На двух берегах
Шрифт:
– Возможно, - согласился он. Таня, погоревав неделю, подала рапорт о переводе в действующую армию, добилась назначения сестрой в какую-то часть и была на фронте.
– А если я подам рапорт?
– робко спросила она.
Он резко отстранил ее от себя.
– Не вздумай! Не вздумай! Выбрось из головы! «Хватит и меня там одного из нас двоих!» - мрачно подумал он.
Она смотрела на его рассерженное лицо, тянулась к нему, но он удерживал ее так, чтобы видеть ее глаза.
– Я… я не буду… если сделаешь это, я не буду тебе писать. Так и знай, - другим ничем он
– Не женское это дело - война!
– «Убивать или видеть, как убивают, не женское это дело», - хотел он сказать ей, но не сказал.
Она все-таки возражала.
– А другие? А Таня?
– Что ж, - вздохнул он и добавил мысленно: «И Мария тоже».
– Это только от нужды. Понимаешь, только от нужды. Нас, - он подразумевал мужчин, - не хватает.
– «Не хватает. Не хватает на эту страшную войну», - это он сказал про себя.
Сворачивая с шоссе, двигаясь медленно к госпиталю, полуторка с санитарными крестами на бортах дала несколько коротких гудков.
– Машина!
– прошептала Лена.
– Андрюша, милый, родной мой.
– Она приникла к нему и затихла.
– Да, родная… Но… но я обещаю писать тебе часто, так что ты…
– Что письма! Что письма!
– совершенно отчаянно сказала она.
– Проверять людей! Старшина Киселевский, проверить людей!
– скомандовал младший лейтенант. На этой санитарной машине они должны были ехать на пересыльный пункт.
– Отъезжающие, выходи строиться!
– крикнул весело, так, что слышно было далеко, старшина Киселевский и побежал вокруг госпиталя, собирая отъезжающих.
– Андрюха! Кончай любовь! В строй!
Они пошли к крыльцу.
Полуторка подъехала, развернулась, стала, шофер помог откинуть задний борт, санитары подставили ряд табуреток, по ним сошли те, кто мог, у кого эвакуация была «сидя», на крайнюю табуретку тотчас же вскочил дежурный врач, на другие взобрались санитары, и врач приказал им:
– Этого, второго справа. С кровотечением. Санитары полезли в машину и начали перекладывать того, с кровотечением, на носилки.
– Тихо! Тихо, ребята!
– крикнул он.
– Больно…
– Держи!
– Андрей сунул Лене скатку и вещмешок и вспрыгнул на колесо.
На него, запрокинув голову, сжав синие губы, смотрел Степанчик.
– Ты!.. Ты…
Он больше ничего сейчас не мог сказать, у него в горле стал комок: санитары, убрав со Степанчика шинель, перекладывали его на носилки. У Степанчика не было обеих ног, правой выше колена, а левой выше стопы, и низ бинта на правой промок от крови. Степанчик был плох - без кровинки в лице, у него и сил даже стонать не хватало, а глаза все время закрывались.
– В операционную!
– приказал врач, и Андрей пошел рядом с носилками, а Степанчик, поймав его руку, не отпускал и плакал.
– Видишь, видишь, Андрюша… Они меня устосали… Эти вонючие фрицы…
Операционная была на втором этаже, и он помогал на лестничных маршах разворачивать носилки, а Степанчик все ловил его руку.
– Бей их, Андрюша. Бей сволочей…
Обе половины двери операционной были распахнуты, стол готов, инструменты приоткрыты, и хирург, и две
сестры ждали в масках и перчатках.– Она меня резала! Эта тетка-осьминог! Зачем? Может, так бы зажило… - плакал Степанчик.
– Теперь на кой я годен? Кому нужен? Усыпила и резала. Откусила ножки… Выздоровлю, приеду и застрелю… - от слез Степанчик гундосил больше обычного.
– А ротный? А ротный, ротный? — спросил Андрей, отнимая руку.
– Ротный?..
– Нет! Нет ротного!
– Степанчика перекладывали на стол.
– О! Больно! Больно, черти!
– Андрей все придерживал одну половинку двери, а санитар его отталкивал.
– Жгут!
– скомандовал хирург.
– Снять повязку! Зажимы!
Одна из сестер, не сматывая, а разрезая ножницами, снимала куски кровавого бинта, а другая прямо поверх отрезанной штанины у самого паха затянула на ноге Степанчика жгут.
– А!
– крикнул Степанчик и, приподнявшись, увидев, что Андрей еще удерживает дверь, тоже крикнул ему:
– Нет! Нет ротного! Две пули в живот… А мы в окружении… Деревенька четырнадцать домов… Сгоревших… Мы отбили ее, держали, а они нас отсекли… Кричал он, корчился… Приказывал пристрелить… А я… А я…
Что ж, деревеньку и в четырнадцать домов, даже сожженных, следовало отбивать и удерживать. И в четыре дома. И хутор в один дом!
Сильным движением локтей хирург повалил Степанчика на стол.
– Маску! Эфир! Пульс! Дверь!!
– Да что ты за человек!
– сильно рванул Андрея санитар и захлопнул дверь.
Он сбежал со второго этажа.
Отъезжающие, построенные в две шеренги у машины, откликались «Я!», когда Киселевский называл их фамилии.
Лена подала ему скатку и вещмешок, уцепилась за локоть, он, перехватив мешок и скатку в одну руку, обнял ее другой, она, откинувшись на его руке, смотрела на него с отчаянием и ужасом, он наклонился к ее губам, но Киселевский скомандовал:
– В строй! Сержант Новгородцев, в строй!
1974-1977 гг.
Олег Борисович Меркулов
НА ДВУХ БЕРЕГАХ
роман
Редактор А. Загородний
Художник А. Тастаев
Худ. редактор Б. Машрапов
Техн. редактор Б. Карибаева
Корректоры Г. Сыздыкова и Е. Шкловская
ИБ 893
Подписано к печати с матриц 30.11.79. УГ 12867. Формат
84х108 1/32 Бумага тип. № 1. Гарнитура «Обыкновенная
новая». Высокая печать. Печ. л. 11,5. Усл. п. л. 19.32
Уч.
– изд. л. 24,5. Тираж 100 000 экз. Заказ № 1317.
Цена 1 руб. 70 коп.
Издательство «Жазушы» Государственного комитета
Казахской ССР по делам издательств, полиграфии и
книжной торговли, 480091, г. Алма-Ата, проспект Коммунистический, 105.
Фабрика книги производственного объединения полиграфических предприятий «Кiтап» Государственного комитета Казахской ССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, 480046, г. Алма-Ата, пр. Гагарина, 93