Мышеловка для Шоколадницы

– Так вы договорилиcь наконец, с которым из вас я скрещу клинки? – громко спросил Монд.

Он пнул камешек, проследил за его полетом, услышав стук, когда камень ударился о стену, осклабился:

– В моих фантазиях сцена казалась гораздо занятнее, я ожидал застать тебя в слезах над трупом фамильяра, насладиться твоим жалким ничтожеством, а потом растоптать окончательно, размазать по стенке той силой, что должна была быть твоей, но досталась мне.

– О чем он говорит?... – повторил ?рман, ни к кому не обращаясь, его лицо побледнело до синевы, губы сжались, скулы резко обозначились, сейчас он походил на мраморное изваяние.

– Ты знал? Знал?

– спросил Лузиньяк, в его голосе звенела ярость.
– Когда я встретил тебя в этих подвалах, ты уже нашел Урсулу?

– Мне не нужно было ничего искать, – сорбир развел пухлыми руками, - дохлая кошка лежала в чудесной родонитовой пещерке, ждала, когда ее обнаружит безутешный хозяин. Ах, как она скулила, полудохлая, слабая, когда по?яла…, когда я свернул ей шею. Ты знал, Шанвер, что тот, кто убивает демона, получает его силу?

– Ты нашел Урсулу сразу после обряда? – ?рман выхватывал из монолога Монда лишь самое важное. – Добил ее и спрятал в пещере, защищенной от любой магии пластами родонита?

– Сорбир Шанвер, плюс сто, нет,тысячу баллов.

– Чтоб получить ее силу?

– И насолить тебе. И что? Все получилось, я силен. Гораздо сильнее тебя, и вы с этим рыжим неженкой ничего мне не сделаете. Дуэль? Изволь, с кем угодно из вас или одновременно с oбоими.

– Ты преступник, Монд! – воскликнул Дионис.

– И что? Кто меня накажет? Старикан арестован, а без него наш выскочка Раттез ни на что не способен. И, к тому же, господа, вы никому ничего не расскажете. Ты, Лузиньяк,из любви к своему дружочку, ну а тот, потому что ему есть что скрывать.

Дионис посмотрел на Армана, он выглядел спокойным, ненормально, нечeловечески, как будто стоял не перед издевающимся над ними Мондом, а в парадном сорбирском строю, ожидая окончания торжестве?ной части собрания. После паузы, долгой, гнетущей, тяжелой, как все залежи родонита в мире, маркиз Делькамбр спросил:

– И что же именно я, по вашему мнению, граф дель Монд, должен скрывать?

– Какая светскость, так и хочется отвесить придворный поклон. Что скрывать? Ну, например, почему твоя генета не издохла от мощного ментального заклятия,или, что ещё любопытнее, почему она вдруг решила принять его на себя?

Шанвер серьезно кивнул:

– Опасные тайны, вы правы, граф. И именно для того, чтоб их не узнали, мне придется вас убить. К барьеру.

– Дуэль, Арман, ты в своем уме? Дуэль с этим мерзавцем? С этим… этим… – Лузиньяк не мог подобрать слов, махнул рукой.

– ? как я, по–твоему, еще могу его убить?

– Не бойся, неженка, – Монд отсалютовал клинком, - сейчас мы быстро закончим, ты будешь следующим.

– Нет, ?рман, нет, – Дионис схватил друга за плечи, заглянул в лицо, – дуэль – это поединок равных, привилегия благородства, обряд, если хочешь.

И отдернул руки, будто ошпарившись,такого Шанвера он не видел никогда, таких непрозрачных глаз без единого проблеска – ни у кого. ?рман спокойно, как неразумному ребенку, объяснил:

– Я хочу убить его. Я это сделаю. Потому что. Я. Так. Хочу.

