Мышь, которая зарычала. Антология

Доктора Кокнитца волновало не то, что члены Тайного совета были облачены в одеяния четырнадцатого века, и не то, что его охраняли солдаты в кольчугах. Причиной его страданий был эмоциональный и психологический конфликты. В нем боролись патриотизм гражданина Соединенных Штатов Америки и гуманизм выдающегося мирового ученого, чьи знания, как он иногда думал, принадлежат не только его стране, но и всему человечеству.

Первым выступил князь Маунтджой. Он умолял, он убеждал, он требовал, чтобы квадиум-бомба была немедленно отправлена назад в Соединенные Штаты, так как это общее мнение всего народа герцогства.

— Этот человек принес ужас в нашу страну! — патетически воскликнул князь, указывая на Талли Баскомба. — Он притащил пороховую бочку и требует, чтобы мы на ней сидели. В присутствии его уважаемого отца позволю себе сказать, что и раньше существовали подозрения в лояльности мистера Талли Баскомба по отношению к своей стране, а теперь эта адская машина в замке представляет собой нечто большее, чем простой план уничтожения своей родины.

— Что вы хотите этим сказать? — возмутился Талли.

— Это поймет каждый, кто посмотрит на родословные семей Великого Фенвика, — вкрадчиво ответил князь. — Ваша родословная прослеживается до сэра Роджера Фенвика. Я обнаружил, что указ Совета Вольных от 1385 года отвергает все претензии на герцогский трон, предъявленные неким Талли Баскомбом, который являлся незаконным сыном сэра Роджера Фенвика, родившимся от его связи с любовницей, Марион Баскомб. Вряд ли вы не знали об этом.

Глориана посмотрела на Талли и тут же поняла, почему он так часто казался ей похожим на портрет сэра Роджера.

— Не имею об этом ни малейшего представления, — вспыхнул Талли, — и хочу сказать, что вы — лжец.

Глориана поняла, что ссору надо немедленно прекратить, и приказала князю взять назад свое голословное утверждение и извиниться, а Талли — принять извинения и успокоиться.

— Мы нуждаемся в вас обоих, — сказала она. — И мы приказываем прекратить все раздоры между вами.

Следующим выступал мистер Бентер, который сказал, что никак не может согласиться с князем Маунтджоем.

— Это оружие опасно и в том случае, если мы возвратим его Соединенным Штатам, и если мы оставим его у себя. Однако в последнем варианте нам удастся заключить мирный договор с Соединенными Штатами, который станет залогом процветания нашей страны. А это именно то, ради чего мы начали войну с американцами.

— Ваша светлость, — сказал Талли, — перед нами стоит гораздо более серьезная проблема. Если бомба и доктор Кокнитц останутся у нас, мы будем в относительной безопасности. Но нам необходимо придумать, как сделать так, чтобы ни эта, ни другие подобные бомбы никогда не использовались ни одной страной в мире. И этот человек, — Талли повернулся к доктору Кокнитцу, — поможет нам решить эту задачу. Он утверждает, что сделал бомбу, стремясь опередить русских, которые, как он считает, несомненно, используют ее, если у них возникнет такая необходимость. Доктор называет эту бомбу «орудием мира». Возможно, таким образом он успокаивает свою совесть. Но давайте испытаем доктора. Пусть он скажет, как предотвратить производство подобного оружия во всем мире.

— Что вы на это скажете, доктор Кокнитц? — спросила Глориана.

Доктор встал и почтительно поклонился герцогине.

— Мне нечего вам сказать. Если я займусь этой работой, я предам свою страну. Я — гражданин Соединенных Штатов, а вы — наши враги.

— Доктор Кокнитц, — сказал Талли, — перестаньте притворяться. Вы, один из самых умных людей на свете, не можете не понимать, что вы не только гражданин Соединенных Штатов, но так же и представитель всего человеческого рода. Неужели гражданин Соединенных Штатов Америки имеет право употребить оружие, которое уничтожит миллионы людей? Что для вас важнее — долг перед всем человечеством или долг перед вашей страной?

