Мы ничего им не должны!
Шрифт:
Пока теплая погода позволяла, путешественники старались не задерживаться в населенных пунктах, ночевали прямо в поле или в лесу, где уж застигнет темнота и усталость, но в этот раз пришлось завернуть в деревню. У Сащки и Фигнера закончились съестные припасы, и этим все было сказано. Куда податься? Сельмагов в провинции нет, но к услугам путников, почти как в России, безотказный "Иван Елкин" в местном исполнении, иначе говоря – кабак. На верхушке длинного шеста возле калитки виден издалека высохший букет из трех еловых ветвей и пучка дубовых листьев, перевязанных тряпочкой. Домик весьма занятный один из тех домов, какие можно видеть только во Франции и только там, где камень – большая редкость. Основательные, хотя и попорченные непогодой стены были сложены из кое-где подобранных обломков кирпича и булыжника, прочно вделанных в глиняную массу, словно бриллианты в оправу. Крыша, крытая соломой и тростником по стропилам из тонких жердей, грубо сколоченные ставни, дверь – все говорило о счастливых находках или выклянченных подарках. Но здесь не только "елка" на палке и вывеска "как у людей" имеется, бродячий живописец за бесплатный завтрак вывел на белой дощечке размером в два квадратных фута зеленую заглавную букву "У", а для людей, знающих грамоту, начертал следующий каламбур в четырнадцать букв: "Большое-У-поение". Слева от калитки сверкала яркими красками еще одна примитивная табличка с надписью "Лучшее мартовское пиво"; тут же была изображена огромная кружка пенящегося пива, а по обе ее стороны две фигуры – женщина в чрезмерно декольтированном платье –
Обстановка внутри кабачка спартанская, впрочем ничего другого и не стоило ожидать от такого захолустья, а вот изображенного на вывеске пива не оказалось и в помине. Хозяин заведения на Фигнера, попросившего кружечку пенного напитка, уставился во все глаза, как на идиота, местные употребляют вино, точнее винный напиток – продукт вторичной выжимки разбавленный водой.
Хорошо было Д`Артаньяну и тем трем оболтусам мушкетерам у Дюма, лакали вволю шампанское-бургундское бочками, закусывали свежей дичью, да еще и не платили по счетам ни черта. Иное дело наши путешественники, пришлось им скромно довольствоваться самым дешевым дежурным блюдом – рыбой по-матросски, пряностей здесь пихают во всякую пищу в изобилии, не иначе чтобы развести клиента на дополнительную выпивку. Пока подкреплялись, Сашка от нечего делать рассматривал как обстановку внутри харчевни, так и хозяина. Личность довольно примечательная, рослый и сильный мужчина, склонный к тучности, с черными курчавыми волосами, кирпично-красным лицом, усеянным лиловатыми пятнышками, глазами янтарного оттенка, взгляд жесткий и волевой, оттопыренными ушами с широкой кромкой. Мужик крепкого телосложения, вот только на внешность "бог обидел": лоб вдавленный, нижняя губа тяжело отвисла, верхние зубы торчат как волчьи клыки. Не очень-то человек походил, на привычных российских трактирных "сидельцев" с их отвисшими животами, да и в Пруссии такого за барной стойкой не встретишь, а вот с кистенем на большой дороге – запросто. Над колпаком очага поблескивало настоящее ружье: ложе у него какое-то обгорелое, ствол с виду неказист и, по-видимому, давно не чищен. Правда, для охраны такой лачуги, запирающейся на простую щеколду и отделенную от дороги низким частоколом с калиткой, всегда открытой настежь, и такое ружье излишняя роскошь, так что невольно возникает вопрос, к чему оно здесь. Но, во-первых, хотя ложе его не представляет ничего особенного, ствол и замок подобраны заботливо и, по-видимому, сняты с военного ружья, любой опытный мастер-оружейник мог бы констатировать, что все существенные части оружия в полной исправности, все налицо и ничего лишнего, это не украшение и не муляж. Еще одна отличительная особенность, в родном отечестве хорошо, если на деревню одна "пушка" есть, а здесь не такая уж редкость. У Александра сразу зародились нехорошие подозрения, он даже пожалел, что оставил пистолет в контейнере, но ошибся – хозяин таверны был профессиональным браконьером, а не разбойником. Занятие во Франции по крайней мере опасное, поскольку требует определенной ловкости и смелости, но все же не уровня "романтиков большой дороги".
