Мы проиграли
Шрифт:
Море – смеялось. Надо мной, в первую очередь (какой эгоцентризм), лежавшим на пляжу (только так), коленями, животом и лицом в песок, который уже успел остыть под моим телом, в отличие от Сахары, раскинувшейся вокруг и заставлявшей воздух над ней дрожать медузообразно. Море – смеялось. В своем первом убогом mp3-плеере фирмы-убийцы iRiver я слушал Beach Boys, The. «Lonely Sea, The». Все было к месту, даже любовное томление.
Впрочем, горько (только так) не было. На высохших от солнца губах запекся арбузный сироп, или то было красное вино? Кто знает? Я наполнил опустошенную (только так) винную тетрапаковую коробку мелкой галькой. Весила она, должно быть, два кило с гаком, и, я надеюсь, никто из маленьких детей не рискнул пнуть по ней маленькой голой ножкой, потому что – о-о-о – да, это было
Балаклава – щелкать языком, выговаривая этот известный всякому среднестатистическому советскому туристу топоним, приходится почти так же, как при выговаривании «Лолиты». Кончик языка. Грех мой. И тэ дэ.
Тире в предложении, как и тире между датами на могильной плите, обладает уникальным свойством ритмичного, пульсирующего, сингулярного молчания, из которого разворачивается смысл.
Тире никогда не ассоциировалось у меня с препятствием, с запинкой, с неудачно повисшей посередь разговора паузой. Напротив, тире – летящая стрела; или менее удачное, но более точное сравнение: тире – тонкая стеклянная шейка, соединяющая две колбы песочных часов, сквозь которую неумолимо сыплется песок, пока не кончится весь. И время обречено – струиться, и мы обречены – возвращаться, слабо надеясь на то, что «жизнь качнется влево, качнувшись вправо».
И вот – тоска. В последнем отечественном номере Esquire напечатан список новых английских слов и выражений, еще не переведенных на русский язык, но обязательных к включению в вокабуляр. Для начала предлагаю толкование одного из таких слов (в соответствии с журналом): «человек, находящийся в постоянном состоянии депрессии, в плохом настроении». Как вы думаете, кто такой? Собственно, да – Russian, «Русский», конечно. И вот – тоска. А чему тут удивляться?
Как это логично, как естественно, как ожидаемо. «Русский» грустит по всякому поводу, по поводу отъезда и приезда, по поводу свадьбы и похорон, по поводу зимы и по поводу лета, по поводу засухи и по поводу дождя. А в перерывах – веселится. Я – «Русский»: веселие мое разнузданное, как ярмонка, сменяется черным мраком отчаянья и безысходности. Я хожу по краю – от края до края, от моря до моря, и середина мне, как любому любителю поджаристой хлебной корочки, кажется постным мякишем.
Я холю и лелею безумный свой нравственный закон и плачу от звездного неба над головой. Я – «Русский». Мне, в сущности, плевать, хорошо вам там, по ту сторону, что называется читательской, или плохо.
Я буду дальше веселиться и бередить раны. Я очень боюсь, что победят буддисты и психоаналитики, и мир станет скучным, пыльным, уравновешенным и самодостаточным, как тире, лишившееся и первой, и второй части предложения, в которые его заточил писатель. Примерно вот так:
—
Папа, я видел Rolling Stones. Ты представляешь?
Итак, пока не принесли чай, еще раз о вечном возвращении.
Кое-что наверстать ровным счетом невозможно. Например, чужие детские книги. Если ты не прочитал их в своем детстве, для тебя они навсегда останутся чужими. В моем детстве не было «Трех мушкетеров». Зато были «Робинзон Крузо», «Швамбрания», «Одноух и Дыркорыл», которые я знаю наизусть, которые я прочитал много раз в прямом и обратном направлении (а «Робинзона» мне еще бабка вслух читала, я помню! – то есть мне не было тогда еще четырех лет). Лет в пятнадцать я взялся наверстывать упущенное – схватился за полку с приключенческой литературой, той, что прошла мимо меня. Но для меня они ровным счетом ничего не значат – эти книги, написанные для детей, и не попавшие в мои руки в моем детстве.
Отчего же так долго не несут чай?
