Мяч круглый. Испанский дебют

«Кайрат» попытался в центре задержаться, но таранные полузащитники теснили и теснили мелких алма-атинцев, пока снова не загнали их в штрафную. Все по той же схеме, с небольшой разницей — Бубенец мяч видел и поддал его ногой, надеясь выбросить подальше. Попал, однако, в одного из нападающих «Эстудиантес». Тот пробил — снова пришлось во вратаря, и от его кулака мяч взмыл вверх. Первым его коснулась голова Красного Пауля, но только чиркнула, а вот вышедший вместо «ведьмы» двадцатка Хосе Конинья придал круглому траекторию, закончившуюся за спиной кайратовского кипера.

Не успокоились «студенты» и на этом — опять пошли в атаку, но мяч потеряли. Обычной связки у Степанова не получилось — просто отдал вперёд, и первым подоспел Севидов. Он ни весом, ни ростом аргентинцам не уступал, так что защитникам пришлось фолить. Остановили в шаге от штрафной — уцепили за футболку и повалили.

Бил Степанов. Аргентинцы выстроили из здоровых чернявых лбов основательную стенку. То ли так свезло, то ли именно этого Атаман и хотел — но мяч никуда не закрутил, а всадил в самый центр частокола, который всё продвигался и продвигался к нему, пока он тщательно устанавливал «телезвезду». Бабах! И круглый впечатался в овальную лохматую голову костолома Карлоса Билардо. Говорят, что Степанов в одном из матчей сломал у ворот перекладину. Врут, поди — ну, и или сам заранее подпилил ночью. Тот ещё тип. Карлосу, однако, крупно не повезло — «телезвезда» попала точно в ухо. Он интуитивно отвернул голову, а лучше бы наклонил. Так получил в ухо и в висок. Долго и красиво падал. Увидев, что партнёр валяется без сознания, один из аргентинцев выбил мяч на угловой — и только тут Франко соизволил свистнуть. Появились доктора, и красно-белые лишись ещё одного игрока основы. Заменили — и только ввели, как судья Франко встречу снова остановил. Перерыв.

— Аааа, ууу, ыыы, — чего-то такое неслось из-за неплотно прикрытой двери раздевалки аргентинцев.

Полиглот у «Кайрата» был. Вообще, если собрать все языки, которыми владели люди, находившиеся в раздевалке алма-атинцев, то получилось бы за малым не два десятка. Были и китайцы, и корейцы, и казахи, и грузины, был немец, был перуанец — читай испанец, хоть и Ликом Тёмен и Ужасен, да ещё и свой местечковый, ченотчетланский, или как там его, знал. Однако никто подслушивать перлы и идиомы аргентинские не пошёл — заняты были.

Массажисты массажировали, иглоукалыватель иглоукалывал. Кашпировский кашпировил над Лисицыным — Масика решили поменять. Тот тоже не очень удачно выцепил один из верных мячей, и недавняя травма ноги дала о себе знать — прихромал в раздевалку. Вместо итальянца вышел Миша Посуэло, а вместо Фарида Хисамутдинов впервые выпустили Ольшанского с его пушечным ударом. Решили продолжить игру, так удачно начатую в первом тайме — бьём врага их же оружием.

— Трофимка, ты ещё дальше к бровке оттянись и повытягивай на себя парочку защитников, а потом — на ход Посуэло, ну, и сам лети, не стой. Запутай защитников, — Лобановский нервничал. Он не знал, чем ещё помочь команде. Вроде так прекрасно начали первый тайм — а ведь надеялись ещё, что вымотанные вчерашним матчем аргентинцы высунут языки и ползать будут. А тут получается, что у них на поле практически другая команда — и моложе, и как бы даже не агрессивней старой.

Вышли из духоты раздевалки на прохладу почти ночного стадиона. Звёзд не видно, прожектора мешают проверить, есть ли в Испании Большая Медведица. Вообще, есть ли в Испании медведи? Знали б точно, кабы в финал вышел «Атлетико» — у тех на эмблеме как раз мишка изображён, лезущий на какое-то неведомое земляничное дерево. А так вот приходится гадать.

Через пять минут после свистка проявил себя молодой Ольшанский. Бил свободный чуть не с центра поля, но лупанул не передачу кому-то, а в створ ворот и попал. Воротчик мяч видел на всей траектории — приготовился принимать, чуть выйдя из ворот. Никто и не мешал — удара по воротам ни свои, ни чужие не ожидали. Удар был сильный — никаких снарядных траекторий мяч описывать не стал, летел почти точно по прямой в ближнюю правую девятку. Вратарь выпрыгнул, и его руки припечатало к штанге. Лучше бы не лез. Ушёл с поля сам, но с переломами трёх пальцев. Все замены произведены! Поставили «студенты» полевого игрока.