Пообедав, Сашка с Фигнером тут же запаслись продовольствием, сделав все необходимые закупки. Приобрели у кабатчика хлеб, сыр, лук и копченое сало – выбрали приглянувшийся кусочек, из числа подвешенных под потолком на балках. Можно было взять нормального вина, но "пролетариям" не положено, поэтому ограничились винным напитком из виноградных выжимок, заполнили этим эрзацем одну их дорожных фляг, во вторую ранее набрали обычной родниковой воды.
В тот день удалось пристроится к купеческому обозу и за небольшую плату путники проехали почти тридцать километров. В сумерках решили остановиться на опушке небольшого леса, среди кустиков спелой ежевики, и здесь же и заночевать. Не тут то было, только разожгли костер, как сразу же прибежал какой-то тип с ружьем, в зеленом суконном костюме, в шляпе, обшитой серебряным галуном, с саблей на кожаной перевязи, украшенной гербами, в красном солдатском жилете и кожаных гетрах выше колен. По виду солдат – не солдат, но явно и не крестьянин. Александр сдуру решил, что это полицейский, оказалось – всего лишь лесник. Но от этого не легче, пришлось взять горячий котелок с кашей на палку и уйти. Фигнер пытался уломать этого лесного стража но бесполезно, даже небольшую мзду предлагал – обладатель красного жилета отказался.
– Владения графа Монкорне! – пояснил напарник Сашке, – И эта титулованная скотина пожалела для нас нескольких сучьев сухого валежника.
– А разве в революцию якобинцы не всем аристократам гильотиной "секим башка" обеспечили?
– Кто успел вовремя прогнутся под новую власть, те уцелели и даже преуспели. Да и наш друг Бони соизволил наплодить сотни, если не тысячи новых, этот вроде из них. Я не припомню такой аристократической фамилии, значит, появилась совсем недавно. – Фигнер в этом вопросе не погрешил против истины, за время своего правления Наполеон пожаловал примерно 3600 титулов, в том числе 42 княжеских и герцогских, 500 графских, 1550 баронских.
Совсем как в 90-е годы 20-го века, прикинул Александр, там тоже как перестройка началась, так и полезли из всех щелей графья-князья, не то фальшивые, не то настоящие, "аристократы" завелись даже в тех краях, где их сроду не было – на малой родине Александра, традиционном месте ссылки. А как доморощенные "разоблачители" стонали помнится, в СМИ: "репрессии, репрессии, гибель элиты"… не одна сотня всевозможных писателей-журналистов себе имя сделала на столь благодатной теме.
Замысел Фигнера был прост и в то же время оригинален для своего времени. Люди Фуше, согласно полученным из России сведениям, ждут офицера, предположительно с нижним чином – денщиком. Поэтому пока никто не обращает внимания на двух работяг-сезонников, переходящих из города в город в поисках лучшей доли. В отличие от многих других дворян потомок остзейского купца руками работать умел, впрочем, как и многие профессиональные военные той эпохи, большинство офицеров владели различными ремеслами в достаточном объеме, по крайней мере могли самостоятельно починить упряжь, зашить сапоги и разбирались в искусстве ковки лошадей. Кроме того еще Петр Первый ввел в моду трудовое воспитание у высших слоев общества, не все правда захотели подражать царю, что "на троне вечный был работник", но тем не менее… Будущие императоры Александр и Николай Павловичи под присмотром своей венценосной бабки выращивали свой огород, обучались слесарному и токарному делу. Отчасти таким образом в жизнь проводились новые идеи об естественном равенстве людей – в духе Жан-Жака Руссо. Великая французская революция заставила многих дворян крепко задуматься. Приятель Пушкина Александр Николаевич Раевский надписал на книжке, которую подарил своему внуку в 1863 году "Милый мой внучонок, во время самого разгара Французской революции, все опасались, что эти ужасы дойдут до нас, и молодые люди того времени выбирали себе какое-нибудь ремесло, чтобы иметь средство снискать себе пропитание. Покойный мой отец, а твой прадед, Николай Николаевич Раевский выбрал профессию переплетчика и эти книги были переплетены для сестры моей матери – Екатерины Алексеевны Константиновой, храню их как памятник давно минувших дней". А русский посол в Англии Семен Романович Воронцов выражался тогда еще определеннее. Он хотел заранее оградить своего сына от неприятностей будущей революции в России. В 1792 году он писал своему брату: "Франция не успокоится до тех пор, пока ее гнусные принципы не укоренятся здесь… Это,
