Мы не сеем колючек

Все события того страшного дня спутались в памяти Сейиды. В ушах ее словно застыли крики горя и отчаяния, плач и причитания близких. Самой стойкой оказалась Санийя. В эти тяжелые минуты она единственная не потеряла голову.

— Позови Хамди! — сказала она остолбеневшей Сейиде. — Доктор уже не нужен.

Сейида быстро разыскала дом, где жил доктор. У дверей она увидела нервно расхаживающего Хамди.

— Ты чего прибежала? — испуганно спросил он.

Как сообщить ему страшную весть?! Не скажешь ведь просто: твой отец умер! Тогда зачем тебя послали, глупая?

— В чем дело, Сейида? — настойчиво повторил Хамди.

— Все кончено!

— Что — все?

Сейида опустила голову…

— Папа! — закричал Хамди и кинулся по улице к дому. Вопль его был так страшен, что, когда он ворвался в дом, все испугались — не случилось бы второго несчастья!

— Ты ведь мужчина, Хамди! — бросилась к нему Санийя. — Возьми себя в руки!

Фатьма прижала сына к груди:

— Отец нас оставил, Хамди!.. Вот мы и осиротели!

Старик вскинул к небесам наполненные слезами глаза и с горьким упреком заговорил:

— За что, сынок?.. За что ты так наказал меня? Зачем ты оставил меня на этой грешной земле?!

Отец Софы осторожно положил руку на плечо старика:

— Довольно, хаджи, облегчи душу святыми словами: «Воистину человек заблуждается, думая, что он сам по себе; все должны вернуться к господу».

Среди печали и плача приготовления к похоронам шли своим чередом. Кто-то пригласил обмывальщика, кто-то заказал гроб — все катилось уже знакомой Сейиде колеей.

Гроб покачивался на плечах мужчин, медленно шествовавших к месту вечного упокоения Мухаммеда эс-Самадуни. За гробом шли родственники и друзья, соседи по кварталу…

Вечером собрались в шатре, поставленном рядом с домом. Перешептывание присутствующих покрывал высокий голос чтеца, нараспев произносившего суры Корана.

На следующий день с утра стали приходить одетые в черное женщины — со словами сочувствия и утешения. Потянулись однообразные, мрачные дни. Постепенно посетителей становилось все меньше. Наконец в осиротевшем доме воцарилась гнетущая тишина.

Наступил черный день, которого так боялась Фатьма. Припрятанные деньги таяли на глазах. А надо было платить за жилье, за учебу Хамди, да мало ли еще за что!

Пришлось покинуть привычный дом и перебраться поближе к деду — единственной их опоре в жизни.

Глава 18

Повозка, на которую был горой навален домашний скарб, медленно катила от парка Намиш к кварталу Род эль-Фараг. Сейида восседала на самой вершине громоздкого сооружения и настороженно поглядывала вокруг.

Пределы района Сейида Зейнаб до сих пор оставались для девушки глухими границами знакомого мира. За чертой этого городского квартала для нее ничего не существовало. Сейида смотрела на все широко раскрытыми глазами — перед ней расстилалась новая, неизведанная земля, о которой она никогда даже не задумывалась.

Итак, Сейида, ты покидаешь привычный мир, ограниченный тесными рамками тех мест, где суровая жизнь заставила тебя обитать. Узкий горизонт лопнул, как обруч. Ты раньше и представить не могла, до чего велик твой родной город, сколько в нем магазинов, лавок и уличных продавцов, машин, трамваев и повозок, зевак, шумных сборищ и толчеи. Все куда-то спешат, к чему-то стремятся, кричат, переругиваются, и при этом, по сути дела, никто никого не замечает.

