На берегу незамерзающего Понта
Шрифт:
Оставалось играть только для Лёльки. И немного — назло Фастовскому. Потому и голова была свободна для импровизаций. Экая невидаль — выдали синтезатор!
I'm as busy as a spider spinning daydreams
I'm as giddy as a baby on a swing
I haven't seen a crocus or a rosebud or a robin on the wing
But I feel so gay in a melancholy way
That it might as well be spring
It might as well be spring.
В
— Вот это эмоции! Лично меня — просто раздирают. Девушки, спасибо за песню. Эй! Поприветствуем студенток Одесской национальной музыкальной академии имени Неждановой — Ольгу Павлинову и Полину Зорину! Громче, громче!
Народ оживился — хлопать было веселее, чем стоять на месте под порывами ветра.
— Зорина, убей меня, если можешь, — процедила сквозь улыбку Лёлька, когда они вышли на поклон.
— За что в этот раз? — поинтересовалась Полина.
— Я ужасная, — сообщила Павлинова, теперь широко улыбаясь и раскланиваясь.
— Отличный тон задали девушки нашему концерту! — не умолкал, жизнерадостно вещая, ведущий. — А я напоминаю, что сегодняшние мероприятия инициированы Людмилой Андреевной Мирошниченко, внештатным советником городского головы и по совместительству первой леди нашего города, для сбора средств детскому отделению Одесского областного онкологического диспансера. Деньги, пожертвованные вами сегодня, завтра смогут спасти жизнь вашим близким. А мы продолжаем! Следующим к вам выйдет замечательный ансамбль народного танца «Олена». Поприветствуем их бурными аплодисментами!
— Я ужасная! — продолжала стенать Павлинова, натягивая куртку на свое «концертное» платье и становясь собой, едва они оказались за «сценой». — Ну как я так, а?
— Как «так»? Нормально все! Чего ты завелась? — попыталась Полина то ли успокоить, то ли понять, что происходит.
— Пела ужасно, зонт сволочь, номер провальный… Не, ты хорошо играла, это я все…
— Я и сама знаю, что хорошо играла, — рассмеялась Зорина, — и ты хорошо пела. Уймись, а!
— И аппаратура у них дерьмо!
— М-м-м… — Полина поежилась, натянула капюшон и спрятала руки в карманы. Промозглый, влажный ветер пробирал до костей.
— Зорина, чё ж я бестолочь такая, а?!
— Домой?
— Торопишься? — обреченно вздохнула Павлинова.
— Нет. Вдруг тебе надо.
— Ближе к концу «Мета» будет. Я бы послушала.
— Что за «Мета»? — спросила Полина и тут же вспомнила. Рождественский рейс. Замерзший поезд в степи и парни, горланящие песни. Мирош, кажется… Приглашал на выступление. Шанс? Она усмехнулась, шлёпнула себя по лбу, демонстрируя осведомленность, и согласно кивнула. — Ну давай послушаем.
— Ты забыла? В том году на День Независимости выступали! Или ты, как обычно, у матери торчала?
— Тогда мы назывались «КоМета», — вдруг раздалось за Полиной спиной. Совсем рядом. И так неожиданно, что она едва не подпрыгнула.
Впрочем, быстро пришла в себя и обернулась:— Креативно.
Без шапки. Снова. С краснеющими кончиками ушей, только теперь коротко стриженый. А она, кажется, помнила густую отросшую шевелюру. И смеющиеся чуть зажмуренные глаза. Они и сейчас и смеялись, и жмурились. Улыбка на тонком лице пробивалась сквозь дурацкую рыжеватую щетину, делавшую его старше. Он был легко одет — в тонкую кожанку, джинсы и перчатки без пальцев. Мирош, кажется? Мирош.
— Ты Павлинова или Зорина? — выдал он в следующее мгновение, глядя прямо на нее.
— Иванова. Тебе зачем?
— Играешь хорошо.
— Спасибо. А мы решили остаться тебя послушать.
— Неужели! — хохотнул он. — Я тебя зимой ждал.
— А вы знакомы, что ли? — подала голос Лёлька, наблюдавшая за их диалогом, как за воланчиком в бадминтоне.
— Некоторым образом, — отозвалась Полина.
— Если бы я тогда знал, что ты играешь, я бы тебя позвал с нами выступать, — широко улыбнулся Мирош.
— Эта детка выступает только со мной! — ехидно улыбнулась Павлинова, показав клычки. — Если у вас Гапон в клавишниках, то Зорина вам без надобности.
— Сравнила божий дар с яичницей.
— Вообще-то я выступаю только с собой, — вклинилась Полина.
— Так Зорина или Павлинова? Учти, теперь все равно найду.
— Зачем? — повторила Поля свой любимый вопрос.
— Я тебя без шапки узнал, а видел раз в жизни. Вдруг судьба?
— Судьбу мы обсудили еще в прошлый раз.
— Честно? Не помню.
— Девушка тебя отшивает, — пояснила Лёлька, кажется, готовая ринуться в бой. — Чё непонятного?
Мирош взглянул на нее и негромко рассмеялся. Ему, по всей видимости, все было понятно. Только вот о присутствии вокалистки он как-то успел позабыть. С той секунды, как в голове прострелило узнавание, никакого голоса не было. Никакой девушки с зонтиком тоже. Была абсолютная музыка, сливающаяся с его измерением. Клавишница была со светлыми волосами, которые шевелил ветер. Это к ней он шел, бросив ребятам мимолетное «ща приду».
Потом снова повернулся к Полине и негромко сказал:
— Зима закончилась, Снежная королева должна была либо растаять, либо улететь на север.
— А мне тут нравится, — улыбнулась она.
— Тогда почему не таешь?
— Так потому что нравится!
— Л — логика. Снежным королевам метеоусловия нипочем? Похрен там, что температура плюсовая?
— Хромает твоя логика.
— В чем?
— Я не Снежная королева.
Он хитро прищурился и наклонился к ней пониже, чтобы их лица оказались друг напротив друга. Успел зацепить льдинки в ее глазах. Такие, которых хотелось коснуться пальцами, забрать на ладонь и смотреть, как те, отогреваясь от тепла кожи, превращаются в воду.
— Ты не говоришь, как тебя зовут, значит, буду называть, как хочу.
— А ты не спрашивал.
— Ты была против анкетирования.
— Я была против подробностей.
— Павлинова или Зорина?
— Зорина.
— Значит, Полина, — расплылся он в улыбке и негромко протянул: — «Поліна, я на колінах!»
— Я окончательно утратила нить разговора! Что вообще происходит?! — прорычала Лёлька. Она никогда не могла заткнуться и промолчать, когда надо было и заткнуться, и промолчать.