как я вам уже сказал, война не на жизнь, а на смерть между теми, которые ничего не имеют, и теми, которые обладают собственностью, и так как эти последние немногочисленнее, то в конце концов они должны будут пасть. Зараза станет всеобщей. Наша отдаленность охранит нас на некоторое время, мы будем последними, но и мы станем жертвой этой всемирной чумы. Мы ее не увидим, ни вы, ни я; но мой сын увидит ее. Поэтому я решился обучить его какому-нибудь ремеслу, слесарному или столярному, чтобы, когда вассалы ему скажут, что они его больше не хотят знать и что они хотят разделить между собою его земли, он смог бы зарабатывать на жизнь своим трудом и иметь честь стать одним из членов будущего Пензенского или Дмитровского муниципалитета. Эти ремесла ему будут более нужны, чем греческий и латинский языки и математические науки."Таким образом ничего удивительного не было, в том, что капитан российской императорской армии владел искусством плотника, и отчасти столяра. Пусть до старого знакомого – краснодеревщика Григория Самойловичу было далеко, тот был настоящим артистом, но для задуманного предприятия таких познаний вполне хватало. Одно только так и не узнал унтер-офицер, специально ли его напарник овладел этой профессией, заранее готовясь к покушению на императора Франции, или это просто следствие привитых в юности навыков.
Как и следовало ожидать, работой мнимые "пролетарии" особо себя не утруждали, не затем они прибыли в первую империю. Разве, что иногда они расчехляли инструменты или для поддержания легенды-прикрытия, или принудительно по воле властей.
Вторым важным моментов в плане Фигнера был необычный маршрут к Парижу, избегая кратчайших прямых путей, он двигался по дуге, предпочитая следовать по возможности через "нелояльные" Наполеону департаменты. Так безопаснее, в этих краях у полиции и жандармов нет времени на работу с разной мелочью, а население совсем не склонно им помогать. Как в одной известной песенке у Боярского из "Трех мушкетеров": "Бургундия, Нормандия, Шампань или Прованс – и в ваших жилах тоже есть огонь!" Осталось только Вандею с Бретанью добавить, и предварительный список французских наиболее ярых антибонапартистов готов, чем дальше от Парижа и ближе к югу, тем меньше любили во Франции Наполеона, его даже называли там в народе "Николя", подчеркивая иноземное происхождение уроженца Корсики. Когда императору придется бежать, то он первым делом постарается изменить свою внешность, во избежание неизбежной расправы со стороны "патриотически настроенных" соотечественников. Не помогло – узнали и в Авиньоне от неминуемого линчевания его спасли российские офицеры.
Противников Бонапарта в то время называли или роялистами, или шуанами. Сам термин "шуан" "сhouan" взят от некоего Жана Коттеро, которого сообщники прозвали "Жан-Шуан". Эту кличку он заслужил потому, что собственных братьев, таких же как и сам контрабандистов, он предупреждал или сзывал ночью криком неясыти "chat-huant". 15 августа 1792 г. Жан Котторо – Шуан одним из первых выступил с оружием во главе окрестных крестьян против Республики, и вскоре его прозвище стало нарицательным для всех крестьянских антиреволюционных повстанцев во Франции. Такова энциклопедическая версия. Однако ряд источников утверждает, что уже деда братьев Котторо называли, в связи с его мрачностью и неразговорчивостью, серой совой или неясытью "сhat-huant", откуда и появилось слово "шуан".
Глава 4. Дороги и бандиты
Вроде бы мелочь, но одно дело, когда местные предупреждают, что содержатель таверны – полицейский осведомитель на жаловании, и о появлении жандармского патруля всегда оповестят и так далее, и совсем другое, когда сами аборигены внимательно приглядываются каждому встречному, на предмет поиска потенциальных "врагов императора". Можно обмануть одного полицейского или жандарма, можно и двух, но что делать со многими сотнями и тысячами их добровольных помощников? С этой бедой неминуемо столкнулись Сашка и Фигнер, реши они следовать в Париж кратчайшим путем, пролегающим через богатые, преуспевающие и соответственно лояльные Наполеону провинции.