Масик, сидящий на банке, блаженно улыбался. Толкнул Нетто и прогудел:

— Надо, бля, на пальцах отжиматься, или на время стоять на них. А вообще… тут, кроме как техника, навряд ли что ещё поможет… Просто если в тебя летит пушара, а ты руки ставишь неправильно — и привет пальцам… Это по большей части техника. Но отжиматься надо. Я раз по триста в день, — ткнул своими ковшами экскаваторными тренеру под нос. Пальцы толстенные, три странно изогнуты. — У меня тоже пальцы вылетают… причём почти все выбиты уже… когда идёт сильный удар в угол… стараешься прыгнуть… кулаком не достать же… приходится тянуться и отбивать одним-двумя. Вот так и вылетают…

Всё — на этом доля везения, что была отпущена «студентам», закончилась. Пошли вразнос. Ольшанский и получил первый по ногам — тоже вынесли, но вроде ушибом отделался. Зато аргентинца удалили, а затем Франко отправил в раздевалку и их тренера, бросившегося доказывать, что оно само упало…

Играть восемью полевыми против десятерых (Ольшанский вскоре вернулся) — это квест. Не успевать стали везде. Пристроил гол Арисага, забил Посуэло. Легко вытащил единственный летящий в створ ворот после отчаянной контратаки Лисицын. От разгрома «Эстудиантес» спас свисток арбитра. Стадион принялся галдеть, что по табло ещё две минуты играть, но Франко судил по своим, о чем и сообщил красноречиво оппонентам, ткнув пальцем в наручный секундомер.

— Мать вашу, родину нашу, как Тишков говорит… Ещё один такой матч — и я с инфарктом тут слягу. Даже когда наши чилийцам проигрывали, и то лучше себя чувствовал.

— Э, Борис, ты тогда проста маложе был… — похлопал Аркадьева по плечу Жордания. — Слушайтэ, рэбята, а вэдь вам могут за этот турнир мастэров спорта мэждународного класса дат.

— Шел вратарь куда-то вдаль.

На груди была медаль:

«Самый опытный водитель,

Лучший хряк-производитель»… Всё, всё, Масик! Это я не про тебя. Это просто для рифмы, — заверещал Атаман в дружеских объятьях.

— Сам ты хряк. Вон щетины скоко.

Бубенец Вячеслав Васильевич

Глава 24

Событие сорок четвёртое

Переписка в сети:

«Сейчас зайду к тебе в гости. Приготовишь чайку?»

«Где я тебе ее найду?! Давай лучше курицу?»

Я наконец-то в отпуске!!! Море! Чайки! Дельфины рядом! Вот какое красивое у меня постельное бельё.

Уэльва — это не очень-то и маленький город в Андалусии, населения целых сто сорок тысяч, а так как большинство живёт либо в малоэтажных домах, либо в личных, то город занимает приличную площадь в 150 квадратных километров. Чего не занимать-то — тепло, светло и мухи не кусают. Мух, правда, хватает — океан выбрасывет на побережье водоросли, различных дохлых рыбов и медузов с огурцами, и всё это сразу берут в переработку птицы и мухи. Огромными стаями носятся. Чайки. У птиц — стаи, а как вот у мух? Мушиная стая… Так себе звучит. Бандами, наверное.

Русам показали красивый кафедральный собор, памятник Кристобалю, музей из этих самых каравелл-некаравелл. Маленькие! Как проплыл через океан? Семьдесят один день, гид сказал. Ужас… как не передрались-то. А, передрались? Ну, тогда ладно.

После экскурсии по праздничному городу, увешанному флагами и прочими цветами, русос отвезли похвастаться стадионом. Даже с трёх раз не нужно угадывать, как он называется. Естественно — «Коломбино». Маленькая Коломбина, всего на тринадцать тысяч болельщиков. Впрочем, местным, наверное, больше и не надо — их любимый «Рекреативо» выступает в Сегунде, и грандов тифози и торсиды видят только по праздникам, то есть вот с 4 по 6 августа. Зато стараются принять уж самых-самых. В этот раз затесался «Кайрат» — ну да денежки и не на такое способны. Построить каравеллы, принять группу «Крылья Родины» и самого Дольче Габбану, плюс оркестр и барабанщиц, да ещё русос обещали заключить договор с местным заводом по производству сардин и фабрикой по выделыванию дубовых бочек. Потеснили голландского чемпиона «Фейеноорд», который тоже подавал заявку.