Мы проиграли

The National Anthem

Стоит ли говорить, что именно этот трек стал моим гимном в те времена? Я ждал его, начиная с первых нот всего альбома, подгадывая, чтобы он звучал именно в тот момент, когда я на окоченевших ногах подходил к грязнобежевой двери редакции и нажимал не слушающимся меня деревянным пальцем на кнопку звонка. Входил, а в уши мои лилось:

EveryoneEveryone around hereEveryone is so nearIt’s holding on

Впрочем, уже отпустило.

Я знаю каждый звук, знаю, когда в методичный гулкий бит вмешаются медные трубы, посухому – без огня и воды; «Kid A» – последний альбом, изученный мной досконально, последний альбом кассетной эпохи. Закончившейся, и черт с ней.

How To Disappear Completely

Наконец, вступают в полной мере и гитары, тихо журчащие, льющиеся в уши так же, как льется тонкая струйка воды, пущенная на край раковины, чтобы не мешала спать. Вот ключевой момент альбома, так думаю я сейчас, потому что нет ничего для меня более завораживающего (точнее и не скажешь) в настоящий момент, на сегодняшний день – СЕЙЧАС, то есть СЕЙЧАС, чем мотив (трижды и громогласно – «Ха!») отсутствия.

I’m not hereThis isn’t happeningI’m not here…

и чуть дальше:

The moment’s already passedYeah it’s goneAnd I’m not hereThis isn’t happening

«Вышел, весь вышел, не знаю, когда и придет» («Отсутствие»).

А как он воет в конце, Том Йорк, когда музыка теряет всякую гармонию, срываясь в хаос струнных – аааааааааааааааааааааааа. (Кто-то из соседей обернулся на меня).

Treefingers

no lyrics – instrumental songnone – instrumental song

Один умник пишет, что «Kid A» – неудача, причем сокрушительная. Вернетесь ли вы к нему спустя полгода, захотите ли его услышать когда-нибудь еще? Для вящей убедительности альбом сравнивается с «Meddle» (Pink Floyd), который я люблю много больше, чем какие-нибудь «Animals» или «Wish You Were Here», или, трижды сплюнув, «the Wall» и «Dark Side».

Впрочем, да: к моменту «Treefingers» ветви «Meddle» и «Kid A» начинают переплетаться тесно – до полного цитирования. В какой-то момент кажется: сейчас два мыльных пузыря, вальяжно парящих в воздухе, коснутся друг друга своими маслянисто переливающимися сферами – и лопнут с тихим пшиком, которым не напугать и комара.

Представим же себе электричку, время полдника, небе в окнах розовеет, солнце уменьшается в размерах, мимо проносятся холмы с пожухлой, серой после зимы травой, с покосившимися деревянными домами, с убогими коммагами, с напрочь отсутствующими жителями (вот что всегда меня поражало в этом заоконном пейзаже), лишь изредка проедет мимо грязный трактор, тарахтение которого не различить из-за мерного стука колес, или пробежит собака, беззвучно лающая летящему мимо составу.

Шесть лет прошло, я снова Kid A.

Optimistic

Названием этой песни Тому Йорку не удастся нас обмануть. Ничего оптимистического – the big fish eat the little ones, а где-то на 1:40 скачанный мной из сети трек в подтверждение тезиса начинает шипеть, пятнадцать секунд ничего не разобрать. Музыка, вслед за «Отсутствием», простите, «How To Disappear Completely», совершенная. Но в «How To Disappear Completely» даже название звучит идеально, чего об «Optimistic» сказать нельзя – социальная направленность текста выставляет трек за двери той прекрасной комнаты, в которой мы оказались.

Впрочем, все обман. Как сказал Иосиф Бродский, цитирую неточно, по-английски даже банальные русские народные пословицы и поговорки звучат изысканно и свежо. (Бродский ли?).

In Limbo

Полное, безоговорочное текстовое оправдание предыдущей бессвязности. Оправдание уверенное. Не стыдное для сжатия до формата. txt объяснение в любви. Кто скажет лучше?

I’m on your sideNowhere to hideTrap doors that openI spiral downYou’re living in a fantasy…In this beautiful world.

«Уже умерший человек», каким представился Том Йорк еще в «OK computer», способен любить. Экзистенс, капающий гитарными переливами (кто сильнее открыл кран?). Но теперь ты уж точно фантазия, пока еще живущая в этом прекрасном мире. Да ты и был ей с самого своего начала.

Idioteque

Привет, состоявшиеся и уверенные в себе, не потерявшие силы продолжать радоваться, улыбаться миру, который, конечно, ловушка, учитывая неминуемое «скольжение в могилу». Жизнь – всего лишь Сёрф, в котором предопределено и быстрое движение по волнам, и брызги счастья, и загорелые тела любимых женщин на берегу, и легкие коктейли, и тяжелые закуски, как предопределено последнее падение. Кое-где на планете, по крайней мере, поступают мудро, отправляя тело в финальный путь по воде, но не закапывая его в землю. Нет ничего страшнее горки мерзлой земли над человеком, которого больше не стало. Не стало совсем.

Who’s in a bunker?Women and children first

В очередь, сукины дети, выйдем все.

Morning Bell

Версия намного более удачная, нежели более поздняя, появившаяся на альбоме «Amnesiac». Тихая, связная, спокойная молитва. Боги уже лет сто как погибли, равно как и все свидетели их низвержения, но мы по-прежнему смотрим в небеса как в зеркало. Так, Господи? Речь все так же свята, особенно в своем бормотании.

Оглядевшись по сторонам, я вижу девушку в углу в белой блузке, пьющую коктейль и делающую какие-то записи в блокноте, параллельно вглядывающуюся в свой коммуникатор, к ней вскоре присоединяется юноша, который целует ее и гладит по щеке. В другом углу другая девушка собирает в пучок волосы и что-то увлеченно рассказывает подруге. Приподняв один наушник, я с удивлением обнаруживаю, что все присутствующие – иностранцы. Их немецкая речь действует освежающе, так же, как и остывший чай, я упорно настраиваю постоянно рушащееся вайфай соединение. Все идет своим чередом, черед событий прекрасен, как прекрасно и медленное сползание в могилу. I will see you in the next life (это следующий, последний трек «Motion Picture Soundtrack») – заканчивает альбом Том Йорк.

It’s only surf, немного даже радостно напеваю я перефразированного Леннона. Несмотря на то, что я могу только догадываться, Господи, да. Я могу только догадываться, но не знать.

Затемнение.

34.

Люблю, когда в первом предложении текста присутствует тире – острое, разрубающее предложение не две части, либо определяя внутреннюю его нарезку, либо противопоставляя один конец другому, так категорично, что буквы по одну сторону от знака выстраиваются в бесподобную убийственную тевтонскую свинью, а по другую – бегут беспорядочно, но по-варварски устрашающе. Люблю, когда коротко, резко, резво. «Море – смеялось», как у Горького, – мой идеал.