На безымянной высоте
Шрифт:
Кто-то просто переглянулся, а полковник Егоров еще больше нахмурился.
При этом Иноземцев снова посмотрел в окно, и увидел, что Катя и Малютин по-прежнему стоят недалеко от штаба, где проходило их совещание, и тихо разговаривают, ничего и никого вокруг не замечая.
— Я на минуту отлучусь, товарищ полковник, — сказал он Егорову.
Тот кивнул в знак согласия.
3
Тем временем к заинтересовавшим Иноземцева беседующим подошла Оля Позднеева с санитарной сумкой.
— Товарищ лейтенант, давайте я вас перевяжу. Малютин будто не услышал
— Я извиняюсь, товарищ лейтенант, у вас кровь течет! — решительно и громко сказала чемпионка СССР по стрельбе.
— Так это, наверно, не моя кровь. — Малютин обернулся к ней.
Но чемпионка по стрельбе осторожно коснулась его левого предплечья, и Малютин невольно отдернул руку, сморщившись от боли. А Катя негромко охнула и перевела взгляд с него на Олю и обратно: как же так, она, Катя, ничего не заметила, не говоря уже о лейтенанте Малютине, который почему-то не чувствовал боли, а эта белобрысая девица разглядела?
— Черт, кажется, действительно зацепили. — Малютин сморщился.
— Закатайте рукав! — требовательно приказала Оля, раскрыв свою сумку.
— Ерунда. Касательное ранение. До свадьбы заживет...
Уже не слушая его, Оля достала из сумки йод и бинты, потом, бесцеремонно отодвинув Катю, помогла Малютину снять гимнастерку, и обе невольно замерли, увидев сначала рану на предплечье, а потом свежий, неровный шрам на его обнажившейся спине вдоль позвоночника.
— Очень больно? — тихо спросила Катя, увидев, как Малютин невольно сжал зубы, когда Оля умело смазала йодом вокруг его раны на плече, а потом стала бинтовать.
— Да нет... — Он прикрыл глаза. — Пройдет.
— Помолчите! И не мешайте, — сказала ему Оля, затягивая бинт потуже.
— Спасибо. Представляешь, Оля меня второй раз выручает, — сказал он Кате. — Там, на дороге, она одним выстрелом убила пулеметчика, который стрелял в нас с колокольни.
— Я всегда и всего добиваюсь одним выстрелом, — сказала Оля скорее Кате, чем лейтенанту. — А теперь давайте сюда вашу гимнастерку, я ее быстро постираю.
— Нет, лучше я! — потянула к себе гимнастерку лейтенанта Катя.
— Спасибо, свое я стираю только сам, — смутился от такого агрессивного женского внимания Малютин.
Но Оля уже молча и деловито отобрала у Кати его гимнастерку, собираясь ее унести.
— Очень больно? — снова спросила Катя, когда Оля ушла.
— Да нет, не очень... — Он прикрыл глаза. — Так ты больше Блока любишь? А я Есенина...
* * *
Особист капитан Шульгин подошел к группе солдат и сержантов, окруживших водителя Краснова.
— Не, что ни говори, если бы не этот лейтенант... — все еще повторял, крутя головой, водитель Краснов. Похоже, он никак не мог прийти в себя после всего случившегося.
— То что бы было? — перебил его капитан Шульгин, и сидевший на бампере своего «ЗИС-5» водитель Краснов тут же вскочил. — Если бы не лейтенант Малютин, то что бы произошло? — повторил вопрос Шульгин.
— Ну я так-то не знаю... — растерялся тот.
— Зато я знаю. Вы привезли бы этих вооруженных диверсантов прямо в расположение штаба полка, куда они и собирались,так?
— А что я мог сделать? — Краснов развел руками. — Он мне автомат под ребра: вези, мол.
— Во-первых, сначала сменить штаны, — насмешливо сказал капитан Шульгин и, не торопясь, закурил папиросу из той же пачки «Казбека», из которой угощал старшину Безухова, после чего протянул ее водителю: — Курите!
Когда тот послушно взял одну, Шульгин повел раскрытую пачку
по кругу, и она быстро опустела.— Я хотел применить военную хитрость, в смысле чтоб их обмануть, — сказал, приободрившись от такого внимания, водитель Краснов после первой затяжки. — Пусть думают, что я их испугался, и таким образом утратят бдительность...
— А что дальше? — спросил Шульгин.
— А потом бы что-нибудь, наверно, придумал. Я, товарищ капитан, воевать с диверсантами не обученный. Я больше за рулем, всю войну, считайте, прошел.
— Тут ведь не надо обучаться борьбе с диверсантами. Тут надо просто не забывать свой воинский долг. А в чем он состоит? Помните, как учил Суворов: сам пропадай, товарища выручай. Вот и выручили бы своих товарищей... Я, Краснов, там все осмотрел. И увидел: на дороге есть одно такое место справа по ходу, где обрыв и глубокий овраг, — продолжал Шульгин. — Это чуток не доезжая развилки, где вас ждал лейтенант Малютин. Вы видели этот обрыв?
— Ну видел...
— Видели... Так вот, исполняя свой воинский долг, согласно присяге, ты, ефрейтор Краснов, должен был на полном ходу повернуть руль вправо и сбросить машину вместе с диверсантами в этот овраг. А то если бы лейтенант Малютин не справился с диверсантами, в силу их численного превосходства, ты так бы и привез сюда этих власовцев или фашистов... То есть упустил ты, ефрейтор, шанс погибнуть смертью храбрых, как написали бы тебе на родину в похоронной. И потому ты умрешь как трус и предатель, по приговору трибунала... Все, нечего тут рассиживаться! Вставай, идем со мной!
Когда Краснов и шедший рядом капитан Шульгин поравнялись с Иноземцевым, тот остановил их жестом:
— Товарищ капитан, куда вы ведете нашего водителя?
— Я его арестовал, — холодно ответил Шульгин. — Он, конечно, не диверсант и даже Родину любит... Любишь Родину? — спросил он у понурого Краснова.
— Да... — ответил тот.
— Вот видите, Родину он любит, но собственная шкура ему все равно дороже. И привез бы прямо сюда, в своей машине, которую мы хорошо знаем, этих диверсантов-смертников в нашей форме, вооруженных гранатами и автоматами. Если бы не лейтенант Малютин. И тогда не разговаривать бы нам сейчас с вами, товарищ майор, а ваше совещание пришлось бы закрыть по причине
гибели всех или большинства его участников... Что смотришь? — прикрикнул капитан Шульгин на водителя. — А ну пошел, и не оглядывайся!
Иноземцев ничего не ответил капитану, а только долго смотрел вслед, играя желваками.
4
Иноземцев вернулся в штаб, где продолжались, разгораясь, прения, заводилой которых был он сам, самый младший по званию и самый молодой среди присутствующих.
— Попрошу сосредоточиться. — Полковник Егоров постучал карандашом по столу. — Продолжайте, Сергей Павлович. Вы готовы? Больше не будете отвлекаться?
— Постараюсь, товарищ полковник... Для меня главный урок войны такой: немцы не дурнее нас, — сказал Иноземцев. — А в тактике до сих пор они зачастую искуснее.
— Тебе, Сергей Павлович, в немецком Генштабе бы служить, — сказал все тот же Анисимов, и все рассмеялись.
— Повторяю, — продолжал, нахмурясь, Иноземцев. — На месте противника я бы именно здесь, на нашем участке, где «исы» и «тридцатьчетверки» могут развить наибольшую скорость, заманил наши танковые соединения подальше в глубь своей обороны и там уничтожил, — сказал Иноземцев. — Полагаю, именно таков их план.