На благо чужого мира. Выходец

Минут через десять он поставил на листке жирную кляксу вместо последней точки, перечитал «свое» творение, довольно покивал головой и одним глотком допил содержимое бокала.

Ир Гролс, к этому времени уже сыгравший пару песен, сидел со стаканом медовухи в руке и общался с остальной компанией. Парень встал с исписанным листом и подошел к основному столу. Увидев, что он закончил свою работу ир Алессоро спросил:

– Ну как твой перевод? Глядя на твои руки, лицо и одежду можно сказать, что ты воевал с чернильницей или пытался ее съесть, - глянув на парня, доброжелательно усмехнулся англичанин.

– Или провел бой с десятком конторских писак, вооружённых перьями! – добавил Роберто и громко рассмеялся.

Николай действительно, пока писал, с непривычки сам того не замечая весь перемазался чернилами. Осмотрев себя, и убедившись в бесполезности попытки оттирания пятен с ладоней и рукавов рубашки, парень решил отмываться уже утром. А про себя подумал: интересно глянуть, как бы они понабирали текст на клавиатуре, наверно и пальцы, и саму клавиатуру бы поломали! Улыбнувшись своим мыслям, он сел на свое место за столом.

– Зато я победил в этом бою, – ответил он чистильщикам и протянул исписанный лист ир Алессоро, – и перевел песню, вот.

Но тот не сделал попытки его взять, а лишь хитро прищурив глаза предложил:

– Нет-нет, ты ее написал, ну или перевел, неважно, ты ее и спой нам. А ир Гролс попробует тебе подыграть.

Кукушкин попытался отказаться от этой почетной роли, мол, у него нет ни голоса, ни слуха, и вообще эта песня в стиле «хэви метлл» и текст он еще до конца не выучил…

Бертон Алессоро же прекрасно понимал, что парень просто немного стесняется. Он дружески ему улыбнулся и сказал:

– Не переживай, мы не разбалованная публика, послушал бы ты как этот медведь орет песни в походах или тавернах!
– Он показал пальцам на Роберто, а тот попытался затянуть какую-то оперную партию, и вышло у него это так смешно и громко, что вся компания покатилась со смеху и студент перестал смущаться.

– Ладно, попробую. Пусть ир Гролс сыграет мелодию, которую он играл второй, только если можно в более быстром ритме. Капитан патруля, после того как англичанин ему перевел просьбу парня, снова взял ирлику, и вначале не спеша начал наигрывать мелодию, постепенно ускоряя ее ритм.

Николай мысленно перекрестился, подстроился под ритм и начал петь:

Eagles were going to fight in the sky

People were lacking the land for wars

The summer burned its sunrise

The Germans killed dragged to the trenches

In the battle the British threw themselves as lions

It was the fifteenth year…

Пропев первый куплет Кукушкин увидел, что он понравился обоим англичанам и запел припев, а следом и второй куплет.

– …Farewell, Norfolk!

We’ll hardly go to heaven…

Второй куплет особенно пришелся по душе воинственному Роберто. И на этот раз оба англичанина не громко начали подпевать припев, и видно, что даже местным служащим СОУП, которые не понимали текста, песня нравилась.

– … Farewell, Norfolk!

We’ll hardly go to heaven…

Когда Кукушкин закончил петь и Пиррэт Гролс доиграл финальный аккорд, то в комнате на мгновение воцарилась тишина, а на лицах англичан застыла печаль по утраченной родине и боевым товарищам. Но через несколько секунд тишину нарушили рукоплескания патрульных, а к ним присоединились и чистильщики.

– Да так все и было, только почему мы в вашей песне сражаемся с немцами, а не с турками? – спросил капитан чистильщиков.

– Точно, до бошей наш полк тогда не успел добраться, но я уверен, мы б им тоже надавали, – добавил Роберто.

– Не знаю, – немного смущенный, но довольный похвалами пожал плечами Кукушкин. – В наше время, почему-то большинству помнится, что вы сражались с немцами, вот автор так и написал. Я думал вначале исправить это в переводе, но решил оставить как есть.

– Если вы не против, – продолжил ир Алессоро, – я временно позаимствую этот лист, хочу переписать себе. Думаю, другие чистильщики моей группы тоже будут в восторге. А пока я предлагаю выпить.

Пока Гюнкар и Роберто всем наливали, ир Алессоро вкратце перевел остальным присутствующим смысл песни и их разговор с Николаем. А когда все взяли наполненные бокалы и стаканы в руки, уже многое успевший повидать, причем в двух мирах, бывший английский лейтенант Альберт Эдвард Александер Бэк сказал короткий тост:

– Farewell, Norfolk!

Глава 5

Все оставшееся в поселении время возле Кукушкина постоянно кто-то находился – или Роберто, или Бертон Алессоро, если капитан чистльщиков не занимался делами с командованием Триззумского отдела.

Ночи студент проводил в той же комнатушке, но теперь на полу возле его кровати на раскатанном одеяле спал Роберто. Переночевав так один раз, студент все же не выдержал и поинтересовался у ир Алессоро, почему они так поступают, неужели не доверяют ему как чужаку? Ответ прозвучал для него несколько неожиданным. Как оказалось, англичане просто переживали о душевном состоянии парня и не хотели его оставлять одного.

– Понимаете ли, Николай, - сказал ему Бертон, - всем, кто теряет свой дом и близких людей очень тяжело. Я решил, что вы довольно долго оставались наедине со своими мыслями и компания вам не помешает, особенно сейчас, когда вопросов у вас стало только больше. Нам же было проще переживать эту ситуацию, в этот мир нас попало шесть человек, служивших вместе. А это большая редкость для Варидии, когда из дыры вываливается такое количество выходцев за раз. Конечно, оставаясь наедине или погружаясь в воспоминания о Земле каждому из нас становилось невыносимо тоскливо и нелегко. Мы хоть и жили в век интереса к экстрасенсорике, спиритическим сеансам и различной мистике, но никак не ожидали, что подобное возможно и это коснется нас. Худо-бедно основам языка нас научил один из служащих СОУП и лишь после этого мы прошли обучение в Академии. То есть наша команда находилась в неведении относительно состояния дел гораздо дольше, чем вы. Но мы держались вместе, поддерживали друг друга, старались не оставаться наедине с плохими мыслями и благодаря этому, а также всеобщей поддержке смогли сберечь свой разум от помешательства. Надеюсь, теперь вам Николай не будет наше внимание казаться слишком навязчивым.

Когда англичанин говорил это, его взгляд казался отрешенным, направленным в воспоминания тех дней, и на его лице ясно читалась невосполнимая боль потери родного дома – Земли.

После услышанного Кукушкин понял, что весьма эгоистично думать, будто он один испытывает подобные переживания. Не он первый пропавший, не он и последний, а что уж говорить о родственниках тех, кто исчез, о их чувствах. На Земле у него остались родители и, конечно, никто им не сможет рассказать, что же произошло на самом деле в том переулочке европейского городка. Но у них, по крайней мере, оставалась еще младшая дочь, его сестра и надежда найти сына, ведь тела то не обнаружат. И успокаивая себя этими мыслями, Кукушкин решил не изменять своему оптимизму и надеяться на лучшее – а вдруг таким же образом, как занесло его сюда, он сможет вновь вернуться домой. И потом его жизнь в чужом мире превратится в занятную небылицу для рассказов в обществе друзей.