На гонках в Ле-Мане

Сен-Жюст согласился, признавая логичность рас­суждений Фабиена. Детектив продолжал:

— Я осмотрел ресторан. Он двухэтажный, но я быстро установил, что Танака устроил себе кабинет на первом этаже. Тогда я разработал целый сценарий. В этой сутолоке не будет подозрительным, если Доро­тея и Кандидо изобразят ссору перед окнами кабинета Танаки. В конце концов Доротея выходит из себя и швыряет в Кандидо пивную бутылку, но так неловко, что разбивает окно в кабинете Танаки. Ну как? Сообра­жаешь?

Сен-Жюст кивнул головой.

— Конец первого действия. Кандидо и Доротея исчезают. Я жду пять минут, появляюсь в ресторане и представляюсь как стекольщик, работающий на трас­се. Японцы приняли меня с низкими поклонами, чрез­вычайно вежливо и оставили на некоторое время одного в кабинете вставлять стекло. Я воспользовался этим и прикрепил микрофон под крышкой письменного стола.

Затем он повернулся к Доротее:

— Радости мало все время сидеть с наушниками. Через два часа Кандидо сменит Доротею. Но потребу­ется подкрепление, если мы хотим продержаться все двадцать четыре часа.

Сен-Жюст пообещал прислать ему Риотта. Он был доволен вдвойне. Во-первых, это была новая победа над полицией; во-вторых, он радовался, что с самого начала доверился Фабиену.

Он дружески похлопал детектива по плечу:

— Знаешь, ты не дурак! — сказал он ему.

— Будем надеяться, что микрофон хорошо установ­лен,— скромно заметил Фабиен. — Я пользуюсь им впервые.

— Успокойся, — сказал Пьер. — В любом случае я не собираюсь пока говорить об этом Ронжье. Всегда успеем это сделать, если получим интересную информа­цию.

В дверь постучали. Сен-Жюст взглянул на часы — ровно три. Риотт был пунктуален.

XVI

В сведениях, которые Риотт принес из ложи прессы, не было ничего нового. И он сам первый это признал:

— За победу будут бороться пять марок: «Матра», «Феррари», «Порш», «Хонда» и «Игл». Прошлогодний победитель — «Матра» — должен подтвердить свою ре­путацию. Она, конечно, фаворит болельщиков. Опыт инженеров и гонщиков «Матры» дает право считать, что она имеет реальные шансы на победу.

«Феррари», которую финансирует «Фиат», прило­жила максимум усилий. Уже десять лет итальянцы не побеждали в Ле-Мане, и их престиж от этого постра­дал. Им необходима победа, чтобы вновь завоевать по­пулярность.

После всех своих побед «Порш» утратила интерес к Ле-Ману и использовала свои успехи в коммерческих целях. Но в автоспорте быстро забывают тех, кто от­сутствует. И в этом году «Порш» вернулась не просто ради участия. Немцы — люди осторожные и самолюби­вые. Вполне вероятно, что на финише «Порш» будет не последней.

Что касается «Хонды», здесь ситуация иная. Япон­цы — «короли» мотоцикла — хотели бы теперь внушить почтение и к своим автомобилям. Но специалисты счи­тают, что у «Хонды» очень мало шансов выиграть гон­ку. Готье утверждает, что их машины развивают большую скорость, но обладают малой выносливостью. В первые часы гонки они покажут хорошие результаты, но надолго их не хватит.

Наконец, остается «Игл». Она в третий раз будет пытаться одержать победу в Ле-Мане. Опять-таки Готье считает, что «Игл» с турбинным мотором — это автомобиль будущего. «Я думаю,— сказал мне Готье,— что им удалось избавиться от некоторых конструктив­ных недостатков, ничего не потеряв в скорости и вы­играв в прочности». Готье, как и многие другие специа­листы, считает их фаворитами.

Фабиен прервал Риотта:

— Поскольку они фавориты, надо полагать, «Игл» в первую очередь является мишенью для преступ­ников?

Риотт покачал головой, вопросительно глядя на Сен-Жюста. Тот ответил:

— «Игл» имеет покровителя. — Он пояснил: — То­ни Ричардсон рассчитывает на победу автомобилей «Игл», чтобы увеличить во всем мире продажу печенья «Игл» и других пищевых продуктов под этой маркой. Возможно, что, выведя из строя «Игл», преступники хотят уронить престиж Ричардсона. Но поскольку по­беда в Ле-Мане — это огромный выигрыш в коммерче­ском плане, то жертвой Танаки и его друзей могут быть все марки, названные Риоттом.

Фабиен посмотрел на Доротею и прошептал:

— Будем надеяться, что мой микрофон разъяснит ситуацию.

Было четверть четвертого, когда Сен-Жюст покинул комнату Фабиена; до начала гонок оставалось еще со­рок пять минут, которые ему некуда было девать. Тогда он вспомнил об угрозах Эстева. В глубине души Сен-Жюст признал, что дядя прав.

«Хоть Гонин мне и неприятен, — сказал он себе, — надо признать, что в данном случае я ущемляю его ин­тересы. На его месте я бы разозлился. Эстев прав. Наше соперничество внутри газеты может только нанести вред "Суар"».

И, покаявшись таким образом, Сен-Жюст принял великое решение. Он направился к телефонной кабине и заказал разговор с «Суар».

Решение, которое он принял, было героическим и немного даже для него унизительным. Короче говоря, оно ему дорого досталось, поэтому, заказывая Париж, он оставил себе маленькую лазейку: «Если через чет­верть часа не получу разговор, я все отменю».

Прошло всего пять минут, когда телефонистка про­изнесла:

— Париж, шестая кабина!

Направляясь к этой шестой кабине, он улыбнулся и прошептал:

«Сквозь тернии — к славе».

Телефонистку в «Суар» он попросил соединить его с Гонином, надеясь все же, что тот не окажется на ме­сте. Но он был у себя. Когда секретарша сообщила Гонину, что его вызывает Сен-Жюст, он приказал немед­ленно соединить.

Вкратце изложив Гонину всю историю, Сен-Жюст сказал:

— Я понимаю, что это дело выходит за рамки мо­ей рубрики. С другой стороны, поскольку преступники считают, что я мертв, в случае успеха я не смогу его использовать как репортер. Мы на сто километров опе­редили всех наших коллег, и я подумал, что в интере­сах газеты лучше вам все рассказать.

Гонин наслаждался, слушая Сен-Жюста. Будучи че­ловеком трезвым и практичным, он предполагал, что Сен-Жюст действует небескорыстно, и размышлял: «Он испугался убийц, а если дела пойдут плохо, он опасается головомойки от Эстева. Вот хитрец!»

Вслух Гонин произнес как мог любезнее:

— Вы приняли мудрое решение, и я благодарю вас от имени газеты. Это дело действительно может нам принести популярность. Гримбер в настоящее время находится в Париже. Завтра утром он будет в Ле-Мане.

Гримбер, брюнет невысокого роста, был известен в журналистских кругах. У него было «легкое перо», он обладал смекалкой и являлся одним из лучших сотруд­ников «Суар». Присылая его в Ле-Ман, Гонин показы­вал тем самым, какую важность он придает этому делу, и Сен-Жюст был польщен. Он знал Гримбера и ува­жал его.