На безымянной высоте

Все насмешливо переглянулись. Большинство при­сутствующих, кто хорошо был знаком с Иноземцевым и Анисимовым, давно привыкли к их пикировкам, зная об их подоплеке, и не без интереса к ним прислушивались.

— Понимаю, Сергей Павлович, — вкрадчиво произ­нес Анисимов. — Это из-за капитана Кремера, лучшего снайпера Гитлера, сорвалось твое направление в Москву, в Академию Генштаба?

— Вот этого не надо, Вячеслав Иванович. Я себя сам в Москву не направлял, — ответил Иноземцев, который по-прежнему с беспокойством наблюдал за происходя­щим возле штаба. — И отказывался, когда меня направ­ляли.

— Могу это подтвердить, — кивнул Егоров, нетерпе­ливо барабаня пальцами по столу. — Но давайте вернем­ся к нашему делу, товарищи офицеры!

— Мне приказали, я под козырек, хотя полк не хоте­лось бросать, — тем не менее продолжал Иноземцев. — Меня в последний момент развернули обратно, и я опять взял под козырек...

— Свидетельствую, что так все и было, — еще раз не­довольно сказал полковник Егоров. — Майор Инозем­цев — один из самых исполнительных офицеров, каких я знаю. Хотя у него всегда и на все свое особое мнение, которое он никогда не скрывает... У тебя, Вячеслав Ива­нович, есть какие-то суждения по тому, что сказал майор Иноземцев, а не насчет академии?

— Может, противник догадывается про наши планы, а может, и не догадывается, — недовольно ответил Ани­симов. — Почему мы все время должны подстраиваться под него? Вместо того чтобы навязывать ему свою волю? Сейчас, слава богу, не сорок первый год. Где найдем нуж­ным, там и ударим! Пусть немцы привыкают...

— А я считаю такую недооценку силы противника преступлением! — еще резче сказал Иноземцев. — Нем­цы по-прежнему очень сильны, и с их возможностями, с их тактической выучкой надо считаться, а не лезть напролом! Ты, Вячеслав Иванович, бьешь из тыла, с закры­тых позиций, у тебя потерь почти не бывает, а вот мои солдаты полезут из окопов под пулеметы и мины!

— Скажи уж, ответственности боишься, — хмыкнул Анисимов.

— Я боюсь провала операции, товарищ полковник, — отпарировал Иноземцев.

— А какие у тебя есть подтверждения твоим опасени­ям? — спросил Егоров.

— Есть. Но пока только косвенные, — ответил Ино­земцев, опять глянув в окно.

Он видел, как связистка Катя и лейтенант Малютин о чем-то беседовали. Со стороны за ними наблюдала чем­пионка Оля Позднеева.

— Похоже, ты сейчас думаешь о другом, — сказал Его­ров, тоже подойдя к окну. — Что ты там, интересно, все время высматриваешь?

Он какое-то время тоже наблюдал за происходящим, потом перевел взгляд на Иноземцева.

— Сейчас вернется майор Самсонов и все доложит... Так, может, Сергей Павлович, ты поделишься наконец с нами своими соображениями?

— Попробую...

Иноземцев снова подошел к карте:

— По данным нашей разведки, немцы выставили здесь и здесь, то есть на танкоопасных направлениях, штурмовые подразделения, и прежде всего власовцев, которым уже нечего терять... Сами знаете, это настоящие смертники. И еще. Полоса наступления здесь и здесь на­шпигована противопехотными минами.

Присутствующие переглянулись.

— Сергей Павлович, ты не оговорился? Ты же сам себе противоречишь. — Егоров поднял свои кустистые, с се­диной, брови.

— Ты хотел сказать — противотанковые? — переспро­сил Анисимов.

— Я хотел сказать, то, что все слышали! — упрямо продолжал Иноземцев. — А не что тебе хотелось услы­шать.

— Ну так расскажи нам еще раз про мой сталинградс­кий конфуз, — насмешливо сказал Анисимов. — А то не все слышали. А многие подзабыли.

