Мягкая игрушка Sectumsempra

– Imperio prolongum!

И Северус с остекленевшими, как у манекена, глазами, тихо и послушно под прицелом волшебной палочки негодяя поплёлся, как марионетка, в злосчастную шестнадцатую спальню.

– Снимай брюки… Так, молодец. Теперь наклонись. Да обопрись же ты на руки, глупец!
– нетерпеливо командовал безвольной жертвой Малфой, враз ставший безжалостным, с чувством всевластия, покорившего его и возбудившего ещё сильнее.

Северус послушно выполнил все команды Люциуса.

Он наклонился, оперевшись руками о застеленную кровать, а милорд, разумеется, без кондома - этой противной маггловской резинки, как в Гарри, с размаху, грубо ворвался в профессора.

Но тот почему-то не застонал, как это делала в последнее время измученная насилием мягкая игрушка.

– Значит, не больно?! А вот так?
– ярился Малфой.

И Люциус изо всех сил, пыхтя от напряжения, стал двигаться в жертве собственной похоти. Он ударялся лобком и низом пухлого живота о ягодицы Снейпа. Затем последовала команда:

– Обопрись на локти!

Под непрекращающимся действием заклинания подвластия Северус так и сделал.

Люциусу наконец-то удалось войти глубже, значительно глубже, и его движения мало-помалу утратили былую ярость и силу - он устал. Просто стало слишком трудно двигаться в этой, значительно сузившейся, два с половиной месяца, а то и больше, не знавшей вторжения члена и занятий сексом прямой кишке.

Милорд практически увяз в собственной жертве, и насилия, как такового, не получилось… в который уже раз.

В ярости насильник-неудачник вышел одним тяжело давшимся движением из полукровки и, чтобы причинить наибольшую боль, боль запоздалого мщения «за всё хорошее», за непопранную гордыню, подумать только, грязнокровки, за привязанность к Поттеру, за неполучившееся в очередной раз изнасилование, наконец, за так и не сваренное зелье для восстановления красоты пухлого лица, выкрикнул в бешенстве:

– Crucio! И кричи громче, услаждая мой слух!

Но Снейп не кричал - он привык к Круциатусу самого Лорда, а тут… какой-то Малфой.

Милорд, видя, что и эта его задумка провалилась, подбежал к послушному, безвольному телу, лежащему на боку и увидел, как по телу профессора пробегает одна судорога боли за другой, и начал избивать Снейпа ногами и руками. Наконец, выплеснув заряд ненависти, ярости и злобы, Люциус сжалился и пришёл в себя. Он прекратил оба Непростительных одним пассом и обычными в таком случае словами.

А пока Северус тоже приходил в себя, удивляясь, почему он лежит на ковре в спальне и так болит всё тело, Люциус, опасаясь возможных ответных действий со стороны грубо измочаленного кума, произнёс скороговоркой:

– Obliviate localus!

– Что с моей головой? Я чувствую себя избитым. Почему я лежу в спальне на полу?

– А откуда ты, Северус, можешь знать об этом… теперь?
– выдал себя Малфой, погорячившись и будучи на седьмом небе от своей «проделки».

– Ты… ты произнёс заклинание Частичного Забвения? Ну и скотина же ты! А до этого тебе удалось меня изнасиловать. Впрочем, неужели ты осмелился применить ко мне Первое Непростительное?

Но я же шёл… куда-то по очень важному делу. А вот откуда и куда я направлялся, не помню.

– А всё ты, Люциус, со своей страшной рожей! Что, не лечат в святом Мунго? Или твои пресловутые связи - просто ложь и выдумка, и с такими ранами никто из колдомедиков связываться на свою голову не хочет?

А вот не буду я варить тебе зелье, кровушки пожалею на такую образину и негодяя.

Сначала он насилует Гарри, потом измывается надо мной… Что ты на это скажешь, а, милорд?
– в свою очередь глумился Северус.

– Что ты подлец да и чести у тебя нет, ведь ты же грязнокровка!

– в сердцах высказался разозлённый Люциус.
– А это значит, что благородные идеалы чистокровных фамилий не для тебя.

– А ты, как я погляжу, опять нарываешься. Малфой, скажи спасибо Мерлину, что ты взял меня силой под Imperio. И хотя грязнокровки по твоим словам лишены понятия чести, видите ли, недоступно оно им, то уж как же немилосердно нечистокровные волшебники злопамятны! Знай и помни это.

– Брюки-то надень. А то мне на сегодня твой отполированный, натёртый зад больше не понадобится.

– А я не тороплюсь. Я, может быть, и на ланч, и на обед сегодня у тебя останусь. Так уж и быть.

Увидев, как исказилось от ненависти лицо милорда, Снейп понял, что попал в точку, и мирно добавил:

– Да шучу я, шучу.

Северус решил про себя, что раз на него свалилось столько несчастий сразу, значит, он чем-то заслужил такие унижения. Или… кем-то, кого он бросил в беде.

– Гарри! Гарри ждёт меня-не дождётся со стаканом или любой ёмкостью с кухни, но только не принадлежащей больной миледи. Хорошо, что мой разлюбезный мальчик не знает о случившемся со мной позоре! Однако следует помнить, что проклятый Люциус не преминет рассказать подростку обо всём произошедшем в красках. Уж он-то пораспишет да понапридумывает даже то, чего не было на самом деле. Вот опозорит он меня, дери его черти, в глазах Гарри!

– … Стыдно, Северус, стыдно даже подумать, что мальчик отвернётся от тебя после грубого насилия, учинённого над тобой Малфоем! Он же, мальчик-то, умирает от жажды и голода и ему не до сантиментов.

И если я принесу ему немного еды, он будет лучше ко мне относиться и попросту не воспримет полуправду Люциуса.

Но главное - питьевая вода и то невербальное заклинание, которое и впредь не оставит милого мальчика без жидкости. Я уверен, оно удастся Избранному даже в ослабленном состоянии, ведь он магически значительно одарённый, уж не чета нам с милордом. Иначе бы ему в младенческом возрасте не удалось, казалось бы, невозможное - развоплотить Лорда.
– думал Снейп, одеваясь.

Малфой счёл за лучшее быстренько ретироваться из злополучной спальни, и правильно сделал.

Иначе бы он помешал зельевару думать, а это, учитывая вспыльчивость последнего, просто опасно.

Северус решил даже не мыться после грубых прикосновений и вторжения Люциуса, так он торопился на кухню и скорее к Гарри. Зато он почувствовал, как ощущавшиеся им, так испугавшие профессора «отеческие» чувства пропали, сойдя на нет. А вместо них появилась идея поскорее поставить на ноги несчастного пока подростка, чтобы снова с изобретательностью «осматривать» его.

После перенесённого Круциатуса Северус чувствовал себя словно бы слегка опьяневшим, хоть и не ведал о самом наложенном на него Непростительном, а боль в теле списывал на перенесённое надругательство. И ещё неизвестно, отчего больше болело тело Мастера Зелий - от довольно жалкой пародии на Круциатус Лорда или от нанесённых побоев.

Особенно сильно болели бока, но Снейп не стал раздумывать о природе этой боли и задерживаться, а слегка шатающейся походкой вышел из спальни, куда уже прошмыгнул домашний эльф, желавший убраться в ней. Зельевар крепко-накрепко ухватил эльфа за наволочку и приказал вести себя на кухню, при этом припугнув самым грозным окриком, чтобы тот незамедлительно привёл, куда следует.