Но этой трассе возникала другая проблема, уходя от пристального внимания "силовиков" путешественники поневоле попадали в зону действия их антиподов, всевозможных бандитов, как "шуанствующих" – идейных роялистов, так и обычных "работников ножа и топора". Первая же стычка с типичными представителями этой весьма распространенной в 19-м веке профессии случилась ровно через две недели после пересечения границы с Вестфалией. В ту далекую пору для путешествия по Франции знающие люди советовали в первую очередь запастись хорошим двухзарядным пистолетом английской работы, а лучше двумя, и ни в коем случае не пускаться в путь в одиночку, даже по самым лучшим шоссе. Такие рекомендации приводились в известном путеводителе Лангуа, опубликованном в 1806 года и переизданном в 1811. Напряженная ситуация сохранялась в провинции вплоть до 30-х годов 19-го столетия. Страна не так давно пережила революцию и немало лет подряд воевала, еще при старом короле начали, поэтому одних только дезертиров у Бонапарта было около 100000 – целая партизанская армия скрывалась от властей по лесам, горам и всяческим "медвежьим углам"! Бывали банды и многочисленные – настоящие отряды, но чаще они состояли из трех-пяти человек. В довольно мрачных тонах описывает превратности путешествия по Франции современник тех событий Альбер Вандаль: "Вы едете дальше и чем ближе к опушке бора, чем больше по дороге холмов и откосов, тем больше опасность. Но вот на одном из поворотов блеснули наведенные ружья и из кустов выскакивают какие-то сатанинские фигуры с черными лицами, закрытыми крепом, или вымазанными сажей. Эти страшные маски окружают карету. Лошади бьются в постромках, почтальон или кондуктор, видя направленные на них стволы, под страхом смерти вынуждены остановится. Разбойники шарят в экипаже, выбирают из взломанных сундуков казенные деньги, бумаги и мешки с пакетами. Пассажиры подвергаются строгому допросу, и горе тому, кто окажется чиновником, священником, присягавшим конституции, офицером, или просто известным патриотом. Чаще всего его тут же на месте пристрелят и уж самое меньшее, если ограбят дочиста, отберут деньги и платье и бросят на дороге избитым и голым. Остальным великодушно велят проваливать на все четыре стороны". Это происходило во времена, когда Наполеон был первым консулом, позднее нравы сильно упростились и грабить стали уже всех подчистую, не обращая внимания на политические пристрастия. В 1807 году, всего в нескольких километрах от Парижа преступники задержали и "подвергли насилию" знаменитую итальянскую певицу Грассини, "официальную" любовницу самого императора. Если уж страдали "небожители", представители элиты, то можно представить, что приходилось переносить в ходе поездок "простым смертным". В России хоть и традиционно "шалили" на дорогах лихие люди, но не в пример было безопаснее, по крайней мере, можно было без оружия спокойно передвигаться по основным путям. Законность, если судить по знаменитому кодексу Наполеона, в первой империи была, но вот элементарного порядка определенно не хватало.
Сашка затаился в зарослях на краю полянки, выбранной для ночлега, сжимая в ладони рукоятку ТТ, и пытаясь не выдать себя ни одним лишним движением. Как только Фигнер заметил, что к их стоянке движутся люди, так тотчас толкнул напарника подальше в лес, такую схему они решили применять для подстраховки.
Вот и незваные гости пожаловали, из леса, к манящему в сумерках огню вышли двое, немытые лица заросли бог знает скольки дневное щетиной – если это действительно охотники, то кто мешает им побриться? Cудя по ухваткам, снаряжению и одежде, можно с первого взгляда предположить, что это и в самом деле обычные "мирные" браконьеры, других "добытчиков" в здешних лесах нет. Но вместо куропаток и зайцев из рваных ягдташей зловеще торчат пистолеты, как бы намекая, что промышляют эти господа исключительно двуногой дичью, ни на какую другую с таким оружием не охотятся. В руках "гостей" длинные тяжелые ружья, явно военного образца но без штыков, кроме того у одного висит на портупее тесак, а у другого – небольшой топорик заткнут за кушак.