Мыслить социологически

Существует много форм жизни. Они, разумеется, отличаются одна от другой; их различия, в конце концов, и делают их отдельными формами жизни. Но они не отгорожены друг от друга непроницаемыми стенами; не следует представлять их как замкнутые, опечатанные миры с перечнем их содержимого, со всеми предметами, принадлежащими только им. Формы жизни — это упорядоченные, общие образцы, но зачастую навязываемые друг другу. Они пересекаются и соперничают в определенных областях целостного жизненного опыта. Это, так сказать, различные подборки и различные варианты организации одних и тех же частей целостного мира и одних и тех же вещей, взятых из общего запасника. В течение одного дня я прохожу через многие формы жизни, но где бы я ни проходил, я и с собой несу части других форм жизни (поэтому мой образ действий, например в исследовательском коллективе, где я работаю, «несет на себе отпечаток» региональных и местных особенностей формы жизни, которой я живу как частное лицо; а мое участие в соседской форме жизни, в свою очередь, несет на себе следы особой религиозной конгрегации, к которой я принадлежу и в жизни которой участвую, и т. д.). В каждой форме жизни, через которую я прохожу в течение всей моей жизни, я разделяю знания и кодексы поведения с различными совокупностями людей; и каждая из этих совокупностей может обладать уникальным сочетанием форм жизни. По этой причине ни одна из форм жизни не является «чистой»; не является она и статичной, заданной раз и навсегда. Мое вхождение в какую-либо форму жизни не является для меня пассивным процессом примитивного заучивания, не является оно и процессом выворачивания наизнанку, переплавки и переиначивания моих мыслей и навыков только ради того, чтобы они соответствовали строгим правилам, которым я теперь намерен подчиняться. Мое вхождение изменяет форму жизни, мы оба меняемся: я приношу с собой нечто вроде приданого (в виде частей других форм жизни, остающихся со мной), которое преображает содержание той формы жизни, где я еще новичок, поэтому после моего вхождения эта форма жизни уже не та, что была прежде. И таким образом она изменяется постоянно. Каждый акт вхождения (изучение, владение, использование языка, который конституирует данную форму жизни) является творческим актом — актом преобразования, трансформации. Иначе говоря, языки, как и общности — их носители, являются открытыми и динамическими образованиями. Они могут существовать только в состоянии постоянного изменения.

Именно поэтому все время возникают проблемы понимания (равно как и опасность недоразумений и прекращения коммуникации). Предпринимаемые вновь и вновь попытки сделать общение понятным и несложным (путем «замораживания» интерпретаций, содержащихся в языке, навязывания каждому слову однозначного и обязательного определения) ничего не дают и не могут дать, поскольку разговаривающие на данном языке люди, имеющие свои собственные отличные от других интерпретации одних и тех же слов, постоянно привносят во взаимодействие людей различные совокупности форм жизни. В ходе их взаимодействия смыслы претерпевают едва уловимое, но постепенное и неизбежное изменение. Теперь они приобретают окраску, начинают ассоциироваться с конкретными объектами (референтами), от которых раньше были далеки; они замещают старые смыслы и претерпевают многие другие изменения, которые не могут не изменить язык как таковой. Можно сказать, что процесс коммуникации (связи, общения) — действие, нацеленное на достижение взаимопонимания, на «перемалывание» различий, на согласование интерпретаций, — предотвращает застой в любой форме жизни. Для того чтобы уяснить себе это замечательное качество форм жизни, представьте себе водовороты в течении реки: кажется, будто каждая воронка имеет постоянную форму и «остается прежней», сохраняющей свою «идентичность» на протяжение длительного периода времени; и тем не менее, как нам хорошо известно, она не может удержать ни одной молекулы воды дольше, чем на пару секунд, ее вода постоянно течет. Если же вы полагаете, что это недостаток водоворота и что для его безопасности, для «выживания» было бы лучше, если бы поток воды в реке остановился, то подумайте: это означало бы и «смерть» водоворота. Он не может «жить» (не может сохранять свою форму как отдельная и устойчивая идентичность) без постоянного притока и истока все нового и нового количества воды (которая, между прочим, всегда несет какие-нибудь новые неорганические и органические элементы).

