Мыс Грома
Шрифт:
Бейкер был уже под достаточно сильным впечатлением от прочитанного и быстро перевернул несколько страниц, где речь шла главным образом о том, как протекало плавание.
«5 мая. Получили приказ от командования подводным флотом, предписывающий всем субмаринам, находящимся в море, соблюдать перемирие начиная с восьми часов утра сегодняшнего дня. Согласно приказу, мы должны вернуться на базу. Я обсудил этот вопрос с рейхслейтером у него в каюте, и он сказал, что располагает приказом фюрера продолжать плавание как ни в чем не бывало, и спросил, не ставлю ли я этот приказ под сомнение. Я затруднился с ответом, тогда он предложил, чтобы я за один-два дня обдумал сложившееся положение.
8 мая 1945 года. Сегодня вечером мы получили по радио сообщение, которого я ждал. Безоговорочная капитуляция перед врагом. Германия потерпела сокрушительное поражение. Я снова встретился с рейхслейтером у него в каюте и во время беседы получил шифрованную телеграмму из Бергена, в которой мне предписывалось либо возвратиться, либо продолжать плавание согласно приказу. Ухватившись за эту фразу, рейхслейтер потребовал от меня беспрекословного подчинения, настояв на своем праве обратиться к экипажу по внутренней связи. Он назвал себя и посвятил меня в суть поручения, данного ему фюрером. Затем он
12 мая 1945 года. Продолжали идти в южном направлении. Сегодня приняли общий для всех сигнал станции канадских ВМС в Нова-Скотия, предписывающий всем подводным лодкам, по-прежнему находящимся в море, сообщить свои точные координаты, всплыть на поверхность и поднять черный флаг. В случае неподчинения мы, видимо, обречем себя на то, что нас будут считать пиратами и атакуют при первой же возможности. Рейхслейтера это известие мало взволновало.
15 мая 1945 года. Шноркель – это, по сути, воздушный насос, торчащий над поверхностью воды, когда мы движемся на глубине, достаточной для того, чтобы пользоваться перископом. В этом случае передвижение лодки под водой может обеспечиваться за счет дизельных двигателей, а свои батареи мы можем не использовать. При применении этого прибора я столкнулся со значительными трудностями, поскольку, если на море стоит сильное волнение, а в этом отношении Атлантический океан – вне конкуренции, шарообразный кран закрывается. Когда это происходит, двигатели по-прежнему всасывают воздух, что немедленно приводит к резкому уменьшению давления внутри лодки и оборачивается колоссальными проблемами для экипажа. У троих наших людей лопнули барабанные перепонки, однако благодаря движению при помощи шноркеля становится труднее обнаружить нас с воздуха.
17 мая 1945 года. Мы уже настолько углубились в Атлантический океан, что, по-моему, риск обнаружения нашей лодки с воздуха сведен к минимуму. Поэтому с сегодняшнего дня я решил всплыть и идти в непогруженном состоянии. Мы пробиваемся как раз через ту часть Атлантики, где сильно штормит, нас все время окатывает водой, а шансы на то, что на этих широтах нам кто-то встретится, призрачны.
20 мая 1945 года. Большую часть плавания рейхслейтер не покидает своей каюты, выходя из нее только во время обеда с офицерами, а в остальное время предпочитая валяться на своей койке и читать. Сегодня он спросил, можно ли составить мне компанию, пока я буду осматривать горизонт. Он поднялся на мостик, обнесенный дополнительными заграждениями на случай плохой погоды, когда лодка прокладывала себе путь через волны высотой четыре-шесть метров, и остался очень доволен увиденным.
21 мая 1945 года. В высшей степени необычная выдалась ночь. К обеду рейхслейтер вышел, будучи в сильном подпитии. Позже он пригласил меня к себе в каюту, где достал из одного из своих чемоданов бутылку виски и настоял на том, чтобы я выпил с ним. Он пил без видимых затруднений, много разглагольствовал о фюрере и последних днях жизни обитателей бункера в Берлине. Когда я спросил, как ему удалось спастись бегством, он ответил мне, что выручил проспект Дружбы в Берлине, который стал взлетной полосой для легкого самолета. К тому времени он допил бутылку виски, достал из-под койки одну из спортивных сумок и открыл ее. Вытащив оттуда точно такой же, как у меня, алюминиевый чемоданчик капитана ВМС, он положил его на койку и, вынув новую бутылку виски, распечатал ее.
К тому времени он был уже сильно пьян и принялся рассказывать мне о своей последней встрече с фюрером, который возложил на него священную обязанность, заключавшуюся в том, чтобы обеспечить будущность Третьего рейха. По его словам, много лет назад силами СС была создана организация под названием „Одесса“, призванная в случае временного поражения помочь скрыться тем офицерам СС и других подразделений, которые необходимы для продолжения борьбы.