Не исключено, впрочем, что дело не в детстве (я с удовольствием перечитал недавно того же «Одноуха и Дыркорыла» и испытал невероятное удовольствие от самого текста), то есть не в том, что я говорю именно о детских книгах. Пример детства всем понятен, потому что детство, как ни крути, каким бы оно ни было, – самая счастливая пора в жизни (не смущайтесь и читайте дальше). Потому так остро воспринимаются вещи, окружавшие нас в детстве, музыка, звучавшая
тогда из открытых окон во дворе, одежда, что там еще, политический строй, в конце концов. Все эти обстоятельства места дают редкий повод погрузиться на полсекунды в мелькнувшее воспоминание, перехватывающее дыхание, и снова ощутить себя маленьким человеком, от которого требуют немного и любят просто за то, что он есть на свете.Чай несут.
У меня есть такое воспоминание. Не могу понять, что именно его вызывает – то мелькнувшие по телевизору кадры кинохроники 1980-х, то, может быть, случайная мелодия или просто что-то предельно аллюзорное – еле знакомый и уже забытый запах, шероховатая поверхность поручня в автобусе (с вертикальными желобками). Я прикрываю глаза и в ту долю секунды, пока моргаю, с обратной стороны век наблюдаю водопад воспоминаний: зеленые обои в ромбик в маленькой комнате, вид из окна на засохшую иргу, а главное – я вдруг вижу, как плывет, точно снятая на допотопную видеокамеру с косо установленного штатива, улица Ленина, где-то в районе нынешнего «Покровского пассажа», но я вижу (!) – дело происходит в Советском Союзе; именно это воспоминание преследует меня; когда я открываю глаза, то чувствую, что разгадал какую-то сложную загадку и тотчас забыл ответ.
Несут кому-то другому.
С каждым годом узнавать некогда виденное становится намного важнее, чем узнавать то, что не видел никогда. Никогда не понимал престарелых европейских туристов – неужели в их (…) возрасте еще интересно ездить в новые страны? Я уже говорил, но другими словами: всякое путешествие имеет смысл только в случае возвращения. Не бывает счастливых переселенцев, не бывает счастливых эмигрантов, не бывает счастливых невозвращенцев. Возвращение – логичная точка после предложения, отсутствие возвращение есть отсутствие знака препинания, подчеркивающего утверждение. Или восклицание, или вопрос.
Не несут.
И даже традиционное восприятие жизни как путешествия укладывается в эту мысль.
Как же медленно тут все.
Может быть, отсутствие путешествий в активную часть жизни, и компенсируемое в старости, позволяет восполнить какой-то очень важный пробел. К слову, современность призывает разомкнуть этот круг. Весь этот комфортный микромир – фонотека в маленькой коробочке айпода, библиотека и рабочий кабинет в мобильном телефоне, сбережения на пластиковой карте – условие для удобного бытийствования в постоянном движении. Люди все с большей легкостью покупают дорогое и мобильное, при этом скупятся на дешевое и стационарное. Обрастание скарбом, недвижимостью, землей, эта сознательная иммобилизация воспринимается как нечто реакционное, мещанское, сковывающее движение (!). Путешествовать налегке приятно, но и ухватиться, по большому счету, не за что. Почвы больше нет. Завтра – это мир пожизненных пассажиров, с билетом из точки А в точку Б без права на обрат.
Принесли чай – в белом фарфоровом чайнике и продолговатыми бумажными пакетиками «FAQкафе – sugar».
Чужие детские книги – всего-навсего чужие детские книги.
А эти престарелые европейские туристы, они не боятся вдруг умереть где-нибудь вдали от дома?
Моя персональная ассоциация с фильмом «Вавилон» Иньярритту – это Бред Питт, извините, герой Бреда Питта, выглядящий, как мой отец, обладающий взглядом моего отца, жестами напоминающий отца, но абсолютно, категорически, зеркально не совпадающий с ним в действиях, в решительности, в злости.
Тем не менее, персонально для меня символично, что Бред Питт, который никогда мне не казался похожим на отца, вдруг вызывает в памяти его тень именно в «Вавилоне» – драме непонимания и (прошу прощения за) паззлнескладности бытия. Неспособность изъясняться на одном языке пугает, тогда как вступление в эру владычества коммуникаций и медиа не дает однозначного положительного ответа на главный вопрос – услышит ли кто-нибудь тихое мерцание посланного тобой сигнала SOS; если у тебя есть месседж, то это еще не значит, что ты не лузер.