Мы все умрём. Но это не точно

Теодор недоумённо вскинул брови. Он ей тут в качестве транспорта поработал, а она чем-то недовольна?

— Ты не разговариваешь со мной, ходишь с таким выражением лица, будто бы проглотил слизняка… Знаешь, если я чем-то задела твою тонкую душу, то извини! — он меньше всего понимал, что она сейчас имела в виду, поэтому замер, отстранённо наблюдая её эмоциональный выпад. — Я тогда просто поцеловала тебя в щеку! Понимаешь, просто. Друзья так иногда делают, и это не считается обидным. Не думала, что ты так оскорбишься. Если тебе настолько противны прикосновения грязнокровки, то приношу свои глубочайшие извинения. Трогать я тебя больше не буду. И за Петрификус извиняюсь. Тебе не надо со мной возиться. Я в состоянии сделать всё сама!

Он скрестил руки на груди и вскинул бровь. Что она там себе напридумывала? Какая дружба? Наверное, решила, что он хороший парень, милый и безобидный.

Нотт замер, разглядывая её, будто новый вид минерала, какого-нибудь редкого, с прозрачными гранями и мутными прожилками внутри. На мгновение он даже пожалел, что не обладал талантами Драко, но секундное любопытство вспыхнуло и исчезло, словно огонёк спички под дождём. Ему снова стало всё равно. Вряд ли в этой кудрявой голове варилось что-то интереснее пыльных книжных страниц. Малфой наверняка в ней ошибся, просто ещё не понял этого, но скоро он тоже потеряет к ней интерес. Трахнет и забудет, как было с остальными до неё. Тео качнулся с пятки на носок, раздумывая, стоит ли вообще что-то отвечать или уже заняться делом и прекратить бесполезный разговор.

— Хватит на меня так смотреть! — напряжённо процедила Гермиона сквозь зубы. Она стояла напротив него, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень негодования. Ещё чуть-чуть, и пар из ушей повалит.

Теодор приподнял уголки рта и слегка обнажил зубы. А если так? Немного склонил голову набок. Ты же считаешь, что улыбающийся человек — милый и безобидный, правда, Грейнджер?

— Прекрати так скалиться! — видимо, Цветочек улыбку не оценила.

Он издал короткий смешок. Я такой страшный, не понравился? Нотт прикусил щеку, раздумывая, что же ей, в конце концов, от него надо. Чтобы сказал, что всё в порядке, что перед ней всё тот же милый, забавный Теодор, которого она привыкла видеть? Может, сказать ей ради разнообразия правду?

— И что ты молчишь?! — её голос стал срываться на повышенные тона.

Тео усмехнулся. Похоже, его молчание заводило её больше всего. Она так же легко начинала злиться, как Драко. Даже проще. Хорошо, интересно как она отреагирует на это:

— Я думал, что ты умеешь слушать, — медленно, низким голосом, словно пробуя неаппетитные слова на вкус, произнёс он. — Мне плевать на статус крови, Грейнджер.

В её глазах мелькнуло секундное облегчение, она настороженно улыбнулась, предчувствуя подвох. Теодор выдержал драматическую паузу и продолжил:

— Просто ты слабая. Вот и всё. У меня нет никакого желания с тобой возиться. Утешать, вытирать слёзы. Мне плевать, понимаешь? Больно тебе или обидно. Плевать. Ты слабая и не стоишь моего времени.

Она внезапно с каким-то рычанием взяла со стола статуэтку и кинула в него. От неожиданности Нотт даже не подумал уклониться. Прилетело прямо в бровь. Он тут же почувствовал неприятное жжение, а по лицу щекотно потекла тёплая, тонкая струйка. Он смазал влагу кончиками пальцев — кровь. Такой реакции от неё Тео точно не ожидал. Гермиона побелела и прижала руки ко рту:

— Прости, прости, прости, — она неожиданно прытко для хромой подскочила и дотронулась пальцами до его лба. — Ты должен был увернуться!

Ещё и сам виноват оказался. Прекрасно. У них с Драко определённо было больше общего, чем казалось. Теодор слегка оттолкнул Гермиону и отошёл на несколько шагов.

— Я сейчас… — она вытащила палочку.