Возьми, к примеру, вон того феллаха, безмятежно едущего на ишаке по оживленной улице, — для него словно бы и весь свет не существует. Прав ли он в своей деревенской отрешенности, кто знает? По крайней мере это его позиция — тебе он ее не навязывает. Ты можешь заговорить с ним, Сейида, спросить название улицы, но и только — никто не в силах проникнуть в твой мир и ответить на единственный вопрос, который тебя волнует: что там, на новом месте? А повозка катится, медленно и упорно, и с каждым поворотом колеса пугающая неизвестность все ближе и ближе. А деревенский философ стоически движется к собственной неизвестности. Равнодушно взглянув на перегнавшую его повозку, он вряд ли отличил тебя от хозяйской утвари. А если даже и увидел твое лицо — тут же забыл напрочь. Собственный ишак и уличные пешеходы куда для него важнее: упрямую скотину нужно заставлять трусить вперед, а на встречных — лениво покрикивать.

Повозка остановилась у шлагбаума. Из разговора возчика с шоферами и кучерами, толпившимися в очереди, Сейида узнала, что они стоят у железнодорожного переезда эс-Сабтийя. Возчик наклонился, вытащил охапку клевера и дал своему ослу.

Жри, скотина, чего зря время терять… Потом скрутил цигарку и повернулся к водителю грузовика.

— Полчаса ждать, не меньше. Я точно знаю — не раз загорал на этом проклятом месте.

— А куда торопиться? — отозвался шофер.

— Дети есть просят!.. Здесь полчаса, там полчаса — глядишь, и день даром прошел.

— Не горюй, скоро сделают туннель, успеешь намотаться.

— Как же, сделают! Скорее подохнем. Сколько лет твердят об этом туннеле, а мы вот стоим и ждем у шлагбаума.

— Им-то сюда ездить не надо! Вот и кормят нас обещаниями. Да ну, что и говорить, было бы дело в одном переезде, а то, куда ни глянь, — ничего, кроме трепотни!

Прошел торговец прохладительными напитками с большой стеклянной посудиной за спиной. Пронизанный солнцем кусок льда сверкал в прозрачной влаге, словно громадный алмаз. Сейида проводила его глазами. Солнце, висевшее прямо над головой, нещадно пекло. Девушка представила запотевший стакан, доверху наполненный холодным напитком, и провела языком по пересохшим губам.

Прошумел поезд, и шлагбаум наконец поднялся. Сейида вновь двинулась в неизведанный мир, полный грохота, гомона, ослиного рева и толчеи. Повозка катилась и катилась по бесконечным улицам…

— Долго еще, дяденька? — не выдержала Сейида.

— Слава Аллаху, уже добрались до Тосуна. Сейчас начинается Род эль-Фараг. Теперь надо спрашивать, где улица эль-Киркуки.

Потянулись узкие, грязные, полупустые улицы. Сразу же за домами начинались поля, уходившие вдаль, насколько хватал глаз. Возчик остановился у бакалейной лавки и крикнул:

— Эй, добрый человек! Где здесь улица эль-Киркуки?

— Прямо перед тобой.

Безрадостный вид дополняла старая бездействующая сакия [23] — видно, здесь проходил оросительный канал… Возчик внимательно разглядывал номера домов. Нужный номер оказался почти в самом конце улицы.

Сейида несказанно обрадовалась, когда возле низких ворот, пробитых в высокой глухой стене, увидела Самиху. Над стеной нависали зеленые ветви акации, усыпанные желтыми цветами.

23

Водяное колесо.

— Что так долго? — спросила Самиха.

— Целый час проторчали у переезда! Да и улицы забиты, едва пробрались, — недовольно объяснил возчик.

— Пойду, успокою маму.

Фатьма вместе со свояченицей, племянницей и их слугой Габаллой заканчивали уборку квартиры. Оставалось перенести и расставить мебель. Наконец управились и с этим, закрыли ворота, отдали ключ баввабу и тихо уселись в новой гостиной.

Прилепившийся к забору парка Тосун дом был тесным и невысоким. Со всех сторон квартал окружали крестьянские поля. По обочинам мостовой торчала засохшая альфа [24] . Из всех видов городского транспорта в этом районе знали только трамвай. Здесь город тесно соприкасался с деревней, трамвайные рельсы соседствовали с бороздами, поднятыми сохой, пахло землей, навозом и созревающим хлебом.

24

Вид ковыля.