Затем он начал говорить о „Камараденверк“ („Дело товарищей“) – организации, созданной для пропаганды идей национал-социализма после войны. Сотни миллионов долларов были рассредоточены по банкам Швейцарии, Южной Америки и другим местам, а в каждой стране на самом высоком уровне у нас были друзья. Взяв алюминиевый чемоданчик с койки, он открыл его и достал папку. Он называл ее „Голубой книгой“. По его словам, в ней содержался список многих представителей английских аристократических кругов, многих членов английского парламента, тайно поддерживавших фюрера в тридцатые годы, и многих американцев. Затем он вынул лист бумаги из пухлого конверта и развернул его перед моими глазами. По его словам, это был Виндзорский протокол – секретное соглашение с фюрером, которое было подписано герцогом Виндзорским во время его пребывания в португальском городе Эштуриле в 1940 году, после того как пала Франция. В нем он соглашался взойти на английский престол после успешного германского вторжения. Я спросил, какую ценность может представлять этот документ и может ли он гарантировать его подлинность. Борман здорово рассердился и заявил мне, что в списке, приведенном в „Голубой книге“, фигурируют те, кто не остановится ни перед чем, чтобы избежать разоблачения, а его собственное будущее надежно обеспечено. Тогда я спросил, убежден ли он в этом. Он расхохотался и ответил, что слову английского джентльмена всегда можно доверять. К этому времени он был уже так пьян, что мне пришлось помочь ему добраться до койки. Он тут же уснул, а я внимательно изучил содержимое чемоданчика. Имена, упомянутые в „Голубой книге“, ни о чем мне не говорили, но на вид Виндзорский протокол выглядел достаточно правдоподобно. В чемоданчике больше ничего не было, за исключением перечня номерных банковских счетов и приказа фюрера. Закрыв чемоданчик, я засунул его под койку, где лежали остальные его вещи».
Добравшись до этого места, Бейкер оторвался от чтения, положил дневник, встал и подошел к окну в тот момент, когда вошел Гарт Трэверс.
– А вот и кофе, – сказал он. – Я подумал, мне лучше выйти, чтобы ты смог собраться с мыслями. Все прочитал?
– Только что прочел запись о том, что Борман рассказал ему 21 мая.
– Самое интересное еще впереди, старина. Я скоро вернусь. – Трэверс снова вышел.
«25 мая 1945 года. Пятьсот миль севернее Пуэрто-Рико. Я планирую через пролив Анегада, минуя Подветренные острова, выйти в Карибское море, а оттуда уже беспрепятственно достигнуть побережья Венесуэлы.
26 мая 1945 года. Рейхслейтер вызвал меня к себе в каюту и сообщил, что, прежде чем мы достигнем пункта назначения, нужно сделать
остановку, и выразил пожелание взглянуть на карту Виргинских островов. Он указал на островок, который называется Сэмсон-кей и лежит к юго-востоку от острова Сент-Джон, входящего в состав принадлежащих США Виргинских островов, но находится в британских территориальных водах, в нескольких милях к югу от острова Норман, входящего в состав Виргинских островов, которые являются частью территории Великобритании. Он никак не пояснил мне, чем вызвано его желание остановиться там.27 мая 1945 года. В 21.00 всплыли у побережья Сэмсон-кей. Ночь темная, луна видна на четверть. На берегу замечено несколько огней. Рейхслейтер попросил доставить его на берег на одной из надувных лодок, и я приказал старшине Шредеру сделать это. Перед отплытием он вызвал меня к себе в каюту и сказал, что ожидает встретить на берегу друзей, но в качестве меры предосторожности на случай, если что-то произойдет, не возьмет с собой ничего важного. Он особо указал на чемоданчик, который оставил на койке, и вручил мне запечатанный конверт, где, по его словам, содержатся подробные указания о том, к кому мне следует обратиться в Венесуэле, если что-то случится, и имя человека, которому я должен буду вручить этот чемоданчик. Он приказал мне прислать Шредера за ним в два часа ночи. Если его не будет на берегу, я должен опасаться самого худшего и отплыть. Он был одет в гражданское платье. Военную форму он оставил на борту лодки».
В этот момент в комнату снова вошел Трэверс.
– Все еще оторваться не можешь?
– Последняя запись осталась.
Подойдя к шкафчику со спиртными напитками, контр-адмирал налил виски в два бокала.
– Выпей, – сказал он, протягивая один из бокалов Бейкеру. – Тебе это будет очень кстати.
«28 мая 1945 года. Полночь. Я только что спустился с мостика и обратил внимание на невероятную тишину, стоявшую повсюду. Это было довольно странно. Ничего подобного раньше встречать не доводилось. Вдалеке, у линии горизонта, сверкала молния, в отдалении грохотал гром. Здесь, в лагуне, мелко. Это тревожит меня. Я нанес это место на карту, ожидая, когда радист принесет метеосводку».
В этом месте текст обрывался, после чего наспех была приписана еще пара строчек.
«Радиограмма, принятая с Сент-Томаса, гласит, что на нас быстро надвигается ураган. Мы должны выйти в глубоководный район и опуститься на дно, чтобы переждать, пока он пройдет. Рейхслейтеру придется испытать судьбу».
