На дальних берегах
Шрифт:
Мехти вошел внутрь и остановился, споткнувшись обо что-то твердое. Было очень темно. Он нагнулся; рука его нащупала сломанный стол…
— Что с вами? — спросила Анжелика.
— Будь осторожна.
— Я ничего не вижу.
— Дай мне руку.
Анжелика протянула руку, Мехти нашел ее в темноте и почувствовал, что рука девушки дрожит. Анжелика любила Марту Кобыль.
Сильный порыв ветра рванул дверь дома, она жалобно скрипнула и распахнулась. Анжелика испуганно прижалась к Мехти. Они подождали: может, кто-нибудь зайдет. Нет, тихо… Только ветер шумно вздыхал.
К воротам подъехала
Ненависть кипела в сердце Мехти. Ему уже рассказали, что Марта Кобыль была повешена гитлеровцами в Опчине.
— Сильвио, — сказал он, — поставь машину здесь, во дворе.
— А не рискованно? Может, дом под наблюдением?
— От дома почти ничего не осталось. Немцам и в голову не придет, что мы можем здесь укрыться. Они уверены, что мы теперь за версту будем обходить этот дом! Вася, — обратился Мехти к своему другу, — возьми сумки. А ты, Анжелика, останешься здесь с Сильвио. Мы скоро вернемся.
— Куда вы идете? — встревожилась Анжелика.
— На виа Фортуна.
Виа Фортуна была безлюдна, только ряды цветных фонарей свидетельствовали о том, что она живет бурной жизнью. Улица молчала, но за дверями ее домов совершались сотни измен и предательств, составлялись сотни заговоров.
Пройдя три дома, друзья вошли в четвертый, самый большой. Это и был «комбинат».
В прихожей сидела высокая подслеповатая женщина. Она вручила им «прейскурант». Выбор был большой. Мехти и Вася прошли в зал. Оркестр играл медленный блюз «Как грезы». Веяло приторным запахом духов, губной помады.
В зале уже собралось немало народу. Многие из солдат успели облюбовать себе женщин и куда-то скрылись вместе с ними. Посетители все продолжали и продолжали прибывать.
Через зал прошел хозяин дома. Он вел с собой девочку лет тринадцати-четырнадцати. Девочка испуганно ежилась и не знала, куда девать голые руки.
Мехти не мог оторвать от нее взгляда. Он мучительно припоминал, где он видел ее до этого. А припомнив, еле удержался, чтобы не вскрикнуть. Мехти встречал девочку у металлиста Александра Николича. Они сидели в маленькой темной комнатке, и Николич рассказывал о внутренней планировке немецкой казармы. Через стекло двери, соединяющей комнаты, Мехти заметил профиль незнакомой девочки. «Кто такая?» — настороженно спросил он у металлиста. «Это моя дочь!» — с гордостью сказал Николич. Металлист умер под пытками, а дочь его попала сюда. «Хорошо, что девочка не знает нас», — подумалось Мехти. Когда хозяин, с которым Мехти успел познакомиться при входе в дом, приблизился к партизанам, Мехти остановил его.
— Послушайте-ка, любезнейший! Уступите мне эту девочку!
— Как? — удивился хозяин. — Насовсем?
— Да, насовсем.
— Видите ли, — замялся хозяин. — Мы не практикуем таких вещей. К тому же — мы сами только что ее получили. Ее нужно еще воспитывать…
— Я думаю, что сумею ее воспитать и без вас! — сказал Мехти. — А вас могу заверить, что в обиде вы не останетесь. Ну, как?
Хозяин опасливо оглянулся, отвел майора в сторону и шепотом сообщил ему, что готов уступить девочку, — пусть только майор не скупится.
— Ладно, я заплачу сколько надо.
— Ведь
я многим рискую…— Ладно, ладно!
Хозяин повеселел.
— Если синьору угодно, девочка наденет собственное платье, — прибавил он, решив выгадать и на платье, которое было выдано девочке в доме.
— Хорошо, пусть переоденется, — согласился майор. — И поторопитесь!
— Подождите нас в соседней комнате. Там вас никто не будет тревожить.
Мехти и Вася перешли в пустую комнату, смежную с залом.
— Пора, — сказал Мехти.
— Время? — коротко спросил Вася.
— Час.
Они вынули палочки из каналов в толовой массе и раздавили капсюли детонаторов. В коридоре слышались уже шаги идущих к ним хозяина и девочки. Вася быстро сунул сумки под большой диван.
Хозяин ввел в комнату девочку. Она смотрела на офицера глазами, полными испуга. Девочка словно не знала, что для нее лучше: остаться здесь или следовать за военными? Она и понятия не имела, зачем ее держали в доме до сих пор. Вася взял ее за руки потянул за собой.
Когда они прошли через прихожую, полную новых посетителей, все удивленно уставились на них. Однако никто не посмел вмешаться, — офицер был в высоком чине.
На улице Мехти шепнул девочке:
— Только не пытайся кричать. И, пожалуйста, успокойся, мы не собираемся тебя обидеть.
— Отпустите меня! — взмолилась девочка. — Я не буду кричать, я буду совсем тихая…
— Милая, хорошая моя девочка, — ласково произнес Мехти. Он обнял девочку и прижал ее к груди. — Куда же я тебя отпущу? Ведь они снова найдут тебя!
— Я спрячусь, — уговаривала девочка, цепляясь за рукав Мехти. — Отпустите, отпустите меня!
Мехти почувствовал, что девочка дрожит, как в лихорадке.
— Идем быстрее! — произнес он прервавшимся голосом, повернувшись к Васе.
И Вася понял, как тяжело и больно Мехти за девочку. Он вспомнил, как первый раз Мехти сказал ему: «Вася, я советский».
Ветер неистовствовал по-прежнему. Улицы были пусты. Только изредка с гулом проносились патрульные машины, и тогда Мехти и Вася прятались в воротах домов.
Около одного из домов рабочего квартала девочка вырвалась от них и бросилась к дверям, крест-накрест забитым досками.
— Папа! — закричала девочка, отчаянно стуча кулаками в дверь. — Папа!
— Это был их дом.
Мехти подошел к ней и тихо сказал:
— Идем, девочка… Его нет дома…
Девочка, недоверчиво отстранив его руку, прыгнула через разбитое окно в комнату и исчезла в темноте.
— Папа! — все звала она.
— Вася, — тихо попросил Мехти. — Вытащи ее как-нибудь оттуда.
Вася полез в комнату и с трудом увел девочку из дому.
— Отпустите, отпустите! — просила девочка. — Это наш дом, я подожду папу, он придет. Вот его трубка, он забыл ее дома, отпустите…
— Поторапливайся! — приказал Васе Мехти. И, взяв девочку с обеих сторон за руки, они вышли на окраину города и завернули в сторону Опчины.
Как ни успокаивал ее по дороге Мехти, как ни старался уверить, что он друг ее отца, перепуганная девочка все плакала и вырывалась из его рук. И только в Опчине, в доме Марты Кобыль она немного успокоилась, увидев Анжелику, которой часто приходилось бывать в доме Николича.