Мы вдвоем

В повисшей тишине Мика весело обратился к бледному подростку, неподвижно лежавшему на высокой кровати. «Что с тобой случилось? — спросил он. — Что это прилипло к твоей руке?» — Он ткнул пальцем в сторону прозрачного пакета, висевшего на металлическом шесте, из которого мерно поступала в вену бесцветная жидкость. Идо попробовал улыбнуться: «Да, знаешь ли, тут тихо, можно спокойно и без помех учить Мишну».

Йонатан, вернувшийся из коридора, еще больше побледнел и в глупой попытке прийти в себя предложил заняться йогой. «Что-нибудь полезное, что нам показала наставница», — попробовал завлечь он. Мику это насмешило: «Йонатан, некрасиво поддразнивать — как же ему заниматься йогой с трубкой?» Йонатан ответил, что они проделают только дыхательное упражнение, а Идо повелительно произнес: «Ну-ка, начали». Йонатан криво улыбнулся и сказал, что дыхание, которое они будут практиковать, называется «уджайи». «В ходе уджайи мы придаем дыханию мягкий и глубокий звук, — размеренным, низким голосом объяснял он. — Дыхание входит через нос, проходит через ноздри и достигает горла и легких, и получается звук „а-а-а-а“. Мы хотим ощутить воздух, провести его к тому внутреннему органу, который выбрали. Нужно дать воздуху побыть в этом органе, очистить его изнутри, затем выдохнуть его тем же путем, каким он прибыл. А теперь немного прижимаем подбородок, мысленно удлиняем затылок, чтобы воздух проходил по нему».

Йонатан открыл глаза и осмотрелся. Ноа смутилась, что он застал ее хихикающей да еще с открытыми глазами. Мика и Идо глубоко дышали, и Йонатану захотелось отрастить как можно больше пальцев, которыми он мог бы прикоснуться к этому чудесному мгновению.

Анат вдруг произнесла: «Я спущусь на встречу с доктором Гейблом. Мне, конечно, можно звонить. Не утомляйте Идо, ему нужен отдых», — добавила она, глядя, как показалось Йонатану, на Мику, и вышла.

Внезапно на комнату словно обрушился раскаленный слиток железа: Идо вдруг раскрыл от боли глаза и попросил позвать («побыстрее, пожалуйста») сестру Данци, потому что ему больно в месте укола («Болит, — сказал он и прибавил: — Ужасно болит, пусть она поторопится»). Йонатан увидел, что под тонкой оболочкой кожи на руке его брата расплывается синее пятно, и снова испытал вязкий приступ головокружения, охвативший все его тело.

Мика первым выбежал из комнаты, Йонатан помчался за ним, и они стремглав пустились на поиски сестры Данци. Как по команде разделили между собой входы и выходы: Йонатан искал в палатах справа, а Мика, искавший слева, чуть нос к носу не столкнулся с Данци, везущей металлическую тележку, нагруженную повязками. «Все хорошо?» — спросила она. «Нет», — испуганно ответил Мика.

Данци побежала с ними, вынула иглу из тонкой руки Идо, который застонал от боли, приложила к месту укола белый ватный шарик, похожий на конфету, какую дают ребенку после прививки, осторожно прижала и произнесла: «Дадим тебе отдохнуть четверть часа, тогда посмотрим, можно ли будет продолжить процедуру. — Придвинув к его кровати стул, она уселась и поинтересовалась: — Идо, скажи-ка, что ты читаешь?» Идо отозвался: «Мишну, трактат „Бава кама“». — «А о чем там речь?» — «Об ущербе, который один человек наносит другому», — ответил Идо, удивленный ее интересом. «И что же делает человек, если кто-то ему навредил?» — не отступалась она, и он сказал: «Идет в суд и подает иск против обидчика».

Данци улыбнулась, словно отмечая маленькую веху в продуманном деле плетения сети, и сказала: «А вот и нет, душа моя. Сначала он громко ругается, делает пальцем неприличный и совсем невежливый жест, потом проверяет, что случилось с машиной, и только после этого идет в суд. Так устроен мир. Мы все люди, не забывай, — улыбнулась она ему, вставая. У двери замешкалась и бросила строгий взгляд на Йонатана и Мику со словами: — Будьте так добры, проведите своему брату урок крика, ругательств, настоящих ругательств. Только не окажитесь ашкеназим^[122]», — сказав это, Данци вышла.

«Эта Данци больная на всю голову, — сказал Йонатан. — Но говорит дело». — «Ну что, хотите урок крика? Ладно, я проведу. По-моему, я тут единственный специалист по этой важной теме», — напористо заявил Мика и засмеялся. Идо сказал: «Вы начинайте, а у меня слабость. Хочу только спать». — «Спи на здоровье, — согласился Мика. — Но прежде, чем ты заснешь, я должен рассказать тебе анекдот. Вот послушай: приходит христианин к еврею и говорит ему — я вижу, вы, евреи, умные. Научи меня, как вы этого добиваетесь, я тоже хочу быть умным. Еврей ему и говорит: мы едим голову рыбы, я тебе могу такую продать. Сколько стоит эта голова, спрашивает христианин. Сто долларов, отвечает еврей. За что так дорого, удивляется христианин. Такая цена, спокойно объясняет еврей, потому что это не просто голова рыбы, а голова рыбы, которая дарит особенную мудрость. Тот ему платит и отправляется хвастаться друзьям. По дороге минует рынок и видит, что там головами рыб торгуют по два доллара. Он бежит к еврею и говорит: наглец, ты меня ограбил! Еврей же ему отвечает: видишь, каким умным тебя сделала голова рыбы, которую я тебе продал?»