Одним коротким движением Нотт выбил древко у неё из руки, и оно звонко покатилось по мраморному полу.

— Не трогай меня, — с угрозой в голосе прошипел он и в два шага оказался у лестницы. Тео напоследок окинул её пренебрежительным взглядом и ретировался наверх, перепрыгивая через ступеньку. Всё это сильно напоминало позорное бегство.

Бред.

Просто слишком много Грейнджер.

У него случилась передозировка.

***

Нотт уже целый час бесцельно бродил по второму этажу, хотя ему стало ясно в первые десять минут, что здесь нет никакого тёмного артефакта. Только спускаться совсем не хотелось, поэтому он вновь достал сигареты, уселся на скрипучий, трухлявый стул и закурил. Его взгляд задержался на пыльном портрете большого семейства, висящем на стене.

Теодор с ужасом представил, что вместо магловской ссылки сейчас тоже мог бы быть счастливым отцом двоих-троих детишек. Сидеть вот так в центре портрета и держать на коленях очередного розовощёкого отпрыска. О, Алекто очень хотела детей. По его рукам пробежала дрожь омерзения, он жадно вдохнул дым, наблюдая, как уютно тлеет и трещит от огонька сигаретная бумага. Тео мысленно благословил блондинистую голову Драко с его талантом к легилименции. Как ни крути, а Малфой его спас. Если бы не Драко, то он так и остался бы блаженной, не ведающей забот шлюхой для Алекто Кэрроу.

Теодору прекрасно удавалось скрывать свою связь с профессором весь учебный год. Предки Нотты могли бы гордиться его изворотливостью. Никто так и не догадался, куда он пропадал после занятий, с кем проводил вечера выходных и почему иногда задерживался в кабинете после лекций… Ведь его Алекто была чиста и невинна как ангел, такая искренняя, нежная. Кто бы мог заподозрить её в грязной, порочной связи с учеником? Поэтому Теодор берег репутацию своей девочки и терпеливо ждал окончания Хогвартса, чтобы наконец по-настоящему быть вместе, дать ей свою фамилию и завести кучу кудрявых детишек.

Тео не сдержал истеричный смешок. Вот бы удивился отец, внезапно обнаружив на семейном древе новое лицо. Хотя, возможно, он был бы даже счастлив. Фамилия Кэрроу вполне соответствовала всем его требованиям, а то, что молодая жена была лет на двадцать-тридцать старше его сына, вряд ли бы его смутило. Главное, что у неё было, — это чистая кровь и рвение пополнять особняк Ноттов новыми наследниками. Поэтому отец, скорее всего, повозмущался бы для виду и благословил мальчика на счастливый брак.

Но к счастью, счастья не случилось.

Первое, что сделали его друзья, когда правда вскрылась, — отобрали палочку и заперли в изолированной комнате поместья Ноттов. Полубезумное, одержимое состояние друга напугало их всех. Его ломало и выворачивало, ему было физически больно без своей Алекто, но выбраться из заточения Тео не мог. Он проклинал всех и вся, представляя себе, какие изощрённые проклятия из арсенала Долохова он применит к Малфою. Теодор часами предвкушал, как вывернет ему суставы, как одно за другим отсоединит рёбра от позвоночника, вытащит их наружу и повесит на плечи его лёгкие, как заставит раскрошиться его кости, и вымотает кишки…

Но Драко почему-то к нему больше не подходил, зато — как женихи к девице на выданье — к нему потянулась вереница лекарей. Вот только отменить эффект приворотного зелья оказалось не так просто. Целители были правы — длительное воздействие не прошло для Тео бесследно. После выпитого антидота к Алекто его тянуть перестало. Как и ко всему остальному.

Он просто проснулся с утра и понял, что не хочет вставать с кровати. Всё внезапно потеряло смысл. Зачем вставать и умываться? Зачем есть? Чтобы поддерживать жизненные силы? Ему стало всё равно, что случится с его телом. В комнату ворвался обеспокоенный отец и прижал сына к груди. От Нотта-старшего пахло дорогим табаком и травяным успокоительным зельем. Теодор вынужденно прижался щекой к мягкому кашемировому свитеру, но ничего, кроме холодной неприязни, не ощутил.