улыбку.

— Прекрати сейчас же! — сказала Эйлин, а про себя подумала: «Господи, не отнимай пока эту часть его личности! Если надо, я составлю список, какие забрать раньше».

55

Когда зазвонил телефон, Эд уже спал. Эйлин целый месяц со страхом ждала этого звонка.

— Дела все хуже, — сказал Стэн. — Эду пора оставить преподавание. Не только ради студентов — ради него самого.

Эйлин включила чайник, чтобы успокоиться. За стенами дома выл ветер, оконное стекло дребезжало.

— Если ты считаешь, что так надо... И как это будет оформляться? Посадите его в комнату, обитую войлоком?

— Я думал, он уйдет на пенсию.

— Он не собирается уходить. Ему еще лет пятнадцать можно об этом даже не думать.

— Эйлин, он не справляется с работой.

— У него есть права как у преподавателя на постоянной должности. Ему должны дать время на лечение, разве нет?

— Для кафедры было бы лучше, если бы он ушел на пенсию.

Эйлин затрясло — от злости, а больше от ужаса. Невольно хотелось кинуться за советом к Эду: в таких ситуациях он всегда сохранял ясность рассудка. Заставлять его работать дальше — только мучить. А раз уж возникла конфликтная ситуация, начальство только и будет искать, к чему бы придраться.

— Плевать мне на кафедру! — не сдержалась она. — Меня волнует благо моего мужа! Мало он сделал для кафедры?

Мозг лихорадочно работал. С каждой секундой у нее все меньше шансов выйти из этого разговора с победой. А что Эд сделал бы на ее месте? Он запустил бы глубоко в подсознании некий алгоритм, который выдал бы правильный ответ. Да нет, он бы просто сразу увидел правильный ответ.

— Я думаю, Эд еще года два мог бы проработать, — сказала она. — Особенно учитывая его безупречную работу в прошлом.

— Слушай, никто здесь Эду не враг...

И тут ее осенило, как будто Эд на ухо шепнул: реальный выход, который избавит обе стороны от затяжной борьбы. Наконец-то пригодится его маниакальная добросовестность. А сколько раз Эйлин злилась на него за то, что тащится на работу в любом состоянии! Теперь благодаря этому они все-таки смогут дотянуть до тридцатилетнего стажа.

— Можно поступить иначе, — сказала она. — Эд ни разу не брал больничного, у него больше года накопилось. Дайте ему закончить этот семестр, а потом оформите больничный на все это время сразу.

На следующий день Стэн позвонил снова. Коллеги Эда вызвались взять на себя его лекции до конца семестра. Летом он получит оплаченный отпуск, а осенью пойдут больничные.

— Я хочу сделать для него хотя бы это, — сказал Стэн. — Он может совсем не приходить на лекции.

— Ты так говоришь, словно это великое благо. Будто не знаешь, как он любит свою работу.