На чужой палубе

Но и на палубе было немногим легче. Буксирный трос с «Тамани» надежно придерживал «Гертруду» накренившимся бортом на ветер. Волна захлестывала палубу, оббегала горловины люков и шумно откатывалась обратно.

Иван Акимович обратил внимание Петра Андреевича на другую опасность. Причудливые наплывы льда свисали с левой стороны надстройки за борт, образовали нечто похожее на пещеру. Широкие глыбы его спускались с кормы и полубака. Местами даже фальшборт затянуло льдом; от шпигатов остались лишь узкие отверстия, возле них почти непрерывно клокотала сбегающая в море вода.

Ивана Акимовича прервал зычный голос динамика.

–  Капитан зовет.- Тони Мерч извинился и вернулся к надстройку.

Петр Андреевич только кивнул в ответ. Мысли его были далеки от боцмана. Ричард О'Доновен был прав.Раскрыть огромный грузовой люк, обращенный навстречу волне, мог только безумный.

Алеша перехватил взгляд Петра Андреевича и понял, о чем тот думает. Придерживаясь за леера, добрался он до лазового люка, выходившего на палубу неподалеку от обломка грот-мачты. Сунул руку в высокий, почти по пояс, тамбур. Вместо люка пальцы нащупали лед.

–  Разбить бы лед ломами,- предложил Иван Акимович, выслушав Алешу.- Да и самим спуститься в трюм. Разобраться там, что к чему.

–  Допустим, что мы спустились.- Петр Андреевич искоса взглянул на боцмана.- А дальше? Что мы сделаем в трюме? В темноте!

–  Это точно!- Иван Акимович приподнял шапку и ожесточенно поскреб пятерней затылок.- В непонятное дело попали. Туман!

Таманцы вернулись в надстройку. В знакомом узком проходе, ведущем в штурманскую, их встретили матросы. Они не посторонились, не уступили дорогу Петру Андреевичу, а сгрудились перед ним в плотную кучку.

Некоторое время все молчали. Потом посыпались со всех сторон вопросы. Растерявшийся под неожиданным и явно недружелюбным натиском, Морозов перевел очень немногое. Матросы спрашивали: скоро ли снимут их с погибающего судна?

Стараясь воздействовать на возбужденных людей, Петр Андреевич держался подчеркнуто спокойно. Проверенный прием подействовал. Шум несколько затих. Но стоило Петру Андреевичу заговорить о том, что надо спасать судно, груз, как его перебили возгласы.

–  Долго вы будете искать опасение?

–  Пускай спасают те, кому нужна эта развалина!

–  Не уговаривайте нас!

–  Мы моряки! Понимаем, в какой котел попали.

В поведении матросов не осталось и тени недавнего радушия.Резкий перелом в их отношении к таманцам был совершенно необъясним. На все доводы Петра Андреевича они упорно твердили свое: снимайте нас с парохода.

Беспокойство Петра Андреевича нарастало с каждой минутой.Проще всего было объяснить происходящее на «Гертруде» трусостью, паникой, охватившей экипаж, где тон задавали люди, набранные на рейс, равнодушные к участи парохода. Но панике всегда сопутствует страх и порождаемые им растерянность, суетливость. Паникеры не обладают выдержкой. А эти стойки. Они кричат об опасности и в то же время не хотят и пальцем шевельнуть, чтобы уменьшить ее. Расчет у них простой и верный. Люди с чужого траулера не могут уйти, бросить экипаж погибающего парохода. А жить русские моряки хотят не меньше, чем ирландцы, норвежцы, португальцы. Придет время, и они отступят, снимут людей с «Гертруды». Иного-то выхода в их положении нет…

Перебил размышления Петра Андреевича могучего сложения пожилой матрос.

–  С вашего позволения, сэр!
– Он выступил вперед и вскинул тяжелую узловатую кисть к полям зюйдвестки.- Старший рулевой Беллерсхайм. Меня послали к вам товарищи.

–  Слушаю вас.

–  Пора снимать людей.

–  Я не обращался к вам за советами,-сухо остановил матроса Петр Андреевич.

–  Мы боролись за жизнь старухи трое суток,- настойчиво продолжал Беллерсхайм.-До последних сил боролись. Сколько она еще продержится на плаву? Час? Два? Четыре? Не все ли равно? Хорошего ждать нечего.

–  Видите море?- Петр Андреевич показал рукой на темный иллюминатор.- Вы беретесь посадить пострадавших в шлюпку? Вы переправите их на траулер?

–  Если пароход перевернется, им легче не станет,- возразил Беллерсхайм.

–  Пароход не должен перевернуться,- отрезал Петр Андреевич.- Не должен и не перевернется.

–  Я понимаю вас.- В низком голосе Беллерсхайма прорвалась новая, язвительная нотка.- Наши интересы слишком различны.

–  Наши интересы едины,- твердо стоял на своем Петр Андреевич,- а потому вы должны помочь нам осмотреть второй трюм.

–  Ни один матрос в трюм не полезет.

–  Вы убеждены в этом?

–  Здесь тонущий пароход, а не клуб самоубийц.

Петру Андреевичу хотелось прикрикнуть на могучего матроса с бычьей шеей и грубоватыми чертами крупного морщинистого лица, назвать его трусом… Но здесь была чужая палуба. Эти люди жили по законам и нравственным нормам, незнакомым советским рыбакам. Не скажешь им, как на траулере: спасайте народное достояние. Но трудно, невозможно было понять, как может моряк с легкой душой оставить пароход с работающей машиной?

Воспитанный в строгих условиях военного флота, Петр Андреевич превыше всего ставил четкий судовой порядок. А что творилось на «Гертруде»? Строгий и умный судовой порядок полетел к чертям. Выработанные веками правила поведения на аварийном пароходе словно перечеркнул короткий огненно-красный сигнал SOS. И это в то время, когда порядок был нужнее, чем когда-либо!

–  Пока мы не сделаем все возможное для спасения судна, ни один человек снят с борта не будет,- твердо произнес Петр Андреевич.

–  Это ваше последнее слово?
– спросил Беллерсхайм.

–  Да.

–  Прошу прощения, сэр!

Беллерсхайм знакомым небрежным движением вскинул мосластую руку к полям зюйдвестки и отошел к ожидающим его товарищам.

Положение несколько прояснилось. Но легче от этого не стало. Экипаж «Гертруды» знал: капитан дал в эфир SOS, просил снять людей с парохода. Матросы радостно, встретили шлюпку с траулера, ожидая от нее спасения. А им предлагают продолжать борьбу, которую сам капитан считает безнадежной. Перед глазами матросов дразняще покачивался на волнах траулер. Всего несколько десятков метров отделяло их от его спокойной палубы… И тут на пути встал чужой упрямый человек со своим требованием спасать безнадежный пароход.

Желая исправить положение,Петр Андреевич заговорил о чести моряка. Слушая его, матросы вызывающе молчали, посматривая куда-то в сторону. И только Беллерсхайм с недоброй усмешкой бросил:

–  Хотите заставить нас работать? Напрасный труд!

Петр Андреевич уже готов был откровенно высказать все, что думал о Беллерсхайме и его товарищах, когда из бокового прохода неожиданно вынырнул Иван Акимович, взял его под руку и отвел в сторону.

–  На корме плот сколачивают,- тихо сообщил он.