Можно сказать, что языки, или формы жизни, подобно водоворотам, подобно самим рекам, продолжают жить и сохраняют свою идентичность, свою относительную автономию, именно потому, что они постоянно текут и способны впитывать новый материал, одновременно избавляясь от «отработанного». Но это значит, что формы жизни (все языки, все совокупности знаний) погибли бы, если бы вдруг оказались закрытыми, неподвижными и не поддающимися изменению. Они не пережили бы своей окончательной систематизации, кодификации и той точности, которую подразумевает такая упорядоченность. Иначе говоря, языки и знание вообще нуждаются в двойственности (амбивалентности), чтобы оставаться живыми, сохранять целостность, а также пригодность к употреблению.

Однако власть, стремящаяся упорядочить «месиво» реальности, не может не рассматривать эту двойственность как препятствие на пути к достижению ее целей. Она, естественно, пытается заморозить водоворот, преградить путь всем нежелательным поступлениям в контролируемый ею массив знания, «запечатать» форму жизни, на которую она хочет сохранить свою монополию. Стремление к однозначному знанию («верному» благодаря отсутствию конкуренции) и попытки упорядочить действительность, сделать ее податливой для самоутверждающегося, эффективного действия, сливаются в единое целое. Желать полного контроля над ситуацией означает ратовать за четкую «лингвистическую карту», на которой значения слов не подлежат сомнению и никогда не оспариваются; на которой каждое слово безошибочно указывает на своего референта, и только эта связь может подразумеваться при его использовании. Вследствие этого двойственность знания постоянно порождает попытки «зафиксировать» определенное знание как обязательное и не подлежащее сомнению, т. е. как ортодоксальное, заставить уверовать в то, что это, и только это знание является безошибочным, что оно вне подозрений или по крайней мере лучше (более правдоподобно, надежно и полезно), чем его соперники. Она порождает тем самым и попытки обесценить альтернативные формы знания как низшие, заслуживающие названия предрассудка, суеверия, предвзятости или невежества, т. е. в любом случае ереси, постыдного отклонения от истины.

Эта борьба на два фронта (защита позиций ортодоксии и предотвращение или уничтожение ереси) контролирует интерпретацию как свою цель. Существующая власть стремится получить исключительное право решать, какую из возможных интерпретаций следу-16-943 ет выбрать и признать истинной (истинной, по определению, может быть только одна конкурирующая версия, а многие версии — ложны; ошибки многочисленны, а истина одна; презумпция монополии, исключительности, отсутствия конкуренции заключена в самой идее истины). Стремление к монополизации власти выражается в объявлении сторонников альтернативы диссидентами, в общей нетерпимости к плюрализму мнений, в цензуре и в крайнем своем выражении — в преследовании (сожжение еретиков Инквизицией, расстрел диссидентов во время сталинских чисток, узники совести при современных диктаторских режимах).

По своей природе социология на редкость плохо приспособлена к такому занятию, как «запирание» и «опечатывание». Социология — это расширенный комментарий опыта обыденной жизни, интерпретация, основывающаяся на других интерпретациях и, в свою очередь, питающая их. Она не конкурирует, но соединяет свои силы с другими частными дисциплинами, занимающимися интерпретацией человеческого опыта (литература, искусство, философия). Социологическое мышление, по меньшей мере, подрывает веру в исключительность и полноту какой бы то ни было интерпретации. Оно привлекает внимание к множественности опытов и форм жизни, показывает каждую из них как целостность саму по себе, как мир со своей собственной логикой и в то же время разоблачает всю фальшь ее самодовольства и якобы явной самодостаточности. Социологическое мышление не затрудняет, а способствует потоку переживаний и их обмену. И если говорить прямо, она прибавляет неопределенности, поскольку подрывает усилия «заморозить поток» и захлопнуть все входы и выходы. С точки зрения власти, озабоченной установленным ею порядком, социология является частью хаотичного мира, скорее проблемой, чем решением.

