На двух берегах

Стас был выше и, видимо, сильнее Гостьева, к тому же Стас, как старый солдат, знал приемы рукопашного боя, приемы этого боя и когда у тебя нет оружия, а Гостьев, видимо, не знал, служа в поварах, так что преимущество было на стороне Стаса, но у Гостьева был штык, и Андрей крикнул:

– Брось штык! Брось, сволочь! Стас, назад! Брось штык, гад! Иначе!..
– он сдернул с плеча автомат, чтобы, если придется, дать прикладом этому ворюге и сволочи Гостьеву, но Гостьев вдруг бросил штык, и Андрей снова крикнул:- Стас, назад, тебе говорят!

Но Стас не считал нужным выполнять эту команду. Он загнал Гостьева в угол и, хлеща ладонями ему по щекам, приговаривал:

– Хотя нет, ты вообще не человек! Человек разумен и добр. А ты же обезьяна! Обезьяна шерстью внутрь! Вот тебе, ублюдок, мука! Вот сало! Вот тебе тушенка… Ты пародия на человека!..

Гостьев закрывался, хватал Стаса за руки, но Стас успел хорошо ему надавать, пока Андрей не оттащил его, зажав в локте шею Стаса, так что он даже захрипел. Но это помогло ему опомниться.

Стас забросил автомат за плечо, поднял полу шинели, высыпал в нее все оладушки и, хлопнув дверью, вышел. Андрей догнал его уже у нужного им дома, где Стас, оттопырив полу, так что оладушки были видны, командовал ребятам, пришедшим за боеприпасами:

– Брать по одной! Не жадничай, черти. Где взял? Командир корпуса прислал. Лично мне. А как я могу не поделиться с чудо-богатырями? С мужественными и героическими воинами? На, - сказал он Андрею, суя ему пару оладушек.
– Тебе тоже полагается. Что мы, хуже всех, что ли. Гранаты раздают поровну. Значит, и оладушки поровну. Лопай, черт длинный. Ну как? Не оладушки, а мечта!..

– Давай!
– ротный протянул руку, и Степанчик подвинул ему противогазную сумку, полную гранат.
– Атакуем! Взять траншею! Рассредоточимся по цепи, и, как я поднимусь - поднять людей. Ясно? И ты - звездочет! Встанешь?

– Встану!
– отрезал Стас.

Тут шваркнула новая серия мин, они все спрятали носы в землю, а когда разрывов стало вроде бы меньше, ротный разделил гранаты (каждому пришлось по три штуки) и скомандовал:

– Ну, ну, ребята… Черт не выдаст, свинья не съест! Вперед!

Они так и сделали: расползлись по цепи, причем ротный уполз

дальше всех на стык с другим взводом, чтобы поднимать и его, между ними четверыми оказалось метров по тридцать, и, когда, в паузе между сериями мин, ротный поднялся и крикнул: «Рота, вперед! В атаку! Ура!» - Андрей, сказав себе: «Пронесет! Пронесет и сейчас!» - тоже вскочил, тоже крикнул: «Взвод, в атаку! Вперед!» - увидел, как вскочил, подхватив его команду, Стас, побежал, сжавшись, чтобы казаться поменьше, к траншее немцев, слыша, как топает по бокам его взвод. Он стрелял на ходу по вспыхивающим немецким автоматам, а потом швырнул две гранаты, прыгнул с бруствера туда, где они взорвались, и дал очередь по убегавшим по ходу сообщения немцам.

– Закрепиться!
– крикнул им ротный.
– Рассредоточиться! Командиры взводов, проверить людей!

Андрей пошел сначала в одну сторону, потом в другую, считая, сколько же у него осталось во взводе. Осталось одиннадцать. Пилипенко был убит, Пилипенко лежал недалеко, раскинув руки, лицом вниз, так что засунутая сзади за пояс лопатка была хорошо видна, но Андрей не пошел за ней.

– Дозарядить оружие!
– скомандовал он и пошел к ротному сказать, что у него от взвода осталось одно отделение.

– Не горюй. Не горюй!
– утешал его ротный.
– Не на учениях. Сколько мы прошли за эти дни? Километров семьдесят будет? Будет. Сколько отбили деревень? То-то! И без паники.

Андрей пожал плечами.

– Какая там паника!

– Вот именно! Никакой паники. Мы еще только в Кировоградской области. До границы черт те знает сколько. Еще идти и идти! И, наверно, и по заграницам. Потери? Что ж, потери как потери. Пополнят. Глядишь, и заменят. Отоспимся во втором эшелоне. Тебе, взводный, ясно?.

…Еще не свечерело как следует, еще сумерки только опускались, когда ротный сам пришел к ним.

– Пошли!
– приказал он.
– И ты, звездочет. Главное, именно ты.

– Далече?
– как эдакий крестьянский простачок спросил Стас.

Ротный подхватил его тон:

– Нет, недалече. Пошли, пошли. На посиделки. У меня тут мысль одна…

На этот раз кухня стояла прямо за высоткой. Ужин еще был не совсем готов, но солдаты - человек восемь - уже толкались возле нее, не обращая внимания на старшину Алексеева. Заметив ротного, они хотели было испариться, но он издали крикнул:

– Отставить! Всем - к кухне.
– Дернув громадный, им впору было запирать церковь, замок на передке кухни, он приказал Гостьеву: - Открыть. Живо. Живо, Гостьев!

Гостьев изменился в лице, посмотрел направо, налево, помешал черпаком кашу, Гостьев выигрывал время, соображая:

– Да, товарищ старший лейтенант… Я, товарищ старший лейтенант…

– Что, ключ потерял?

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Выпал, наверное, из шинели…

– Бывает, - согласился ротный. Он взял карабин Гостьева и, зайдя сбоку, примерившись, в два удара прикладом сбил замок, выдернув скобы прямо с мясом.

Все, кто был поблизости, сгрудились по сторонам и за спиной ротного.

– Чего-то будет, ребята. Фокус-покус… В самое заветное поварское местечко заглянем… - говорили они.

– Лезь!
– приказал ротный Стасу.
– Доводи до конца. Лезь. Языком работать легче. Поработай руками. Живо!

Среди всего прочего - сухой подтопки, кое-какого инструмента для починки кухни, запасных вожжей, подков, чересседельника, изрядного мешочка сухарей, такого же мешочка муки, пачек патронов, Стас нашел три банки тушенки, две двухсотграммовые пачки чая и килограмма полтора шпика. Шпик был не куском, эти килограмма полтора состояли из толстых пластиков и крупных обрезков, слепившихся в комок. Каждому было ясно, что эти куски Гостьев в разные дни не порезал и не пустил в котел.

Всю еду Стас выкладывал на край кухни так, чтобы ее видел каждый.

– Ах ты ворюга! Ах ты сволочь!
– разъярился Алексеев и ткнул банкой тушенки Гостьеву в физиономию, а сержант Никодимов, здоровенный дядька, согнул Гостьева пополам, двинул кулачищем по спине так, что Гостьев охнул, и дал Гостьеву хорошего пинка.

– У кого воруешь? Гад! Ублюдок!

Солдаты, конечно, внесли свои предложения:

– Ребята, набьем ему морду.

– Судить его, собаку!

– Пулю ему в зад!