Идо покатился со смеху, а Мика сел на стул Данци, попытался на минуту придать себе крайнюю серьезность, как Йонатан, и выдохнул. Затем сказал: «Теперь никаких инструкций, как в йоге, мы даже ругаться не будем, просто изо всех сил заорем — „уф“. Когда я подниму руку, все начинаем кричать „у-у-у“, а когда опущу — выпускаем воздух через зубы, чтобы получился звук „ффф“. Ну-ка, начали!»

Он подбежал к двери удачно доставшейся им в этот единственный раз палаты и закрыл ее. И Мика поднял свою руку, одолел звук «у-у-у», а когда опустил руку свою, одолел звук «ффф»^[123]. Ноа наблюдала за происходящим со стороны и не могла скрыть стыда, смешанного со смехом и слезами, и Йонатан досадливо прошептал ей: «Хватит, перестань». — «Йонатан, что случилось, откуда стресс?» — возмутился Мика, и они снова принялись кричать «у-у-уф», и Ноа не удержалась, позвонила Амнону и сказала: «Только послушай эти крики».

С лукавой улыбкой во все лицо в палату влетела, как буря, Данци. «Обожаю вас, обожаю», — бросила она им и снова выбежала.

9

— Да, Йонатан, пятый этаж, клиника «Видим дитя»! — прокричала Алиса в телефон, и Йонатан за несколько минут примчался туда из Бецалели, привязал велосипед к перилам у ворот, быстро прошел непрофессиональную и бесполезную проверку на входе, и вот он здесь, перед животом Алисы.

— Здравствуй, цадика моя, — он взглянул на нее, а она улыбнулась в ответ и сказала:

— Привет, милый, как дела? Как прошел день? — И ему показалось, что ее уже не тревожит, что она хочет девочку, а он — мальчика.

Как обычно в таких приемных, одну стену занимал огромный аквариум с желтыми рыбками, на второй был большой плоский плазменный экран, а у третьей сидела привлекательная девушка-администратор. Вышла пара лет сорока, иммигранты из России, уже почти израильтяне на вид. Женщина плакала, мужчина сказал ей что-то на русском, и Йонатан предположил, что он говорит «пойдем, родная, пойдем домой, не плачь», но она продолжала плакать, и тушь с ее ресниц медленно стекала на щеки, и, пока Йонатан перечислял в уме возможные причины ее слез, подошла их с Алисой очередь.

Кабинет врача был увешан фотографиями младенцев с благодарностями ему на полях. Врач сухо поинтересовался у Алисы, когда была последняя менструация, но не стал дожидаться ответа, а быстро покосился на монитор, нашел дату и ввел ее. Йонатану этот вопрос показался неделикатным, и Алиса немного съежилась — как так, ее самые сокровенные тайны мгновенно превращаются в сухие цифры, быстро заносимые в компьютер.

Врач покачал головой и мягко спросил:

— Я вижу, это не первая беременность. Что произошло в прошлый раз?

— Однажды вечером началось кровотечение, — металлическим, незнакомым Йонатану голосом отозвалась Алиса. — Мы поехали в больницу, меня осмотрели, и врач сказал, что нет сердцебиения. Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя, но, слава Богу, это позади, и вот мы здесь. Надеемся на лучшее и молимся.

Держа ее за руку, Йонатан вспомнил тот ужасный период, когда он чуть не лишился своей Алисы — обессиленная, она лежала в кровати с лицом, покрытым во время беременности сыпью, и дни напролет сотрясалась от рыданий. Сейчас она сказала врачу, что все позади, но ведь это не вполне так, подумал он. Ведь после выкидыша Алиса изменилась. Ему казалось, что ее окутала и скрыла от него пелена ужаса. Из жены она отчасти превратилась в его дочь — он заботился о ней, следил, чтобы она больше отдыхала, успокаивался, увидев ее спящей. Нет, он об этом никому не говорил, но наедине с собой вел долгие беседы, в которых иногда даже проскакивала обида. Он вновь и вновь молился за нее, взывал в благословении о здоровье во время молитвы «Шмоне эсре»: «Здоровья духу и телу Алисы, дочери Жанет». Но ужас не отступал, и ему пришлось узнать другую Алису, привязанную к нему и зависящую от него, тогда как прежняя Алиса испытывала к нему влечение и не скрывала этого. Единственное, в чем прежняя и новая Алиса схожи, вдруг подумалось сейчас Йонатану, — в непреклонной борьбе против возрастающего присутствия в их жизни Мики, и это отчетливое осознание, пришедшее к нему здесь, в тесном, заставленном приборами кабинете, повергло Йонатана в панику.

— Хотите знать, мальчик у вас или девочка? — с лукавым выражением лица обратился к ним врач, прервав мысли Йонатана. Они одновременно кивнули, словно заранее договорились о реакции, и Алиса еще крепче ухватилась за руку Йонатана.

— Скоро узнаете, — пообещал врач. — Сейчас проверим ультразвуком.

Алиса поспешно и с явным волнением легла на кушетку.

— Вот он, — радостно сообщил врач, показывая на монитор. — Вот его губы. Вот глазницы. Спустимся немного ниже: вот четыре камеры сердца, а вот тут, сбоку, где я поставил курсор, да-да, именно здесь — это его ручка и пять пальцев. Посмотрите, какой милый, как он поднимает пальчик вверх.