— Прекратите, товарищи офицеры! — поднял голос Егоров. — Опять вы за свое! Все и так хорошо знают об этом вашем старом конфликте.

— Не все, — сказал один из молодых полковников. — Я вот, к примеру, не знаю. И не только я. Игорь Андрее­вич, поскольку тут у нас идет вполне демократическое обсуждение, то надо дать им выговориться. Время пока есть. А то так и будут препираться по любому поводу. Пусть сами расскажут, что и как у них было, а то только и будем слышать одни намеки и упреки. Так что там у вас случилось под Сталинградом?

— Вот пусть Сергей Павлович и расскажет, — кивнул Анисимов. — А то он сегодня какой-то слишком возбуж­денный и все время в окно поглядывает...

— Разрешите освежить память кое-кому из присут­ствующих? — обратился Иноземцев к Егорову.

Тот обреченно махнул рукой, потом сел и взлохматил пятерней седые волосы, после чего демонстративно взгля­нул на часы.

— Так вот, в который раз напомню тебе, Вячеслав Иванович, про то, как под Сталинградом твой дивизион накрыл огнем мой полк.

— Во-первых, не твой полк, — пробурчал Аниси­мов. — Это у тебя мания величия. Или мания преследо­вания... Или то и другое вместе... Ты тогда еще всего лишь ротой командовал...

— Да, ты прав, — еще возбужденнее продолжал Ино­земцев, ударив кулаком себя в грудь. — Ты накрыл мою роту! А Морозов покойный мне до этого приказал, чтобы я связался с тобой по рации. И я связался! И сказал тебе русским языком, повторил это несколько раз, что наш батальон, где, здесь ты прав, я тогда командовал только ротой, совершит ночью маневр в тыл противника, и ука­зал тебе наши координаты! Но ты именно туда обрушил огонь своих стадвадцатидвухмиллиметровых орудий!

— Злопамятен же ты, однако! — вздохнул Аниси­мов. — Только у меня на этот счет был свой приказ! И мне были даны четкие указания! И никакой старлей Ино­земцев не мог их для меня отменить. А ты, Сергей Пав­лович, и сейчас пытаешься сделать то же самое: отменить приказ командования фронтом! Счет тогда шел на мину­ты, если ты забыл... Кто знал, что вы такие прыткие и прорветесь в немецкий тыл за какие-то полчаса?

— К счастью, твои артиллеристы плохо стреляли, взрыватели неправильно поставили — и большинство снарядов не взорвалось, — заметил Иноземцев. — Ты, Вячеслав Иванович, тогда убил тридцать четыре бойца только из моей роты, — закончил Иноземцев.

— И еще командира вашего батальона капитана Курдюмова, — мрачно сказал Анисимов. — Это, Сережа, и называется война. А ты до сих пор не понял. Ведь благо­даря мне ты потом стал командовать батальоном. Вместо Курдюмова.

— Спасибо должен я тебе сказать? А может, и немец­кого снайпера я должен отблагодарить за то, что он ра­нил Морозова и я стал командовать полком? — сказал в наступившей тишине Иноземцев. — Я только хочу тебе напомнить, Слава, что за тобой должок. Тридцать четыре жизни. Да еще с процентами. Теперь сосчитай сам, сколь­ко ты должен спасти и сохранить моих солдат и офице­ров своей огневой поддержкой...

— Постараюсь, конечно... только тебе разве уго­дишь? — примирительно пробурчал Анисимов, отведя взгляд.

— Ладно, хватит, кто старое помянет, тому глаз вон, Сергей Павлович, — сказал полковник Егоров, чтобы снять общую неловкость. — Хочу напомнить, если кто не знает: на сегодняшний день артиллерийский дивизион полковника Анисимова дважды отмечен в приказе Вер­ховного, и больше не было случая, чтобы по его вине по­вторилась трагедия, как под Сталинградом.

— Охотно верю: случись это сегодня, от моей роты и от меня ничего бы не осталось, — заметил Иноземцев под облегченный смех собравшихся.