— Не знаю, — тихо ответил доктор Кокнитц. — Не знаю. Вы — молодой человек, и поэтому рассуждаете о высоких принципах, не зная толком, что это такое. Такие ученые, как я, становятся создателями иного мира. Никто, кроме нас самих, не понимает, что мы делаем. Но мы лучше кого-либо другого осознаем последствия нашей ужасной работы. Не осуждайте ученых, молодой человек. Лучше задайте вопросы тем, кто нас контролирует и принуждает выступать в роли губителей человеческого рода.

Все это время Пирс Баскомб спокойно сидел за столом Совета. Казалось, его не волновали ни обвинения, высказанные в адрес его сына, ни пылкий ответ доктора Кокнитца. Пирс прислушивался к чириканью птицы за окном. Птица пробежалась по двум октавам, исполнила короткую каденцию и закончила руладу двумя коротенькими, комическими нотками, превратив свое выступление в шутку.

Доктор Кокнитц тоже услышал птичку и улыбнулся. Он посмотрел по сторонам и заметил, что охранник тоже улыбается.

— Это наш фенвикский воробушек, — тихонько сказал стражник. — Мне рассказывали, что у нас они поют гораздо красивее, чем где бы то ни было еще.

Пирс Баскомб поднялся, поклонился Глориане и сказал:

— Ваша светлость, у меня есть предложение по поводу доктора Кокнитца, которого захватили, привезли в незнакомую страну и сделали пленником. Правда, такое положение для него не ново. Долгие годы он не чувствовал себя свободным человеком, потому что был вынужден работать над проблемами, против которых, не сомневаюсь, восставала его совесть. Его постоянно терзали сомнения, и он нес на своих плечах такой тяжелый груз, как никто другой. Было бы неплохо сделать перерыв и разрешить доктору Кокнитцу прогуляться со мной. Мы могли бы пойти в наш лес, и он впервые за много лет почувствовал бы себя свободным человеком. Хотя бы на час.

— С вами должна быть охрана, — вмешался князь Маунтджой. — Граница проходит совсем близко от леса. Доктор Кокнитц может убежать, и тогда мы останемся с бомбой, но без человека, который может ее контролировать.

— Не думаю, что доктор решится на побег, — сказал Пирс Баскомб.

— Пусть он даст честное слово, — не успокаивался князь.

— Мне кажется, мы не должны принуждать доктора Кокнитца к разрешению наших проблем. Если он решит нам помогать, то это должно стать результатом его собственного выбора. Но этот выбор, находясь под стражей, сделать нелегко. Дайте ему хоть немного побыть свободным человеком, просто человеком, — настаивал Пирс Баскомб.

— Сэр, — обратился Талли к отцу, — я не уверен в разумности вашего предложения. Я побывал во многих странах и знаю, сколько в людях эгоизма, способности к предательству и обману. Мне кажется, мы не можем доверять этому ученому. Он наверняка попытается удрать, и вы не сможете его остановить.

Пирс с укоризной посмотрел на сына.

— Ты прав, — сказал он. — В людях действительно много плохого. Но в глубине души они всегда стремятся к добру. Я думаю, что доктору Кокнитцу пришло время посмотреть на свою жизнь и работу, не испытывая давления ни с той, ни с другой стороны. Мы должны дать ему шанс решить, как он будет жить дальше: продолжать делать эти бомбы или утроить свои усилия, чтобы предотвратить их производство.

Доктор Кокнитц поднялся, снова поклонился Глориане и сказал:

— Мне бы очень хотелось побывать в лесу.

— Вы можете идти, — мягко ответила Глориана. — И можете покинуть Великий Фенвик, если захотите. Никто не будет вас останавливать. Через час возобновится заседание Тайного совета, и мы были бы рады видеть вас здесь вновь. Но выбор остается за вами.

Доктор Кокнитц и Пирс Баскомб не спеша вышли из зала. За ними двинулись два охранника, но Глориана остановила их.

— Пусть доктор почувствует себя свободным, — сказала она. — Хотя бы ненадолго.