Наилучшая служба, которую социология может сослужить людям в их повседневной жизни и сосуществовании, — это стимулирование взаимного понимания и терпимости как постоянных условий общей свободы. Социологическое мышление не может не способствовать пониманию, которое порождает терпимость, и терпимости, делающей понимание возможным. Как сказал американский философ Ричард Рорти, «если мы позаботимся о свободе, истина и добро сами о себе позаботятся». Социологическое мышление помогает делу свободы.

Что еще стоит прочесть

Самое большее, что могла сделать эта книга, — привить вкус к социологии, дать некоторое представление о том, чему могут научить социологические выводы и рассуждения. Теперь вы, наверное, прекрасно понимаете, что такое социология и как она может помочь осмыслению вашей жизни и окружающего мира. Однако не обольщайтесь: ваше познание социологически не завершено. Вы еще весьма далеки от исчерпания всего накопленного социологией богатства, которое может открыться тем, кто будет упорно продолжать ее изучение. Пойдите в университетскую библиотеку и как следует просмотрите полки с книгами по социологии. Вы увидите, как много еще книг можно прочесть и насколько интригующи их названия. В самом деле, социология — это научная дисциплина с давними традициями, глубоко повлиявшими на все современное мышление: ведь она исследовала насущные для нашей повседневной жизни проблемы. Но социология — и развивающаяся наука, постоянно пополняющая свои и без того внушительные достижения новыми идеями и исследовательскими находками. Вполне возможно, что поход в библиотеку обескуражит вас, вы растеряетесь при виде огромной массы литературы, может быть, вашего прежнего энтузиазма по поводу дальнейших занятий несколько поубавится или вы вовсе откажетесь от них. Но не огорчайтесь и не поддавайтесь искушению забросить эти занятия.

Социологическое знание может показаться всеохватывающим, однако большая часть его касается того, что вы прекрасно знаете и чувствуете, что вполне созвучно вашему опыту. Ваши усилия не пропадут даром, и наверняка освоение богатства социологического знания окажется вам по силам. К счастью, есть социологическая литература, написанная главным образом для того, чтобы помочь вам справиться с поставленной задачей: ее авторы относительно легко вводят вас о основную социологическую проблематику. Некоторые из книг (далеко не все) мы сейчас назовем и вкратце охарактеризуем. Но еще раз хотим предупредить: это лишь выборка, а не исчерпывающий перечень. По мере продвижения вперед вы будете все более уверенно выбирать направление, больше опираться на собственные суждения; сами станете выбирать, что вам читать и где искать.

Наверное, начать следует с «Социологии» Энтони Гидденса, представляющей собой наиболее подробную карту социологической территории, наиболее полный и современный обзор того, чем занимается социология, конечно, насколько такой обзор вообще может быть полным. Вероятно, вам трудно будет осилить всю книгу за один присест, но это и не столь важно. Считайте ее справочником и путеводителем, из которого вы узнаете о том, что можно найти в работах разных социологов, какие рассуждения вы в них обнаружите. Затем можно выбрать и сосредоточиться на определенных проблемах или направлениях и изучать их более углубленно. У вас будет меньше шансов утонуть в море литературы, поскольку путь для вашего странствия будет уже хорошо размечен.

Хотя систематические обзоры состояния дел в социологии (в ряду которых книга Гидденса — один их лучших) являются чрезвычайно важным и необходимым подспорьем для каждого новичка, тем не менее они не могут заменить непосредственного знакомства с источниками — с работами людей, сформировавших особый, социологический подход к изучению окружающей действительности, определивших главные темы социологии и ее основные понятия. Для того чтобы осмыслить и усвоить общий социологический опыт, необходимо иметь представление и о мыслительном процессе, сопровождавшем его накопление; надо «почувствовать», как медленно и кропотливо он выстраивался и приобретал свои нынешние очертания; наконец, важно понять, чего хотят все эти умные люди, чем они живут, чем интересуются, какие проблемы стремятся решать. Поэтому ваше знакомство с социологической мыслью нельзя считать полным без чтения «классики» или хотя бы отрывков из классических работ. Есть несколько сборников таких текстов, которые значительно облегчат вашу задачу.