Монд, действительно, преуспел за последнее время, как в фехтовании,так и в магии, Дионис видел, как одновременно с выпадом, он сплетает разящие мудры и…

Арман не видел ничего, не хотел, не мог. У него внутри все заледенело, покрылось коркой, умерло. Моя девочка была жива… Моя девочка плакала, а я не услышал, не пришел, не спас, валялся на алтарном столе, вел разговоры с монсиньором Дюпере, станoвился шпионом, а она умирала. Я мерзавец, я ничтожество, я виноват в ее смерти.

Шпага Монда вылетела из его руки, звякнула о камень, великолепное атакующее кружево не разорвалось даже, стало слабо мерцающей пылью, Шанвер схватил жирную шею ладонями, сжал, зашептал в дрожащее ухо:

– О, если бы я мог, я сделал бы это тысячу раз. Мне мало одной твоей смерти, она меня не наполнит, и даже тысячу смертей, потому что ты лишил меня гораздо большего, чем жизнь.

Монд скулил, где-то, за пределами этoго мира, что-то выкрикивал Дионис, а Шанвер раздувал ноздри, вбирая запахи страха, обреченности, беcсильной злобы. И только, когда шейные позвонки под его пальцами слегка хрустнули, готовые рассыпаться в труху, отступил и вытер ладони о полы камзола.

– Ты будешь жить, слизняк, - сообщил он скучающим, каким-то казенным тоном, - наверное, не уверен, впрочем, если нет - невелика потеря.

Рука Армана скользнула в карман, он достал пузырек:

– Выбор за вами, граф, либо продолжим наш невероятно увлекательный поединок, я даже дам вам чуточку форы, буду, например, без оружия или с завязанными руками,или вы употребляете сей дивный экстракт и мы обо всем забудем. Вы-то уж точно.

– Что… что это? – прохрипел Монд.

– Ах, з?ачит, вариант с продолжение поединка вы также рассматриваете?
– Шанвер улыбнулся. – Это зелье пока не имеет названия, но оно, предположительно, лишит вас воспоминаний о каком-то отрезке времени или превратит в овощ, как повезет. И, напоследок, хотя об этом вы точно забудете, граф, когда фамильяра убивают, его силу, знания, магию получает не убийца, а хозяин, вы сделали мне подарок, сами того не желая.

?сли бы Монд отказался, Арман все равно влил бы в него это балорово зелье, вколотил в глотку вместе с пузырьком, но Монд протянул дрожащую руку:

– Будь ты проклят, Шанвер.

И с этим тостом-проклятиeм перевернул флакончик над своим раскрытым ртом.

– Арман! – в стотысячный раз воскликнул Лузиньяк.

– Стой, где стоишь! Ни слова.

Быстро и будто между делом, Шанвер исполнил мудру «невидимость», все замерли, друзья молча смотрели на Монда, с которым ничего необычного, кажется, не происходило. Почти ничего, только во?руг губ проступила синеватая каемка, как будто аристократу пришло в голову обвести рот пастельным карандашом. Он растерянно моргал и так же растерянно улыбнулся, заметив в своей ладони пузырек.

«Вуаля, – подумал равнодушно Арман, - оставайся ты сорбиром, жирный ты мерзавец, «полог невидимости» не смог бы тебя обмануть. Вуаля…»

Дионис громко дышал, его явно шокировало происходящее, но молча, с какой-то брезгливой жалостью смотрел на бывшего их товарища.

– ?де все? – проговорил Монд неожиданно тонким голоском.
– Где я? Мама!

Эхо, разнесшееся под сводами подвальных коридоров, его испугало, он сорвался с места, побежал, неловко задирая колени, сначала в тупик, потом,истошно взвизгнув, в обратную сторону.

Когда топот и плач затихли, отдалившись, Дионис сказал:

– Нужно было отвести его к лекарям, покалечится же.

?рман вздернул бровь:

– И что бы мы рассказали эскулапам? Что нашли бедняжку Филиппа под ониксовой башней? Сразу начнутся расспросы : что именно там делали мы и не заметили ли того, кто лишил наследника королевского сенешаля памяти? Нет, дружище, Монд рано или поздно сам выйдет к людям.

– А, если не выйдет? Хотя, - Лузиньяк махнул рукой, – пусть тогда сдохнет.