– Только этим ребятам так и не удалось переждать ураган, – сказал Трэверс – Он обрушился на них в тот момент, когда они еще представляли собой уязвимую мишень. Судя по всему, лодка напоролась боком на тот самый риф, где ты ее и нашел.
– Боюсь, что так. Тогда, наверное, течением ее отнесло на шельф, над которым нависал уступ скалы.
– Там она и пролежала все эти годы. Странно, что никому так и не удалось ее обнаружить.
– Ничего странного. Это место пользуется дурной славой. Никто туда не суется. Оно находится слишком далеко, чтобы туда забирались люди, которые занимаются нырянием ради собственного удовольствия, к тому же там очень опасно. И еще одно. Если бы в результате недавнего урагана не обломился выступ, я вполне мог бы и сам ее не заметить.
– Ты ведь так до сих пор и не сообщил мне ее местонахождение, – мягко упрекнул его Трэверс.
– Ну, это мое личное дело.
Трэверс улыбнулся.
– Понимаю, старина, понимаю, но должен тебе сказать, что с этим дельцем ты неприятностей не оберешься.
– Ты к чему клонишь, черт побери?
– Во-первых, после слухов и досужих вымыслов, циркулировавших на протяжении почти пятидесяти лет, мы, похоже, располагаем вескими доказательствами того, что Мартину Борману удалось спастись бегством из Берлина.
– Ну и что из того?
– Но это еще не все! У нас есть содержащийся в «Голубой книге» список живущих здесь, в Англии, людей, симпатизировавших Гитлеру. Это не только представители аристократии, но и депутаты парламента, к которым следует добавить имена ряда твоих соотечественников. Хуже того, есть ведь еще Виндзорский протокол.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Бейкер.
– Как явствует из дневника, Борман хранил эти бумаги в другом чемоданчике, подобном этому, который и в огне не горит, и в воде не тонет. – Трэверс похлопал по чемоданчику. – И он оставил его на койке в каюте командира подводной лодки. А теперь поразмысли вот о чем. Как явствует из последней записи, сделанной Фримелем, он находился в рулевой рубке, у карты, и заполнял дневник, когда получил по радио последнее сообщение об урагане. Он сует дневник к себе в чемоданчик, запирает его на замок, на это требуется всего мгновение, а затем объявляет тревогу по судну. Так можно объяснить то, что ты нашел чемоданчик в рулевой рубке.
– Годится, – согласился Бейкер.
– Да нет, ты не улавливаешь главного, а оно в том, что чемоданчик остался цел и невредим.
– К чему ты клонишь?
– Эти штуковины и изготавливались с прицелом на то, что при любых обстоятельствах им удастся уцелеть. А это означает, что почти наверняка чемоданчик Бормана по-прежнему находится в каюте командира судна вместе с «Голубой книгой». Виндзорским протоколом и личным приказом Гитлера, касающимся Бормана. Даже спустя столько лет факты, содержащиеся в этих документах, могли бы вызвать грандиозный скандал, Генри, особенно Виндзорский протокол.
– Я бы не хотел, чтобы из-за меня разразились подобные неприятности.
– Верю, ведь я тебя достаточно хорошо знаю, но что, если кто-то еще отыщет субмарину?
– Я же тебе сказал – никто не сует туда нос.
– Но ты также сказал, что, по твоему мнению, выступ скалы был каким-то образом снесен и под ним обнаружилась подводная лодка. Я думаю, что кто-то еще может погрузиться в воду в том месте, Генри, так же, как и ты сам.
– На море было непривычно спокойно. Это место пользуется дурной репутацией. Гарт, никто не отваживается туда заплывать, поверь мне на слово. К тому же каюта командира располагается позади офицерской кают-компании, по левому борту – так пишет Фримель в своем дневнике.
– Верно. Однажды мне довелось побывать на подводной лодке седьмой модификации. Во флоте их насчитывалось одна-две, после войны их сняли с вооружения. Так называемая капитанская каюта находится там напротив радиорубки. Оттуда до рулевой рубки – рукой подать. Вот в чем вся суть.
– Да, я и говорю, что внутрь проникнуть невозможно. Передний водонепроницаемый люк задраен наглухо.
– Этого можно было ожидать. Если лодка попала в беду, то командир наверняка распорядился задраить все водонепроницаемые люки. Так обычно и делается.
– Я попытался повернуть колесико, но без толку – оно здорово заржавело. Дверь тоже с места не сдвинешь. Нет, туда невозможно пробраться.
– Безвыходных положений не бывает, Генри, и ты об этом знаешь. – Мгновение Трэверс сидел, нахмурившись, потом сказал:
– Слушай, я хотел бы показать этот дневник одному своему другу.
– О ком речь?
– О бригадном генерале Чарльзе Фергюсоне. Мы знакомы уже много лет. Возможно, у него возникнут идеи на этот счет.
– А что он собой представляет?